Автореферат (958826), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Таким образом, использование древних китайских мифологем в«жестоком» реалистическом контексте гражданской войны способствоваловозникновению интернационального мифа о родственности «восставшихнародов» России и Китая, выражением которого стал «красный китаец»Син-Бин-у.Во втором параграфе «Мотив инфернального зла в рассказах И.Бабеля "Ходя" и М. Булгакова "Китайская история"» исследуютсяперсонификации мифа о «красном» китайце, созданные в иномэмоциональном ключе и с противоположных эстетических позиций.Своекорыстные и безразличные к русской судьбе «ходи» И. Бабеля и М.Булгакова обнаруживают глубинное сходство этических писательскихмотиваций, в которых «замысловатые хины» предстают не простотрадиционной «китайской угрозой», но воплощением апокалипсическогоинфернального зла. Воспитанные на ценностях обреченной традиционнойкультуры, И.
Бабель и М. Булгаков мифологизируют бывших «ходей»,облекая их в гротескно-саркастические образы «бесов» революции,исполняющих свою губительную миссию. В «Ходе» Бабеля появление«кожаного китайца» связывается с «волей сатаны» и мотивом«матереубийства». В «Китайской истории» «ходя» «является» в«апокалипсической» российской столице и сразу же получает узнаваемый вбулгаковской демонологии облик: «Это был замечательный ходя … лет 25, аможет быть, и сорока? Черт его знает!...» 35 . Писатели едины вэмоционально-этическом неприятии бесчеловечного революционного быта.Пришлый китаец становится символом беспощадной воли, которого одели в«кожаное» и уполномочили наводить «революционный порядок»36.Булгаков М. А. Дьявольада.
М.: Недра, 1926. С. 135.О Китае как инокультурной стихии в русской революции см. статью И. С. Урюпина«Китайская» тема в творчестве М. А. Булгакова: к вопросу об инокультурной стихии в353615Автор диссертации подчеркивает, что созданные писателямимифические образы нельзя отождествлять с действительными характерамикитайцев, поскольку являются отвлечениями от подлинников и представляютсобоймифопоэтическиемодификациилитературно-художественныхвоззрений на Китай и китайцев, сложившихся в русской литературе. В этомутверждении автор основывается на понимании мифа А. Ф. Лосевым,который считал, что миф, сохраняя только внешнюю фактичность предмета,возникает в интуитивно-чувственной «отрешенности» от его действительногосодержания и наделяет предмет новыми значениями соответствующимиидейно-нравственным представлениям его создателя.37 Опираясь на мнениефилософа, мы полагаем, что в литературе мифический образ являетсяпорождением интуитивно-творческой рефлексии, где главным является несодержательная подлинность изображаемого предмета, а только его внешняя,«живая» фактичность, которая наполняется другим содержанием и смыслом.Следовательно, миф о безжалостном«красном» китайцерассматривается в диссертации, как результат индивидуально-творческойрефлексии над «интернациональным» обликом жестокости классовой борьбы,которая в сознании некоторых русских писателей стала причиной ещебольшего отчуждения от китайцев, по разным причинам вставших на сторонубольшевиков.
Мифологизированные образы «ходей» следует рассматриватькак модификации «китайских масок», являющихся сублимированнымиспутниками русской исторической судьбы, и оценивать строго в контекстетрагических впечатлений авторов от будней «русской катастрофы».Таким образом, в русской литературе 1920-х годов миф о Китае икитайцах получил новое развитие, а традиционные мифологизированныепредставления о «замысловатых хинах» предстали в новом мифопоэтическихмодификациях.В третьей главе «"Китайские маски" в евразийском мифе о"восточном пути" России в произведениях Б. Пильняка и М. Цветаевой»исследуются мифопоэтические версии евразийской идеи о принадлежностиРоссии и Китая к единому восточному пути.
Автор диссертации развиваетпредставление о том, что начиная с поэтической практики группы «Скифы»,в творчестве писателей, близких к евразийской идее, Россия все чащеизображалась в мифическом восточном «обличье», символическиуказывающем на ее исконную принадлежность «не Западу, а Востоку».38В первом параграфе «"Китайский лик" России в творчестве Б.русской литературе 1920-х гг. // Известия ВГПУ, 2011, № 5. С. 132-135.37«Мифический образ мифичен в меру своего оформления, т. е., в меру своегоизображения, в меру понимания его с чужой стороны». // Лосев А. Ф. Диалектика мифа.М.: Мысль. 2001. С. с.
84.38Трубина Л. А. Историческое сознание в русской литературе первой трети XX века:Типология, поэтика: дис. ... д-ра. филол. наук: 10.01.01. Москва, 1999; Пономарева Т. А.Новокрестьянская проза 1920-х годов. Ч. 1. Новокрестьянская проза 1920-х годов. Ч.1Философские и художественные искания Н.Клюева, А.Ганина, П.Карпова: Монография.Череповец, 2005.16Пильняка» рассматриваются мифопоэтическое тождество Китая и китайцевпроизведениях «Голый год» (1919), «Санкт-Питер-Бурх» (1921) и «Китайскаяповесть» (1926).В романе «Голый год» проблема Восток – Запад и в ее рамках Россия –Китай осмысливается в категориях не противопоставления, но подобия.Китай предстает «косящим» зловещим ликом России, символизирующимзатаившуюся в ней непредсказуемую восточную стихию.
