Е.Ю. Скарлыгина - Журналистика русской эмиграции - 1960-1980-е годы (975681), страница 6
Текст из файла (страница 6)
Открывая новое независимое издание, А.Хвостенко в №1(1978) подчеркивал: «В поле нашего зрения находится обширный материал, так и не сумевший просочиться в советскую печать. (А сколько современных русских и вовсе отказалось от сотрудничества с официальным издателем). Сейчас, на Западе, находясь в условиях пригодных для свободного издания, мы сочли своим долгом перед вольным русским искусством и перед нашими друзьями, не имеющими возможности или не желающими печататься в Советском Союзе, осуществить его своими средствами. Наше предприятие, мы хотим верить, вызовет соответствующее эхо. Возвысивший голос – услышит отклик» 1. Владимир Марамзин здесь же декларировал эстетическую программу: «Никаких ограничений языку и сюжету. Только так можно реализовать свободу. Единственное руководство – вкус». При этом редакторы журнала готовы «радоваться любым проявлениям народного характера в литературе: фольклорность, смех, игра, грамматические вольности и преувеличения, сосуществование низкого и высокого» 2 .
Всего было издано 14 номеров «Эха»: из них первые двенадцать – в 1978 -1980-м годах, когда журнал выходил ежеквартально, а два последних - в 1984 и 1986-ом. В статье, опубликованной в «Континенте», критик Эмиль Коган отнес «Эхо» к типу тонких журналов и подчеркнул, что появление такого издания свидетельствует «не только о возникновении у нас (в эмиграции – Е.С.) культурной среды, но и о её чрезвычайной жизнестойкости. Выпускать тонкий журнал – сужу по его зарубежным кузенам – всегда добровольная нагрузка, всегда субботник литератора» 3 , - писал Э.Коган, подчеркивая финансовую самостоятельность издания. «Эхо» - в отличие от «Континента», «Граней», «Синтаксиса», «Вестника РХД» и т.п.- было исключительно литературным изданием, ориентированным прежде всего на авангардную традицию русской литературы.
«Основное содержание, – анонсировала редакция – литературный процесс в России в течение последних десятилетий. Проза, стихи, литературная критика, публицистика. Более двух третей журнала составляют материалы разнообразного литературного самиздата «оттуда», из России. Многие имена годами работающих в литературе писателей появляются в печати впервые. Единственный в эмиграции журнал, регулярно печатающий библиографические материалы. Публикации, переводы, юмор. Современная лексика» 4 . После смерти хорошо известного ленинградского литератора – Давида Дара, эмигрировавшего в 1977 году в Израиль, - редакторы «Эха» признались, что именно через него к ним пришло «не менее трети наиболее интересных рукописей из России», а его уход из жизни означает, что «оборвалась еще одна связь с домом» 5 .
В разделе прозы журнал опубликовал отрывки из романов Юза Алешковского «Кенгуру» и «Карусель», комическую драму А.Волохонского и А.Хвостенко, повесть В.Высоцкого «Жизнь без сна», рассказы Рида Грачева, «Летний день» Олега Григорьева (с рисунками Доротеи Шемякиной), рассказы В.Марамзина и Юрия Милославского, «Вальс для К.» Д.Савицкого, разнообразную прозу Елены Шварц, Генриха Шефа, Сергея Юрьенена, Александра Кондратова. Следует заметить, что рукопись Высоцкого поступила в редакцию в незавершенном виде и без названия (рабочий авторский вариант заглавия - «Дельфины и психи» - был неизвестен). Именно редакторы «Эха» дали повести название «Жизнь без сна», под которым она печатается теперь и в России, и за рубежом.
В поэтическом разделе «Эха» представлены: Владимир Адмони, Дмитрий Бобышев, Иосиф Бродский, Анри Волохонский, Владимир Высоцкий, Глеб Горбовский, Михаил Еремин, Виктор Кривулин, Эдуард Лимонов, Алексей Лифшиц(его более поздний псевдоним – Лев Лосев), Олег Охапкин, Сергей Стратановский, Владимир Уфлянд, Алексей Хвостенко, Елена Шварц. В №14, 1986 опубликована представительная подборка стихотворений Генриха Сапгира и Игоря Холина.
