История социологии книга Голосенко Козловский (853703), страница 6
Текст из файла (страница 6)
После выяснения теоретико-методологической позиций следует остановиться на центральных темах русской социологической литературы той поры. Рассмотрим эти темы в самом общем виде. Основной массив литературы имеет дело с конституированием социологии в качестве самостоятельной науки, обсуждением ее исследовательских сфер и методов, основных теоретико-методологических принципов (монизм-плюрализм, реализм-номинализм, эволюционизм-функционализм и т.п.), и понятий. Как и в истории всей науки, социология освобождалась от удушливых объятий философии путем развития эмпирических основ, количественных методов, приемов работы. В этом процессе были свои достижения, были и серьезные просчеты, некоторые из которых мы рассмотрим позднее.
Вторая обширная тема русской социологии - обсуждение проблем социальной динамики (эволюции, прогресса), фаз эволюции, их последовательности, "законов и формул" прогресса и соответственно историко-сравнительных методов. Социологи-эволюционисты, хотя и делали некоторые оговорки, полагали, что существует универсальный, однонаправленный процесс социальной революции, по которому все народы проходят одни и те же стадии развития, социальные и природные условия всегда дают более или менее одинаковую культуру, обычаи и институты, и что фактически наблюдаемое многообразие социокультурных явлений может быть сведено, при строгом соблюдении позитивных методов исследования, к единому генетическому ряду. Отсюда широко распространенная трактовка общей социологии как "генетической".
Подобная трактовка социальной эволюции по своему академическому и социальному значению не может быть оценена однозначно. С одной стороны, будучи тесно связанная с просветительскими теориями линейного прогресса, она была весьма плодотворна в борьбе против традиционной историографии, не поднимавшейся выше повествования об отдельных событиях, а широкое применение сравнительно-исторического метода давало богатую пищу для новых теоретических построений. Позитивисты стремились всюду выделить общее, повторяющее, единообразное, часто сознательно пренебрегая индивидуально-конкретным. И все-таки этот подход был во многом полезным. В частности, внесение крайне перспективной социологической точки зрения в исторические исследования в России было предпринято именно с позиции эволюционизма. Особенно серьезный вклад в мировую науку внесли русские исследователи "новой истории" [45. С. 130-132].
Но с другой стороны, эволюционизм с самого начала столкнулся с неразрешимыми на собственной основе внутренними осложнениями. Следует ли, продолжая линию старой социальной философии, говорить о глобальной эволюции единого общества ("органицисты", сторонники "географического детерминизма", "социодарвинисты" и др.) или необходимо сконцентрировать внимание на исследовании относительно завершенных циклов развития отдельных сфер общества - хозяйства, политических институтов, культуры (М. Ковалевский, ранний К. Тахтарев)? Далее - как совместить принцип тотального изменения с идеей единства социальной системы, все элементы которой стремятся к поддержанию функционального равновесия ("органицисты", Е. Де Роберти и другие)? Ответы на эти вопросы не являются легкими и самоочевидными. Вся социология второй половины XIX в. упорно пыталась закрыть эти вопросы. В этих попытках необходимо выявились некоторые методологические издержки эволюционизма.
Теперь очевидно, что часто многочисленные законы "эволюции" "стадии развития" общества механически выводились позитивистами не из эмпирического материала, а неких общих философских принципов. Наиболее красноречивый пример -"формула прогресса" Н. Михайловского. Отсюда рождалась тенденция подчинить факты слишком упрощенным схемам. В частности, сравнительно-исторический метод превращался в средство сбора иллюстраций для подкрепления априорных схем, прежде всего схем - евроцентризма. Да и сам принцип развития социологи-позитивисты толковали довольно упрощенно, как простейший ортогенез, не видя в предшествующей истории ничего, кроме "подготовки" нынешней буржуазной цивилизации.
Разумеется, социальных антагонизмов последней старались не замечать или подвергали утопической критике (субъективная школа, неославянофильство).
