Диссертация (Стратегия разумной силы в политике глобального лидерства), страница 10

Отличительной особенностью трактовки «умной силы» С. Носсель является то, что она не включает «жесткую силу» в число ее компонентов. Взгляд Носсель на «умную силу» базируется именно на отрицании эффективности военного воздействия. Основное внимание Носсель концентрирует на дипломатическом элементе, который она связывает с традицией либерального интернационализма, заложенного еще президентом Вильсоном.

Второе рождение концепция «умной силы» в рамках данного этапа своего становления получила в 2007 году, когда при американском исследовательском центре CSIS была образована специальная комиссия с характерным названием «Smart Power Commission». Этой комиссией был подготовлен отчетный доклад под названием «Более умная, более безопасная Америка» («A smarter, more secure America»). В апреле 2008 года в сенатском комитете по международным делам под руководством нынешнего вице-президента США Джозефа Байдена прошли слушания на тему «Реализация идеи «умной власти»: повестка дня для реформы национальной безопасности» ²⁷⁵.

Американские исследователи Дж. Най и Р. Армитидж, игравшие ключевую роль при подготовке обоих документов, предлагают широкий набор элементов и ресурсов «умной силы». С этого периода «умная сила» начинает рассматриваться как синтез двух категорий, ранее введенных Дж. Наем, «soft power» и «hard power», и фактически встраивается в созданную им концептуальную систему. Важно подчеркнуть принципиально отличие «умной силы» от «soft power». «Умная сила» не исключает компоненты военной мощи.

При этом Дж. Най и Р. Армитидж говорят о необходимости активизации инвестиционных программ, направленных на поддержку эффективного функционирования различных международных союзов и организаций, в которых США состоят. По их мнению, это позволит упрочить международно-правовой статус США, а также увеличить возможности Соединенных Штатов влиять на восприятие в мире своих внешнеполитических действий не только в качестве легитимных, но и легальных.

По нашему мнению, основное отличие данного понимания «умной силы» состоит в том, что она предполагает концентрацию усилий на трех основных направлениях. Два из них имеют преимущественно международное измерение, а третье в большей степени связано с внутригосударственными преобразованиями, ориентированными на то, чтобы направить внешнеполитический инструментарий государства на достижение стратегических целей. Кратко остановимся на каждом направлении.

Первое направление предполагает работу государства по продвижению в мире принципа открытости, в частности, на уровне экономического сотрудничества (поддержка открытой международной экономики), на уровне глобального гражданского общества (активизация контактов на уровне гражданского общества своей страны с гражданами других государств, публичная дипломатия, образовательные обменные программы), а также на уровне свободного информационного обмена. В данном случае предполагается не просто использование инструментов публичной дипломатии, но также их модернизация.

Второе направление связано с продвижением государством международно-ориентированных идей и инициатив, а также с практическим финансированием программ по решению ключевых глобальных проблем, в частности, проблем в сфере глобального изменения климата, энергобезопасности, продовольственной безопасности, обеспечения медицинской помощи в глобальном масштабе, преодоления, социальных бедствий, эпидемий и катастроф. Реализация этих программ должна выстраивается на основе международного сотрудничества. Важным аспектом «умной силы» на данном направлении является укрепление американских позиций в ООН и усиление влияния США на принимаемые там решения.

В рамках третьего направления можно выделить некоторые атрибуты «умной силы», определяющие организацию внешнеполитического инструментария государства. Концепция Ная-Армитиджа, как и концепция С. Носсель, предполагает отказ от стремления преобразовать мир «по своему образу и подобию» ²⁷⁶. Атрибутом «умной силы» также выступает усиленная координация федеральных агентств, отвечающих за реализацию внешней политики в региональном ее измерении.