В жанре эссе журнал познакомил читателя с работами Вадима Делоне, Иосифа Бродского («Меньше, чем единица», перевод Л.Лосева), Михаила Хейфеца. Среди архивных публикаций «Эха» - Александр Введенский («Некоторое количество разговоров, или Начисто переделанный темник», «Кругом возможно Бог») и Андрей Платонов – «Ювенильное море». Этот выбор также неслучаен, в нем отразился пристальный интерес издания к авангардной традиции в русской литературе.
Литературная критика «Эха» - это статьи П.Вайля и А.Гениса о Венедикте Ерофееве, М.Геллера – об Андрее Платонове, С.Довлатова о В.Уфлянде, А.Лосева – о И.Бродском и М.Еремине, В.Марамзина – о Владимире Максимове и Эдуарде Лимонове. Одной из важнейших заслуг издания стала публикация максимально подробной библиографии Андрея Платонова, включающей газетные материалы 1920-1940-х годов (составители – А.Киселев, Т.Лангерак, В.Марамзин).
Журнал неоднократно вступался в защиту гонимых на родине литераторов: Георгия Владимова, Владимира Войновича, Виктора Кривулина, Михаила Мейлаха, Константина Азадовского. Как заявил В.Марамзин в первом номере издания, «Эхо» не занимается специально политикой, тем не менее никогда не забывает зловещей цифры 1917» 6; здесь же он подчеркнул решимость журнала «не обольщаться никаким социализмом или коммунизмом, с лицом и без того. Хорошего социализма не бывает, это грамматическая нелепость».
В «Эхе» по преимуществу представлена так называемая «ленинградская проза», ориентированная на традиции Платонова, Зощенко и обэриутов. Для этой прозы характерна авторефлексия, идея внутреннего саморазвития и самоанализа личности, ощущение приватности человеческого существования. Ленинградских авторов «молодой прозы» 1960-х годов отличали повышенное внимание к эстетической стороне текста и погруженность в книжную культуру. Кроме того, в этой прозе вновь воскресал «маленький человек» - традиционный герой петербургского периода русской литературы. Таким образом, у журнала «Эхо», генетически связанного с ленинградской неподцензурной культурой, сразу обнаруживался общий эстетический знаменатель, и это заметно отличало его от других периодических изданий «третьей волны» эмиграции. В статье «Выговор «Эха», опубликованной в «Русской мысли», Кира Сапгир (критик и прозаик именно этой «волны») писала: «Эхо» издают ленинградцы. Отбор произведений для журнала носит отпечаток странновидения. В выговоре авторов есть нечто неуловимое, тот акцент, который всегда выдает жителей этого стройного, странного города. Города, где среди самого большого шума присутствует молчание. Мандельштам, с его точными, точечными касаниями самой сути, соединил дугой две точки: город – и страданье «детских припухлых желёз». И вот этот-то выговор – сквозь непохожую гортань, дает ломкость – словно отражение улицы в треснувшем зеркале. Такова ленинградская «городская проза», чудесно проросшая в 60-х годах, как бы на пустом месте, как бы начавшаяся от нуля» 7.
Прежде чем характеризовать отдельные публикации журнала, следует более подробно рассказать о двух его редакторах и издателях.
Владимир Марамзин с 1964 года вместе с Б.Вахтиным, В.Губиным и И.Ефимовым входил в неофициальную ленинградскую группу «Горожане», выступавшую за обновление литературного языка, за отказ от казенных штампов и конъюнктуры. Участвовал в одноименном машинописном сборнике и в устных выступлениях группы; распространял самиздат, в том числе и собственные произведения. В середине 1960-х он увлекся творчеством А.Платонова, испытал сильнейшее воздействия стиля этого автора. В.Марамзин был знаком с вдовой писателя, распространял машинописные копии запрещенного романа «Чевенгур» и на протяжении нескольких лет работал над подробной библиографией А.Платонова, которого неофициальная культура в СССР безоговорочно считала непризнанным гением. В 1972-1974 годах с согласия И.Бродского В.Марамзин составил машинописное пятитомное собрание его стихотворений. Нельзя не признать, что для русского читателя оно было в то время уникальным.
