БЕЛОРСКИЕ_ХРОНИКИ (947213), страница 31
Текст из файла (страница 31)
Гнев вытеснил страх, и Микол, прихватив у порога дрын потолще (послушников учили самообороне, ибо смиренные монахи с посохом частенько привлекали внимание любителей легкой поживы), отправился разбираться с негодяем.
Сад давно пора было косить, зарос так, что тропок не видать. Роса холодом обожгла босые пятки, подол рясы быстро намок и начал липнуть к ногам. За спиной послушника, шумно продравшись сквозь листву, упало яблоко, заставив парня ухватить дрын на изготовку. Вот бы и впрямь разбойник какой напал, а Микол ему, во славу божию – хрясь! И – благословите, Всевышние! – с разворота промеж глаз. А то учишься-учишься, лучше всех в обители палкой вертишь – и впустую. Может, всю жизнь будешь грядки полоть да жития святых переписывать.
Послушник сам не заметил, как с разбегу перескочил плетень, в прыжке заехав воображаемому противнику пяткой в нос. Поросль крестов на грядках холмиков живо отрезвила, Микол виновато сунул дрын под мышку и оправил рясу. За сотню лет кладбище разрослось на добрых полверсты, аж до леса. Здесь хоронили не только селян, но и городских, кто побогаче. Погост на отшибе от суетного Стармина, но под боком, ухоженный, никто покой усопших не потревожит.
Кроме этих , для которых ничего святого нет. Уж лучше бы собака нагадила!
Впрочем, собака там тоже была. Маленькая белая дворняжка с черными ушами и пушистым хвостом-бубликом, словно отрезанным от другой, более крупной и лохматой псины. Поджав тонкую дрожащую лапку, она покорно стояла возле могильной оградки, привязанная к ней короткой веревкой. Хозяин, сидящий на корточках спиной к Миколу, увлеченно ковырялся в земле. В висящей через плечо сумке при каждом движении что-то позвякивало. Притороченный к поясу меч заметно мешал святотатцу, человек то и дело его поправлял, но снять почему-то ленился. Рядом лежала лопата.
– Эй, что вы там делаете? – срывающимся голосом окликнул Микол и сам поразился: так глупо и пискляво получилось.
Мужчина, не вставая, поднял голову. В руке у него – уф! – оказался не кинжал, а обыкновенный обструганный колышек.
– Работаю, – дружелюбно сообщил он, разглядывая бледного, набычившегося паренька в серой рясе. – А что?
– Прекратите немедленно!
– Почему? – искренне изумился наглец. Сам он выглядел лет на двадцать: высокий, худощавый, с ярко-рыжими волосами, короткой бородкой и хитрющими глазами, напоминая молодого поджарого лиса, только-только сменившего серый детский тулупчик на пышную огненную шубу.
– Это святая земля!
– Ну и хорошо, колдовать легче будет.
Микол аж дар речи от такой наглости потерял. Маг, решив, что инцидент исчерпан, снова принялся колупать землю.
– Вы что, не поняли? Уходите отсюда!
– И не подумаю.
Послушник перевел взгляд на дрын. Зря тащил, колдун даже замахнуться не даст. То есть боги его, конечно, потом покарают, но хотелось бы прямо сейчас и понагляднее, чтобы другим неповадно было!
– Я… я… настоятелю пожалуюсь! – неуверенно пригрозил паренек.
– Ой, боюсь-боюсь, – рассеянно поцокал языком маг, сверяясь со свитком, а потом со звездами. Интерес к Миколу он уже потерял, как к жужжащей над ухом мухе – отмахнулся и забыл.
А действительно, что простой послушник может сделать магу? Проклясть? Так колдунья душа и без того прямиком к мракобесам ухнет, давным-давно им заложенная и перезаложенная. Пока Микол за отцом Ктианом сбегает… да и не пойдет он сюда, кого-нибудь из старших братьев отправит. Тот пока проснется, пока оденется – поганец спокойно провернет свои богомерзкие дела и смоется.
Можно, конечно, камнем в него запустить и наутек кинуться, но это недостойное божьего служителя деяние, ибо сказано в пророческих свитках: «Как не взойдет пшеница из пырейного семени, так не родится добро из злого деяния».
