Автореферат (958826), страница 3
Текст из файла (страница 3)
135-144.23Дизеринк Х. Компаративистская имагология. По ту сторону имманентного итрансцендентного толкования / Перевод А. Безденежных // Поляков О. Ю., Полякова О. А.Имагология: теоретика-методологические основы. Киров: ООО «Радуга-ПРЕСС», 2013. С.154-158.24Леерссен Й. Имагология: история и метод / Перевод О. Ю. Полякова // Поляков О. Ю.,Полякова О. А. Имагология: теоретика-методологические основы. Киров: ООО«Радуга-ПРЕСС», 2013. С. 159-162.25Большакова А.
Ю. Россия и Запад в начале нового тысячелетия. М.: Наука, 2007. 326 с.26Земсков В. Б. Образ России в современном мире и другие сюжеты. М.; СПб.: Центргуманитарных инициатив; Гнозис, 2005. 343 с.27Мэн Хуа. Компаративистская имагология. Пекин: издательство Пекинскогоуниверситета, 2001. 282 с. 孟华. 比较文学形象学. 北京:北京大学出版社, 2001. 共 282页.28Поляков О. Ю., Полякова О. А. Имагология: теоретика-методологические основы.Киров: ООО «Радуга-ПРЕСС», 2013. 162 с.227в том числе в 4 статьях, опубликованных в ведущих рецензируемых журналах,рекомендованных ВАК РФ.Структура диссертацииДиссертация состоит из Введения, Основной части (3 главы),Заключения и Списка литературы. Общий объем диссертации – 163 страниц,список литературы насчитывает 214 наименований.Основное содержание диссертацииВо Введении определяется выбор темы исследования, представленобзор литературы по теме, обосновываются актуальность, новизна, цели изадачи диссертации, сформулирована методологическая база, материал,предмет, объект исследования, приводятся положения, выносимые на защиту,выводы и опыт их апробации в публикациях и докладах.В первой главе «Формирование литературного мифа о Китае икитайцах в русской литературе» аргументируется возможностьрассматривать созданные в русской литературе образы Китая и китайцев вкачествемифологических.Внихобнаружилсяипомереисторико-литературного развития увеличился мифотворческий потенциал,который позволил русской литературе создать литературный миф,основанный на непрерывно развивающихся интуициях Китая в русскойнациональной культуре.В первом параграфе «Теоретические подходы к изучению образа"другого" и возможностям его мифологизации» приводятся различныеточки зрения на проблему литературоведческого и культурологическогоосвоения образа другого в русской культуре и литературе.
Опираясь наметодологию понимания мифа и мифотворчества в работах А. Ф. Лосева(«Диалектика мифа», «Проблема символа и реалистическое искусство» и др.),Е. М. Мелетинского («Поэтика мифа»), В. Н. Топорова («Миф. Ритуал. Образ.Символ») и теоретическую разработку концепта «другой-для-меня» в работахМ. М. Бахтина («Автор и герой в эстетической деятельности»), автордиссертации обосновывает и возможность использования имагологическогоподхода к изучению образа «другого», представленного в исследованияхевропейских (Д-А.
Пажо «Перспектива исследований в сравнительномлитературоведении:культурнаяиконография»,Х.Дизеринк«Компаративистская имагология. По ту сторону имманентного итрансцендентного толкования», Йуп Ларссен «Имагология: история и метод» )и российских (А. Ю. Большакова «Россия и Запад в начале новоготысячелетия», В. Б. Земсков «образ России в современном мире и другиесюжеты», В. В. Орехов «Миф о России во французской литературе первойполовины XIX века», А. Р. Ощепков «Образ России во французской прозеXIX века») ученых. Поскольку в диссертации применяется опытсравнительного изучения не иноязычных, а русскоязычных произведений, вкоторых развитие китайской темы основывалось на общении собщекультурными источниками в Европе и Китае, возможность8использования имагологической методики изучения инокультурнойобразности в русской литературе представляется вполне оправданной.
В силутого, что образный стереотип Китая и китайцев первоначально сложился вевропейских культурах и был воспринят русскими писателями под ихвлиянием, литературно-художественное освоение китайской тематики невыходило за рамки европейских этико-эстетических оценок. Образ Китая икитайцев складывался на основе европейских стереотипов и имелрепрезентативный характер.
Таким образом, восприятие китайской культурыв рамках русской культурной рецепции и репрезентации вполнесоответствует задачам имагологии и может рассматриваться в рамкахмежкультурной коммуникации.Только с устойчивым утверждением китайского культурного феноменав русской культуре, когда по отношению к нему возникло заинтересованное«встречное течение» (А. Н. Веселовский) и возникли его национальноотрефлексированные литературно-художественные версии, в русскойлитературе появилась «китайская образность», воспринятая в национальныхинтуицияхиосвоеннаявсоответствииснациональнымидуховно-нравственными устоями.
Образы Китая и китайцев, будучиосвоенными и напитанными «русскою душою», приобрели ту степень«неотделимости» от русской культуры и те глубинные диалектические связи,которые, согласно учению А. Ф. Лосева, являются основой длямифотворчества и способствуют появлению русского литературного мифа оКитае и китайцах.Во втором параграфе «Интуиция "китайского ума" как мотивныйисточник для мифологизации и появления мифологических образов»обосновывается наблюдение, что первым импульсом к мифологизациикитайского материала в русской литературе стало появление мотивногообраза «китайского ума» в стихах поэтов XVIII века А.