МотивКитая-«загадки» используется Пильняком для изображения нутряной жизниРоссии, которой предстоит освободиться от наваждений европейскойцивилизации и заново осознать себя в духовном пространстве Востока. Понашему мнению, в романе намечается мифопоэтическое представлениео России, как символическом подобии Китая, как ее новой «китайской маски»,которой, благодаря мессианской роли революции, предстоит будущеедуховное преображение. Историософское представление о китайском«облике» России является главным мифообразующим мотивом, которыйсоставляет основу мифических образов Китая и китайцев в последующихпроизведениях Пильняка с китайской тематикой.В рассказе «Санкт-Питер-Бурх» Пильняк, с нашей точки зрения,пересмотрел устоявшееся представление о «враждебном» Китае и создалновую версию литературного мифа.
В отличие от А. Белого, который в«Петербурге» показал Китай частью огромной восточной полиэтническойсемьи, Пильняк рассматривает Китай в его исторической протяженности инепосредственной вписанности в русский революционный быт. Ему кажется,что Россия повторяет историю Китая и потому предстает «второй ИмпериейСередины», наследницей империй Ши-Хоан-Ти и Петра I, которые,воздвигнув свои державы, открыли новую эпоху в их истории. Пильняк видитразвитие обеих стран как подобия одной и той же истории, которая«кончилась в начале XX века». В рассказе, составленном из последовательносменяющих друг друга авторских представлений об истории двух стран(«Столетья ложатся степенно, – колодами» 39 ), Китай оказывается прочновплетенным в российскую жизнь в плоть до того, что даже неизменнопопулярные с петровских времен предметы китайской утвари насыщаются«прекрасной русской революцией» и превращаются в ее дьявольскую гримасу.«У инженера корчили хари в кабинете китайские черти, кость, бронза ифарфор – твердым холодком корчили хари» 40 .
В «Санкт-Питер-Бурхе»мифопоэтическое подобие Китая и России изображается как свершившийсяфакт тождественной общности их исторического пути.В «Китайской повести» Пильняк увидел Китай другими «масштабами иаршинами» что подсказало ему не только пространственное, но икультурно-историческое подобие между Россией и Китаем: восприятиедобровольной европеизации, как глубокого увечья, и способность преодолетьПильняк Б. А.
Санкт-Питер-Бурх // Собрание сочинений: В 6 т. Т. 1: Голый год; Роман;Рассказы. М.: ТЕРРА – Книжный клуб, 2003. С. 394.40Там же, С. 401-402.3917это заблуждение и оказаться «по одну сторону» цивилизации.Отличительным свойством мифотворчества в «Китайской повести» являетсяопора на документальный материал, который в форме дневника определяетповествовательную фактуру и жанр произведения. Миф о Китае и китайцахрождается исподволь, путем нутряного переживания великого потокакитайской жизни и объединения его с великой русской революцией. Глядя накарты Китая, Пильняк видит Россию, и в его отрешенном сознании возникаетобраз стронувшихся и сжимающихся громадных пространств, откуда «повсему земному шару должна пройти коммунистическая революция»41.Во втором параграфе «Евразийская интуиция "русского китайца" врассказе М.
Цветаевой "Китаец"» исследуется мифопоэтическоевоплощение евразийской идеи в персонажах этого произведения.Автор диссертации отмечает, что распространение евразийскихвзглядовактуализировалокитайскуютемувтворчествеписателей-эмигрантов, а в рассказе М. Цветаевой, накопленное в прошломсодержание мифа о Китае и китайцах, обрело новые этико-эстетическиеконнотации. М. Цветаева откликнулась на «российско-восточную»мифологию евразийцев оригинальными образами героев-китайцев и вмемуарной форме выразила в них личное переживание нашего историческисложившегося общего духовного родства. Как у Бабеля, Булгакова иПильняка, портреты китайцев в рассказе предстают не привлекательными(«Иду по Арбату и наталкиваюсь – именно наталкиваюсь, как на столб, накитаянку в голубом балахоне, редкую, лицом, уродку» 42 ).
Но детальнопередаваемые отталкивающие черты, носят явно нарочитый характер. Вустах вспоминающей родину эмигрантки они утрачивают прямое значение иисподволь наполняются радостным и теплым чувством «узнавания» бывшихземляков и в этой новой воображаемой встрече «уродка», «желтюгакосоглазая», «нехристи» становятся «родными». Они не просто вписаны врусский контекст, но предстают его восточной ипостасью.
«Китаец» видитсяавтору не просто «желтым», но «лошадо-волосым, бегущим». В этойобразной контаминации нетрудно угадать историософско-мифический мотив«мчащейся» «вскачь» блоковской России-«кобылицы» из цикла «На полеКуликовом», где лошадь предстает символом вольных кочевых народов. В«Китайце» образы «уродливых» азиатских соотечественников, наполняютсянастальгическим чувством согласия и любви, которое, на наш взгляд,является главным мифообразующим средством изображения.В Заключении мы делаем вывод, что в русской литературе образыКитая и китайцев основывались не столько на собственных объективныхзнаниях о жизни «великого восточного соседа», сколько на сведениях ипредставлениях, почерпнутых из европейских источников. И, впоследствии,Пильняк Б.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