Тем более наверняка догонит.
Разумнее всего было достойно (то бишь сделав вид, что куда-то опаздывает, а не то бы он мерзавцу – ух!) отступить, но тут взгляд послушника упал на несчастную псину. Животных Микол любил, вечно таскал в карманах кусочки хлеба для монастырских лошадей. И собака у него в детстве была, такая же мелкая, ласковая. Три дня плакал, когда пьяный мужик ее походя сапогом пришиб.
– Немедленно отпустите божью тварь на волю! – Голос послушника наконец окреп и зазвенел не комаром, а монастырским колоколом. Самым маленьким, как в часовенке… пожалуй, даже тем, что братьев на ужин сзывают… но все-таки!
– Слышал, Бобик? – печально осведомился маг у дворняги, почесав ее за ухом. – Этот зануда обозвал тебя тварью.
Глупая псина завиляла ему хвостом, а на Микола злобно тявкнула.
– Да вы… да ты сам обзываешься, колдун богомерзкий! – вспылил послушник. – Сей же час изыди с погоста!
– Сам исходи! Сбегай по девкам, что ли, пока настоятель спит…
– Чтоб у тебя уд отсох, развратник! У меня обет!
– А у меня аспирантура!
Микол на всякий случай перекрестился.
– Я пишу кандидатскую работу по боевой магии, – терпеливо пояснил рыжий. – А у вас тут, судя по всему, наблюдается очень редкое, всего дважды описанное в литературе явление.
– Чего?!
Маг печально помотал головой и начал раздельно, помогая выразительными жестами, втолковывать:
– Я – здесь – искать – нежить. Ты – туда – идти – спать. Храм – Ковен – дружба навек. Твоя моя понимать?
Микол возвел очи к небу, торопливо попросил прощения за грех сквернословия и, на всякий случай – рукоприкладства, вдохнул до самых печенок и подробно изложил магу честное мнение, куда ему стоит заглянуть, а лучше того – сходить.
Тот аж колышек выронил, замерев с приоткрытым ртом.
– Ого! – с почти благоговейным восхищением выдохнул он. – Это нынче в монастырях так молятся? А проповеди, часом, не тролли читают?
Послушник спустил пар, уверился, что этот грешник уже безнадежен, и, наклонившись, начал молча отвязывать собачонку.
Теперь растерялся маг. Драться со «смиренным монахом» ему не позволяло воспитание и шаткое перемирие между магической и духовной властью. А собачонка, честно признаться, была не его: подманил бродячую на рыночной площади. Бедная псина уже многажды прокляла тот кусочек мяса, и когда полоумные люди начали с рычанием перетягивать ее поводок, не выдержала. Закрутилась юзом, завизжала, тяпнула кого попало за лодыжку и бросилась наутек.
– Придурок! – рявкнул маг, в сердцах пиная лопату. – Лови ее теперь!
– Славьтесь, Всевышние и Всеблагие, – простонал Микол, скача на здоровой ноге и держась за прокушенную.
– Ты вообще соображаешь, что наделал?!
– Спас невинное создание от бесовского произвола!
Послушник рано обрадовался. Глупое животное помчалось напролом сквозь пресловутые розы, зацепилось поводком и отчаянно заскребло лапами, пытаясь вывернуться из ошейника.
– Ага! – Маг подхватил лопату. Микол пихнул его локтем, чуть не сбив с ног, и, прихрамывая, сам кинулся к псу.
Колдун нагнал послушника уже у могилы. Они снова сошлись нос к носу: у одного дрын, у другого лопата, посередине – серебристые эльфийские розы «Нежный поцелуй». Псина отчаялась вырваться, села и завыла – пронзительно, тоскливо. Тоже, видать, кому-то молилась.
Пришлось орать и противникам.
– Ты что, балда, не понимаешь: когда оно всех собак в селе сожрет, то с голодухи за людей примется!
– Это святая земля!
– Вот заладил!..
– В ней нету никакого зла!
– А при чем одно к другому?!
– Боги хранят свою паству!