Любопытная особенность истории эволюционной ориентации в России заключалась в появлении самого раннего протеста против линейноэволюционной концепции истории. Его автором был Н. Я. Данилевский, который в работе "Россия и Европа" (1869 г.) возвестил начало кризиса европоцентризма и эволюционизма. На первой фазе развития русской социологии антиэволюционистские идеи Данилевского не поддержали (да и изложены они были им весьма противоречиво). Вспомнили о них позднее - уже в начале XX в. Фундаментальная особенность схемы Данилевского заключалась в отрицании им фактов взаимодействия и взаимного влияния народов в ходе истории, в абсолютизации уникальности, неповторимой внутренней целостности культур. Но при этом он невольно впадал в другую крайность - недоучет основных линий мирового развития. Постепенное (но упорное) вовлечение материалов этнологии и сравнительное изучение прошлых культур губительно сказались на старых эволюционных схемах. На какое-то время "анти-эволюционизм" становится модой дня (Р. Виппер, С. Лурье, С. Булгаков и многие другие), вплоть до признания значения "социологические законы" только за функциональными (П. Сорокин, К, Тахтарев).
Третья важнейшая тема русской социологии - социальная структура (порядок) и социальное поведение. Постепенно распространяется и растет убеждение (наряду с Э. Дюркгеймом), что социальные явления есть явления "sui generis", несводимые ни к физическим, ни к химическим, ни к психологическим явлениям. Несмотря на свой особый характер, социальные явления - результат именно человеческих действий и отношений (Н. Кареев, Е. Де Роберти, Б. Кистяковский, и многие другие).
Основополагающее социальное явление, исходное единство для социологического анализа трактуется вслед за Зиммелем как "социальное взаимодействие" (Н. Кареев, Б. Кистяковский, П. Сорокин и другие). Воспроизводимое, постоянное, массовое взаимодействие дает "общественные отношения", "общественную жизнь" (К. Тахтарев): личное участие в нем дает "социальные связи" (А, Звоницкая), "социальное общение" (В. Горохов). Однако в различных направлениях "взаимодействие" трактуется неодинаково: для Н. Кареева "взаимодействие" есть некий фундамент, на котором надстраиваются другие "части общественной структуры - группы, организации, институты"; Б. Кистяковского, в соответствии с неокантианскими установками, интересует психологическое (мотивационно-нормативное) содержание взаимодействия; внимание П. Сорокина привлекает внутреннюю структуру, взаимодействие в плане социального поведения.
Если общественные отношения организуются, мы имеем "социальные группы". После понятия "социального взаимодействия" это второе главное понятие в социологии тех лет. Группа существует в реальной общественной жизни в массе вариаций. Наиболее подробную классификацию социальных групп и обсуждение теоретико-методологических основ классификации мы находим у П. Сорокина (вопросами стратификации он продолжал заниматься в течение всей жизни).
Наибольший интерес у русских социологов вызвали проблемы противопоставления организованной "социальной группы" и особых людских конгломератов: толпы, публики, коллектива; среди первых настойчиво ставится вопрос об интеллигенции и общественных классах. В русской социологии мы видим несколько теоретических объяснений природы класса (М. Туган-Барановский, В. Чернов, П. Струве, К. Тахтарев, П. Сорокин и другие). Существовали также три концепции интеллигенции --"социально-этическая" интерпретация ее как внесословной, надклассовой, социально-гетерогенной группы, обладающей особыми духовными свойствами (П. Лавров, Н. Михайловский, Иванов-Разумник), трактовка интеллигенции как самостоятельного "общественного класса" (Е. Лозинский и другие) и религиозно-культурологическая трактовка (Н. Бердяев). Общая постановка проблем социальной психологии разных групп (Н. Михайловский, В. Случевский, В. Попов, Д. Аменицкий и другие) была развита и конкретизирована при изучении ряда частных проблем - социально-психологической природы хулиганства (С. Елпатьевский), военной психологии (А. С. Рязанов, К. Оберучев, Н. Угах-Огорович и другие), моды (Н. Рейнгардт).
Место индивида в группе описывалось в понятиях "статуса", "абонента" и "положения", а регулирование - в понятиях "нормы". Важность нормативного рассмотрения групповой жизни признавали и позитивисты (Е. Де Роберти, Н. Кареев, Н. Михайловский), и неокантианцы (Б. Кистяковский, Л. Петражицкий, П. Новгородцев, В. Хвостов). Среди других компонентов общественной структуры наибольшее внимание у русских социологов привлекли институты власти: право, бюрократизм, природа государства и т. п. (Б. Кистяковский, С. Франк, Л. Петражицкий, П. Сорокин и другие).