Важным элементом «умной силы» в рамках третьего направления, о котором писали Дж. Най и Р. Армитидж, и который также подчеркивала Хилари Клинтон, является активизация всестороннего диалога со всеми значимыми, крупными государствами, пусть они и не соответствуют статусу демократий в полной мере²⁷⁷. В результате «умная сила» позволит, сохранив большую часть имеющихся союзников, одновременно значительно сократить количество врагов. С точки зрения этой парадигмы, в современном мире государство не может выигрывать войны, как в одиночку, так и при поддержке ограниченного числа союзников. Поэтому, когда у государства имеется мало союзников и много противников, оно тем самым лишает себя во многих случаях возможности использовать жесткую мощь, что значительно снижает потенциал «умной силы» в целом. Когда американские исследователи говорят об «умной силе» применительно к самим США, они, в первую очередь, подчеркивают необходимость налаживания отношений с такими странами, как Китай и Россия, причем первому они уделяют особое внимание.

Другие американские авторы, развивающие идеи Дж. Ная и Р. Армитиджа, в частности, В. Коэн и М. Гринберг подчеркивают, что дипломатический элемент «умной силы» заключается, в том числе, в более масштабном дипломатическом присутствии государства (в данном случае США) в тех государствах, с которыми осуществляется внешнеполитический диалог. Одновременно важна активизация контактов по линии гуманитарного взаимодействия²⁷⁸.

Среди других американских исследователей, обращающихся к проблематике «умной силы», следует назвать Э. Вильсона. Среди факторов, обуславливающих необходимость перехода к использованию «умных» властных технологий он, во-первых, называет возвышение новых мировых центров силы, таких как Индия, Китай, Бразилия и других. Во-вторых, он отмечает распространение высшего образования и увеличение количества источников информации в таких крупнейших регионах мира как Азия, Латинская Америка и Африка. Данный факт приводит к повышению самосознания и желания отстаивать собственные национальные интересы у жителей государств соответствующих регионов. В-третьих, в современном мире возникают условия, при которых происходит своеобразная диффузия позиций ранее активно полемизирующих друг с другом последователей жесткой и мягкой силы в мировой политике. Сторонники жесткой власти, например, военные, постепенно начинают усваивать те преимущества, которые дает «мягкая сила», все более активно апеллируют к ее сильным сторонам. Результатом этого являются, например, заявления военных о том, что они выступают за дипломатическое урегулирование конфликта, а не за военно-силовое решение. В качестве примера можно сказать, что сторонники «умной силы» активно ссылаются на Роберта М. Гейтса, министра обороны США, который еще в конце 2007 года сделал ряд заявлений, свидетельствующих о пересмотре им роли гражданских механизмов «soft power» в обеспечении национальной безопасности государства в сторону большей значимости. Кроме того, одним из разработчиков концепции «умной силы» является В.Коэн, ранее занимавший пост министра обороны США. Одновременно, сторонники мягкой власти начинают использовать более жесткую аргументацию относительно принимаемых в аспекте публичной дипломатии решений и проведению через нее конкретных государственных интересов.

В результате на государственном уровне изменяется отношение к тому, каким образом должны вестись военные действия, какие формы обеспечения и сопровождения должны употребляться при военном вмешательстве для того, чтобы обеспечить их максимальную эффективность. В данном случае речь может идти об активизации общественной дипломатии в тех зонах, где армия проводит военные операции, что должно способствовать получению уважения и поддержки со стороны местного населения, у которого в условиях неправильной политики могут сформироваться откровенно враждебные настроения относительно государства, проводящего военные акции. Параллельно с этим возникает необходимость в формировании у военнослужащих более глубоких компетенций в таких сферах как знание языка, культуры, особенностей быта и нравов жителей тех районов, в которые осуществляются военные миссии.

Кроме того, по словам Э. Вильсона, в настоящее время растет значимость так называемых OOTW-операций (Operations Other Then War), которые представляют собой «военные мероприятия, осуществляемые в мирное время или в ходе конфликта, которые не обязательно включают боевые операции между регулярными воинскими формированиями противоборствующих сторон» ²⁷⁹. В данных операциях большое значение приобретает новое, более современное оружие, имеющее своей целью не уничтожение иррегулярных формирований противника, а его «иммобилизацию», то есть приостановку физической активности живой силы противника. Под OOTW фактически понимаются различные миротворческие миссии.