Д. Кантемира, М. В.Ломоносова, Г. Р. Державина, А. Н. Радищева.Выражение «китайский ум» появляется у А. Кантемира в сатире VI «Оистинном блаженстве» (1738) и привлекает внимание тем, что используетсякак метафора страны, которая в числе развитых государств Европыопределяется как создательница великих достижений человечества в областикультуры и искусства: «Искусство само твой дом создало пространный, / Гдевсе, что Италия, Франция и странный / Китайский ум произвели, зрящихудивляет»29. Не объективный Китай, а «странный китайский ум» становитсядля поэта обозначением творческого гения страны, которая восхитилапросвещенный мир своей культурой и философией.
Метафора «китайскийум» оказывается интуитивным извлечением из Китая нужного автору смыслаи становится ее наименованием. В этой метафоре оказывается свернутой всякитайская культура, вызывающая у поэта искреннее и восторженноеудивление. Кантемир превращает «китайский ум» в символ, которыйсодержит еще не раскрытый, но мощный мифический потенциал, поскольку29Кантемир А. Д. Собрание стихотворений. Л.: Сов. писатель, 1956. С. 149.9оказывается в «сфере подлинно жизненного взаимообщения субъекта иобъекта»30, где «объект», Китай, осваивается, переживается и преобразуетсяавтором-«субъектом» в символическое выражение феноменальныхтворческих возможностей. «Китайский ум» становится мотивнымсимволическим образом таинственного инокультурного гения, получившегопризнание в творческом сознании русского поэта, сыгравшего важную роль врусском Просвещении.Во второй половине XVIII века под влиянием «китайских увлечений»Европы, «китайский ум» в его как мотивных, так и предметноконкретизированных образных выражениях стал частым явлением впроизведениях русских писателей екатерининской поры.
Плоды «китайскогоума»: «китайский вкус», стиль, искусство, архитектура, созерцательноемиропонимание, конфуцианство активно усваиваются, поэтизируются иобразуют особый дискурс в русской культурной и литературной жизни.Особое место в мотивном комплексе русской литературы этого временизанимает «китайская мудрость». Философско-педагогическое учение ивыразительность конфуцианского текста оказываются предметом глубокой ипочтительной творческой рефлексии, получает признание и становитсяпостоянным спутником нравственно-философских исканий русскойлитературы последующих веков от А. Радищева до И. Бродского и В.Пелевина.Таким образом, мудрость, знания, искусность, красота становятсяустойчивыми мотивами русской «китайской образности», формируютпредставления русских о Китае, и в течение полутора столетий оказываютсяосновой русского мифа о «замысловатых хинах», об экзотической китайскойцивилизации.
В художественном сознании русской литературы представлениео Китае концептуализируется в миф о далекой и загадочной страневыдающихся свершений ума и культуры.Иная образная интерпретация «китайского ума» возникла в начале XIXвека. Она развивалась наряду с первой, но в противоположность ейсодержала, по преимуществу, отрицательные коннотации «китайскогообразца».
Китай требовал от европейцев и русского соседа соблюденияпринятых в государстве порядков и правил поведения, которые многим вЕвропе и России казались надуманными и чрезмерными. Китай не пошел попути европейского прогресса и предпочел остаться в рамках своейкультурно-историческойсамодостаточностииидентичности.Вобщественно-политических кругах и у многих русских писателей сложилосьпредубеждение, что Китай – это заносчивый и консервативный сосед,склонный к самонадеянности и бесплодным созерцаниям. У В.
Г. Белинского,А. Н. Островского, Ф. М. Достоевского китаец предстал существомнедалеким, замкнутым на своих обычаях и ритуалах. Главными мотивами вобразах Китая и китайцев стали отсталость, «неподвижность», архаичнаяцеремониальность, опасность. Если в первой версии мифа за китайцем30Лосев А. Ф. Диалектика мифа. М.: Мысль.
2001. С. 96.10закрепиласьрепутацияискусногоремесленника,ученогоифилософа-мудреца, то во втором это была хитроватая, чужеродная исомнительная личность, не склонная к душевным откровениям итрадиционно сосредоточенная на своих нуждах. Прежнее почтение, скоторым изображали «китайский ум» Кантемир, Ломоносов, Державин влитературе XIX века сменилось подозрительностью, насмешливостью,прямыми обвинениями в жесткости и безнравственности. КонфуцианскийКитай, некогда восхищавший просвещенных русских своими моральнымиустоями, стал представляться средоточием порока, а «искусные» китайцы –людьми с сомнительной моралью. Мифологический образ о «китайском уме»и «мудром Китае» сменился демоническим мифом о дремучем «Кощеевомцарстве», способном поглотить стремящуюся к прогрессу Россию.На основе наблюдений над образным освоением китайского материала,в диссертации делается вывод, что в русской литературе получили бытованиедве эстетически противоположные литературно-мифологические версииКитая и китайцев, которые все еще продолжали базироваться на европейскомстереотипе, но в процессе освоения уже были пропитаны национальнойэтико-культурнойчувственностью,получилиспецифическуюобразно-мифологическую интерпретацию и приобрели очевидные свойства«китайского мифа».В третьем параграфе «Мифотворческие мотивы и приемы созданиямифа о Китае и китайцах в русской литературе» приводятся иаргументируются способы и приемы художественного изображениямифологических представлений о Китае и китайцах, сложившиеся в русскойлитературной практике.Можно с определенностью утверждать, что мифологические образы неотражают фактических черт и признаков, присущих Китаю и китайцам, аявляются результатом творческого переосмысления и эстетической реакциирусского художественного сознания на европейские культурно-политическиевлияния и проблемы внутренней общественной жизни.