Особое внимание было уделено двум полярным состояниям "социального порядка" - взаимопомощи, кооперации, солидарности, интеграции социальных групп (П. Кропоткин, Н. Михайловский, В. Хвостов, В. Чернов и многие другие) и конфликтам, борьбе между ними (Ю. Делевский). Специфической конкретизацией этих состояний была проблема мира и войны. В русской социологии довольно рано сложилась одна из известных концепций вечного мира, получившая ныне название концепции "мирового правительства" (Л. Комаровский, П. Сорокин, П. Люблинский и другие).
Развитие и применение теоретического концепта - "социальной системы", справедливо отрицавшего, что общество есть простая сумма индивидов, привлекло внимание ряда социологов. В России А. Богданов первый использовал термин "социальная система" для описания общего состояния общества. Он рассматривал общество как композицию многих элементов: внешних - физическая и природная среда (климат, фауна, флора), взаимодействие с другими обществами; и внутренних - среди которых главное место занимали группы с функциями управления и их идеологии. Общество в целом (как система) демонстрирует нам состояние равновесия. В четкой форме подобные положения выдвигал В. Парето, сходные идеи защищал Ч. Кули в теории "органического единства".
П. Сорокин предложил в начале 20-х годов другое понимание "социальной системы", распространив его с общества в целом на отдельные части, выдвигая толкование общества как "системы систем". В соответствии с таким пониманием он различал несколько видов социальных систем: межличное взаимодействие группы: сочленение групп (кумулятивные группы) и общество в целом. Социологию, по Сорокину, интересуют прежне всего социальные факты, связанные с системным аспектом. Основанием для реального единства социальной системы, полагал П. Сорокин, является наличие причинно-функциональных связей между тремя внутренними компонентами взаимодействия: агентами (индивидами), актами взаимодействия и символами (проводниками) и наличие подобных связей между самими взаимодействиями в более широких рамках. Без тесной и постоянной функциональной связи компонентов нет их структурного единства, а есть лишь их простая пространственная близость или механическое сосуществование. Близкие идеи, но с большим, чем у П. Сорокина, подчеркиванием "гуманистического коэффициента", ценностно-нормативной мотивацией в рамках "социальной системы", высказывают западные социологи - Ф. Знанецкий, В. Томас, Ч. Парк..
С конца ЗО-х годов П. Сорокин станет развивать новое понимание "социальной системы" в концепции "социокультурной интеграции", подчеркивая теперь примат не функциональных связей, а духовной интеграции, не индивидов и актов, а символов, "законов-норм" и т. п. Он указывал позднее, что эта переоценка есть дальнейшее развитие традиции М. Вебера-В. Дильтея, с одной стороны, и русского неокантианства (Л. Петражицкий, Б. Кистяковский) - с другой.
Следующая важная тема социологии - личность. Следует однако отметить, что сколько-нибудь развитой теории личности в русской социологии тех лет нет. В частности, знаменитое учение Михайловского и Лаврова о личности как самодостаточной индивидуальности не было, строго говоря, социологическим учением. Это была благожелательная гуманистическая оценка важности человека, справедливая по крайней мере в двух отношениях - на фоне биологического редукционизма, сводящего личность к "клетке", "функции", "винтику" общественного организма и на фоне идеологии самодержавного деспотизма, густо напичканной сословными предрассудками.
Что же касается теоретического и. идеологического значения учения о "критической личности", то оно в другом - эта теория явилась первой развитой формой самосознания интеллигенции в России. Правда, такой субъективный социолог как Н. Кареев, говоря о личности, часто использовал, хотя и крайне метафорично, термин "социальная роль", постепенно приходя к убеждению (особенно часто он это подчеркивал в последние годы своей деятельности), что одновременное рассмотрение личности как продукта общественных отношений и их реформатора-деятеля является единственно плодотворной. Мысль эта, как хорошо известно, была высказана и обоснована ранее всего в марксизме.
Не прибегая к термину "роли", но давая сходную с этим термином теоретическую интерпретацию личности демонстрирует П. Сорокин (личность как "абонент различных групп") и Звоницкая (учение о "социальном я"). Точка зрения последней близка к Болдуину, Кули и другим американским социологам тех лет.
После общества и личности другой важнейшей проблемой социологии является культура. Проблемы культуры в целом попали в ведение социальной философии - наиболее долгие и серьезные споры вызвала знаменитая культурология Н. Данилевского, даже если с ней не соглашались, то ее влияние было значительным (например, на П. Сорокина). Что же касается более узкого, социологического рассмотрения проблемы культуры, то тут обнаруживается следующее.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