В результате возникает необходимость использования более тонких и сложных технологий, нежели просто обособленные относительно друг друга технологии мягкой и жесткой силы. Поэтому Э. Вильсон концептуально склонен разделять подход к «умной силе» как к комбинации разнообразных элементов «soft power» и «hard power», которые взаимно укрепляют и дополняют друг друга. Так, например, наличие у государства ядерного оружия способствует тому, что к его мнению по тем или иным вопросам на международных переговорных площадках прислушиваются более внимательно. С другой стороны, наличие определенных культурных связей создает предпосылки для возможности военного вмешательства в случае крайней необходимости.

Э. Вильсон выделяет четыре центральных атрибута «умной силы». Во-первых, она предполагает четкость постановки цели. Сила такого типа может реализовываться только при условии учета субъектом властных отношений особенностей и национальной специфики тех народов, государств и регионов, в отношении которых осуществляется властное воздействие. Во-вторых, «умная сила» требует четкого и объективного знания своих возможностей и ресурсов, которые должны быть достаточными для осуществления поставленных целей. Сами цели также должны четко осознаваться тем государством или объединением, которое стремится их достичь. В-третьих, требуется учет регионального и глобального контекста, в рамках которого осуществляются конкретные политические акции. В-четвертых, инструменты, посредством которых достигаются цели, должны применяться в соответствии со спецификой конкретной ситуации и ее конкретными условиями²⁸⁰.

На этом этапе в отечественной политологии, а также политологии ряда государств проводились исследования, направленные на поиск возможностей адаптации концепции «smart power» к целям и задачам внешней политики ряда государств (Россия²⁸¹, Бразилия²⁸²), а также межгосударственных объединений (Евросоюз²⁸³).

Третий этап в изучении «разумной силы» мы связываем с развитием собственно концепта «intelligent power» («разумная сила»), который появляется в международном политологическом лексиконе после того, как в 2010 году в пакистанском университете Карачи был проведен семинар с участием Дж. Ная. В русскоязычном варианте он был переведен как «разумная сила» ²⁸⁴.

Основное значение данного этапа состоит в том, что в его рамках происходит концептуально-смысловое размежевание «умной силы» и «разумной силы». Разведению стратегий «smart power» и «intelligent power» способствовало начало в декабре 2010 года так называемой «Арабской весны» и последовавшая за этим целенаправленная политика США, направленная на дестабилизацию и хаотизацию ряда государств (Ливия, Сирия, Украина). Перевороты на Ближнем Востоке, в Северной Африке ознаменовали собой качественно новый этап в эволюции технологий организации «цветных революций». Особенность этих «революций» была связана с активным использование коммуникативных Интернет-технологий, в частности, Facebook, Twitter, Google+, Skype и т.д. Данные технологии, совмещенные с пропагандистским влиянием крупнейших транснациональных западных СМИ, позволили достаточно эффективно манипулировать общественным мнением как на уровне населения самих государств, столкнувшихся с политическим кризисом, так и на уровне международного сообщества.

В результате «умная сила» («smart power») начинает все больше восприниматься через призму стратегии администрации Б. Обамы, политику которой даже видные американские авторы начинают характеризовать как манипулятивную²⁸⁵. В связи с этим целый ряд важных идей, предложенных при разработке концепции «smart power», оказались дискредитированы. На уровне реальной политики произошло искажение тех целевых принципов и инструментальных подходов, которые были заложены в концепции «умной силы». Как следствие, сам концепт «smart power» стал все более восприниматься через призму реалий американской международно-политической стратегией. В рамках этой стратегии принципы многосторонности все больше имитировались, нежели реально применялись. Виртуальные технологии преимущественно использовались как инструмент внешнего вмешательства во внутренние дела других государств в целях их дестабилизации. Дипломатия использовалась как инструмент давления, в том числе на ближайших союзников. Принцип ответственности в международной политике реализовывался крайне избирательно. В то же время интеллектуальная составляющая международно-политического влияния зачастую уступала место достаточно прямолинейной, необоснованной и непродуманной критике политических оппонентов (заявления официального представителя Государственного департамента США Дж. Псаки).