В 1974 году В.Марамзин и М.Хейфец (написавший предисловие к самиздатскому пятитомнику И.Бродского) были арестованы по обвинению в «изготовлении, хранении и распространении антисоветской литературы». Михаил Хейфец был приговорен к четырем годам лагеря и двум годам ссылки по статье 70 уголовного кодекса. Владимир Марамзин, после вынужденного признания своей вины и покаянного письма в парижскую газету «Le Monde», получил пять лет заключения условно. Как раз во время процесса в журнале «Континент» была опубликована повесть В.Марамзина «История женитьбы Ивана Петровича», ранее включенная в самиздатский сборник «Горожане». В июле 1975 года будущий редактор «Эха» эмигрировал и оказался первоначально в Риме, куда за ним приехал редактор журнала «Континент» Владимир Максимов. Именно он помог В.Марамзину обосноваться в Париже.
Алексей Хвостенко начинал как поэт в неофициальном обществе «Верпы» (вместе с Анри Волохонским), входил в литературную группу Хеленукты. В конце 1960-х – начале 70-х активно участвовал в самиздате и неофициальной культурной жизни Ленинграда, был широко известен в этой среде как автор и исполнитель собственных песен, а также художник, создававший картины в стиле авангардной живописи. В поэзии А.Хвостенко заметно влияние В.Хлебникова и обэриутов. Под общим псевдонимом А.Х.В. им были написаны вместе с А.Волохонским более 100 песен и несколько пьес. После эмиграции в 1977 году А.Хвостенко выпустил ряд книг, записал несколько кассет и дисков своих песен. Занимался живописью и графикой, создавал полуабстрактные картины и работы в духе поп-арта, а также скульптуры из дерева. В 1991, 1994 и 2004 годах приезжал в Россию (в отличие от Марамзина, который ни разу не побывал на родине), выступал с концертами в Петербурге и в Москве. Более подробную информацию о В.Марамзине и А.Хвостенко - заметных фигурах неподцензурной русской культуры - можно получить в литературной энциклопедии «Самиздат Ленинграда» (М., 2003).
Возвращаясь к журналу «Эхо», следует признать, что одним из его самых существенных достижений в области прозы стала публикация произведений Бориса Вахтина. Это рассказы «Сержант и фрау», «У пивного ларька», повести «Летчик Тютчев – испытатель» и «Одна абсолютно счастливая деревня», а также философская работа писателя «О чем пророчествовала русская культура?» (№14, 1986). В момент появления в журнале с этими текстами были знакомы, разумеется, только читатели самиздата. Созданная в традициях модернистской поэтики, проза Б.Вахтина сознательно нарушает обычную для реализма иллюзию жизнеподобия. Так, например, повесть «Одна абсолютно счастливая деревня», по замечанию Э.Когана, «лишена временного измерения. Былое и завтрашнее, жизнь и смерть не признают хронологического порядка. Молодые колхозники, «дремучий дед», заставший ещё нашествие французов, а также погибший в последнюю войну Михеев – всё спрессовано в едином экзистенциальном комплексе» 8 .
О Борисе Вахтине (1930-1981, Ленинград) – рано ушедшем из жизни замечательном писателе – стоит сказать подробнее, ибо на родине существует до сих пор единственный, далеко не полный, сборник его повестей и рассказов 9 . Сын писательницы Веры Пановой, он окончил китайское отделение восточного факультета ЛГУ и аспирантуру. Автор ряда трудов по литературе Древнего Китая и Кореи. Как переводчик китайской поэзии был принят в Союз писателей, возглавлял секцию художественного перевода в ленинградском отделении СП. С начала 1950-х годов писал прозу, которая распространялась преимущественно в самиздате. В официальной печати при жизни опубликовал только три рассказа (в альманахе «Молодой Ленинград» и журнале «Аврора»).
Повесть Б.Вахтина «Дубленка» (1978), посвященная дельцам советского «черного рынка», увидела свет в знаменитом неподцензурном альманахе «МетрОполь».