– Да, у вас тут неплохой магический фон, но это не мешает закукливанию усопса, даже наоборот!
– У нас тут – благодать Господня!
– Ничего себе у вас понятия о благодати! Девять собак уже пропало и, между прочим, один козел! А если кое-кто не прекратит по погосту шляться и умным людям мешать, два козла будет!
– От козла слышу! – Дрын звучно скрестился с лопатой. Потом лопата с дрыном: маг тоже был не дурак помахаться. – Наколдовал какого-то паскудства, а теперь отбрехивается!
– Я?! Нечего псов всяких тут хоронить!
Микол задохнулся от праведного гнева:
– Ты кого из наших добрых прихожан псом обозвать посмел?!
– Пса!
Надгробный холм брызнул в стороны, как будто под ним покоилась бочка с молодым, слишком бурно забродившим вином. Розовый куст, трепеща листвой, взвился вверх и на манер омелы засел в развилке березы. Куда улепетнула освободившаяся собачонка, Микол не разглядел: его самого отшвырнуло назад, так приложив к соседнему кресту, что тот, похоже, до конца жизни пропечатался у послушника на спине.
А из могильной тьмы беззвучным, неестественно-текучим прыжком выметнулся огромный зверь. На груди и воротнике слипшаяся шерсть успела переродиться в треугольные роговые пластины, по бокам они только проклевывались сквозь гниющие комья. Морда, и при жизни способная вместить голову ребенка, вытянулась вдвое. Клыки не изменились (куда уж больше, пасть не закроется!) – зато ими стали все зубы до единого. На шее бесовской насмешкой болтался ошейник с разлохмаченным бантом.
– Что… Что это, боги?! – возопил Микол, загораживаясь дрыном, который так и не выпустил из рук.
– Говорю ж тебе, придурку – ус€опес! – гаркнули Всевышние. – Закопали пса на святом погосте, молебен как по человеку отслужили, а потом удивляются!
Послушник помотал головой, и гулкий хор в ней ужался до одного, вполне земного голоса.
– Неправда, нет на мне такого греха!
– Ну настоятель твой! Безутешный купец сунул ему полсотни кладней, а тот и рад стараться!
На кладбище частенько хоронили чужаков в закрытых гробах: то рыцаря, которому не повезло с драконом, то богатого вельможу из самой Шаккары привезут – мол, завещал похоронить себя на родине. Но чтобы собак?! А Микол-то, дурак, еще Козеку жалел: на одной неделе и собака любимая издохла, и какого-то родича отпевать пришлось.
Нежить встряхнулась, осыпав людей земляными комочками и окатив волной смрада. Подозрительно принюхалась ошметками носа, из-под которых выглядывали концы желтоватых костей.
Маг осторожно потянул из ножен меч, но псу хватило чуть слышного шелеста. Зверь встопорщил пластины и с рычанием попятился. Звук был низкий и въедливый, в груди защипало как от долгого бега.
– Ну?! – Рыжий поманил усопса свободной ладонью, но тот издевательски оскалился и тенью метнулся прочь, в момент затерявшись меж надгробьями
– Вот скотина! – Маг со злостью обернулся к послушнику. – А все ты!
– Чего – я? – Микол тоже на всякий случай отполз, протирая рясу задом.
– Спугнул гада! Надо было его в могиле бить или на приманку брать! Вот где он теперь, а? Может, очередную собаку дерет, а может, и человека!
– А что ж ты к нему, – паренек поморщился, завел руку через плечо и выдернул из спины здоровенную щепку, – умение свое позорное не применил?
– Магию, что ли? Так это ж нежить, ее только сталь берет. Для пульсара она слишком быстра, плести заклинание не было времени, к тому же об усопсах в архиве почти нет данных…
– А может, она у тебя на святой земле попросту не действует? – торжествующе перебил Микол.
– Действует! – возмутился маг.
– Не верю! Не попустят боги такого кощунства!
– Гхыр знает что, – пробормотал рыжий. – Ну на, гляди!
Маг воткнул меч в землю, развел руки, и между ними затрепетал, заискрил синий язычок молнии.
– Убедился?