Разработка концепции «разумной силы» получила развитие в ряде зарубежных²⁸⁶ и российских исследований²⁸⁷. В рамках этих исследований была критически осмыслена концепция «умной силы». Нахождение взаимосвязей между наиболее существенными глобальными тенденциями и формирующимся запросом на глобальное лидерство нового качества позволило предложить подход, оперирующий такими категориями как ресурсы, инструменты и цели и позволяющий провести демаркацию между «умной силой» и «разумной силой». Кроме того, были концептуализированы стратегии «жесткой силы» («hard power»), «мягкой силы» («soft power»)²⁸⁸. Разработанная классификация позволила перейти к более глубокому структурному анализу инструментария стратегии «разумной силы», а также целевой специфике ее использования ведущими государствами (включая анализ участия в этом процессе отдельных внутригосударственных акторов²⁸⁹), а также межгосударственными объединениями.

Таким образом, концепция «разумной сила» в настоящее время формируется на стыке ряда научных и философских подходов, фиксирующих качественное изменение такого феномена как «сила» в мировой политике. Опора на положения данных подходов делает возможным разработку концептуально-теоретического обоснования разработки стратегии «разумной силы» в качестве очередной ступени в эволюции глобальных стратегий. В рамках этого теоретического положения стратегии «мягкой», «жесткой» и «умной» силы» в различной степени отражают логику Realpolitik. В свою очередь, стратегия «разумной силы» стремится осуществить эффективный синтез наиболее конструктивных принципов и возможностей Realpolitik, Idealpolitik и Noopolitik²⁹⁰.

1. Ресурсы, инструменты и цели стратегии «разумной силы».

В данном параграфе представляется необходимым остановиться на подробном поочередном рассмотрении ресурсов, инструментов и целей международно-политической стратегии «разумной силы». Ее ресурсы, инструменты и цели были выявлены нами в результате более четкой концептуализации данных составляющих применительно к стратегиям «жесткой силы», «мягкой силы» и «умной силы» ²⁹¹.

К основным ресурсам стратегии «жесткой силы» мы относим мощь военно-промышленного комплекса государства, характерную для «войн пятого поколения» (контактные войны), эффективность специальных служб, политику экономического и дипломатического давления в отношении других международно-политических акторов. Основные инструменты стратегии «жесткой силы» связаны с развитием обычных вооружений, совершенствованием возможностей ядерного противостояния, формированием системы противоракетной обороны, созданием военных баз в стратегически значимых точках мира, проведением контртеррористических и военных операций, гуманитарных интервенций за рубежом, операций по принуждению к миру, введением экономических и дипломатических санкций в политических целях. Стратегия «жесткой силы» ориентирована на принуждение контрагентов к определенным действиям посредством прямого давления либо шантажа.

К основным ресурсам «мягкой силы» мы относим такие составляющие внешней привлекательности государства как культурно-ценностная привлекательность, привлекательность национально-государственной экономической модели развития, привлекательность политической модели. На инструментальном уровне продвижение национальной массовой культуры в глобальном масштабе происходит посредством распространения в мире национальных языка, музыки, кино, спортивных игр, дизайна, торговых брендов; создания торговых сетей фаст-фуд с национальной кухней на территории других государств; иных форм культурной дипломатии. Эффективность распространения культурных ценностей достигается посредством использования PR-технологий, рекламных технологий, информационных возможностей международного теле- и радиовещания. Продвижение привлекательной политической модели происходит посредством таких инструментов как официальная дипломатия, публичная дипломатия, международные СМИ. Привлекательность национально-государственной экономической модели проявляется в поддержании экономического благосостояния населения страны, динамичного экономического роста, реализации крупных инфраструктурных проектов, нацеленных на развитие, оказание экономической помощи. В последнее время понимание «мягкой силы» трансформируется у самого Дж. Ная. В частности, в работе «Будущее силы» прослеживается определенный тренд на некую милитаризацию «мягкой силы». Например, это связано с феноменом использования военного превосходства (технологического либо организационного) в качестве ресурса привлекательности²⁹². Полномасштабно реализуемая стратегия «мягкой силы», несмотря на отказ от политики военно-силового принуждения, тем не менее, предполагает навязывание неких внешних для объекта стратегии стандартов в долгосрочной перспективе.