Во время суда над А.Синявским и Ю.Даниэлем (1966) Борис Вахтин вел записи, которые затем использовались в выпусках «Хроники текущих событий». Летом 1974 года привлекался в качестве свидетеля по делам В.Марамзина и М.Хейфеца. Отказался от дачи показаний, что в дальнейшем (как утверждают составители энциклопедии «Самиздат Ленинграда») помешало ему защитить докторскую диссертацию. С 1977 печатался на Западе - в журналах «Время и мы», «Эхо» и «Третья волна», а с 1988 его произведения печатаются и в России. В 2000 году спектакль по повести «Одна абсолютно счастливая деревня» был поставлен Московским театром-студией П.Фоменко, год спустя он удостоился премии «Золотая маска», так что знаменитое произведение Б.Вахтина включено в современный культурный контекст.
Сопровождая послесловием рассказы Рида Грачёва – еще одного лидера ленинградской неподцензурной литературы – Владимир Марамзин писал: «В начале 1960-х я не мог себе даже представить, что мне придется готовить в набор, вычитывать и править «Адамчика». Этот рассказ Р.Грачева вместе с рассказами раннего Голявкина, вместе с «Летчиком Тютчевым» Б.Вахтина, «Митиной оглядкой» Г.Шефа, «Дверью» А.Битова, стихами Горбовского, Уфлянда и Бродского были для меня той корзинкой, которую набираешь и несешь потом до конца» 10.
Эту самиздатскую прозу отличает повышенный интерес к детали, почти документально-этнографическая точность в описании российской повседневности. Но было бы неверным назвать произведения Б.Вахтина или Р.Грачева гиперреализмом. «Перемещаясь из бокового зрения в фокусный центр и стыкуясь с трагическим, - подчеркивает критик Э.Коган, - деталь становится выражением возвышенного, поводом заглянуть в самые проклятые и неотвязные вопросы жизни. Сгущённый реализм обнаруживает черты реализма метафизического, унаследованного от обэриутов и Платонова» 11 .
Проза Владимира Марамзина стилистически разнообразна, но чаще всего это сатирические, сюрреалистические тексты с примесью фантастики и абсурда (например, повести «Блондин обеего цвета», «Тяни-толкай»). В построении фразы нередко заметно влияние А.Платонова, а также Д.Хармса. В цикле рассказов «Смешнее чем прежде», опубликованном в журнале «Эхо» (№4, 1978), В.Марамзина интересует некое массовидное существо, наделенное зощенковской речью и повадками капитана Лебядкина. Писатель как бы находится в гуще многоликой толпы, но всегда видит и её атомарные единицы – затравленного жизнью и замороченного идеологическими клише маленького человека.
В архивах радио «Свобода» сохранилось интервью с писателем, взятое Дмитрием Савицким – также эмигрантом «третьей волны» и автором «Эха». «Деформированная лексика и деформированный синтаксис, язык некоего спятившего бухгалтера – откуда он появляется в твоих рассказах? – спрашивает Д.Савицкий. – Почему слова занимают не свои места, для чего они это делают?» Владимир Марамзин отвечает: «Во-первых, в русской литературе такая традиция всегда была. И, может быть, я её несколько сгустил. Во-вторых, мне кажется, что такой язык больше привлекает внимания к смыслу, к тексту. Это пришло ко мне как-то совершенно неожиданно, через моих учителей» 12. Среди близких авторов В.Марамзин называет в этом интервью Юза Алешковского.
Эстетические и стилевые пристрастия редакторов «Эха» были непривычны для русской эмиграции и нуждались в разъясняющем критическом комментарии. Его мы находим, в частности, на страницах «Граней» (№ 111\112, 1979), в заметках Р.Петрова «О журнале «Эхо».
«Нимало не сомневаясь во вкусе Марамзина и Хвостенко, - пишет критик - я могу с большой степенью вероятности предсказать, что многим русским читателям в эмиграции он покажется плохим. У всех в памяти приём, оказанный альманаху «Аполлон-77». Здесь тот же случай. Материал, которым заполнены три уже вышедших номера журнала – произведения русского литературного авангарда. Мне хочется выступить в защиту вкуса издателей «Эха» 13 .
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
