История социологии книга Голосенко Козловский (853703), страница 12
Текст из файла (страница 12)
Знаменитый методологический спор неокантианцев с позитивистами о природе идиографического и номотетического знания, оставил его равнодушным. Ключевский был убежден, что любая наука, естественная или социальная, в равной степени номотетична, там где она объясняет, и идиографична, там где она описывает. Все дело в соотношении этих частей в каждой из наук. Скажем, в исторической науке больше идиографического знания, чем в физике, но есть и объяснения. Кстати, в сочинениях, как и в лекциях Ключевского чисто фактическое повествование, элемент рассказа занимал небольшое место, только в качестве иллюстрации. Почти все содержание его курса составляло объяснение, анализ экономических, политико-юридических, социальных процессов народной жизни.
Как социолог Ключевский представлял общество "таким же фактом мирового бытия, как и жизнь окружающей нас природы", проводил параллели между процессами социальными и биологическими, говорил об "анатомии", "физиологии" и возрасте "общественных тел", органическом и социальном разделении труда и т.п. [7. Ч. 1. С. 2]. Вслед за многими коллегами он различал статику, "состав и строй" общества, т.е. его структурное строение с особыми элементами и связями между ними ( он их называл "формами") с особыми функциями или "действиями", и динамику, т.е. процессы возникновения, роста, смены, прогресса, упадка и гибели общества. Главным в динамике он считал не рациональный расчет, планы, мотивы, цели, и программы людей, а "стихийную необходимость" человеческих действий. Своему курсу он ставил, по собственным словам, "социологические задачи", из которых центральной задачей считал выяснение исторических сил, с помощью которых "случайные и разнохарактерные людские единицы с мимолетным существованием складываются в стройные и плотные общества, живущие целые века". Таким образом, его социологический подход к истории определялся у него и исследовательской задачей, методологией, точкой зрения и предметом изучения. Именно в таком смысле он определял самого себя: "историк-социолог".
Какой же предстала русская история под пером Ключевского, настойчиво следовавшего собственным методологическим принципам? В ее многовековой эволюции он выделил четыре фазы: первая - с VIII по XIII в. - охватывала днепровские районы с большой массой городского населения, вовлеченного в обширную торговлю с соседями; вторая - с XIII до середины XV в. - была средне-волжской, удельно-княжеской и земледельческой, с XV до начала XVII в. - московской, царско-боярской, военно-земледельской, а с XVII до середины XIX в. - всероссийской, имперско-дворянской, с крепостническим строем, земледельческо-фабрично-заводским хозяйством. Хотя территориальный акцент явно обнаруживается, Ключевский не был сторонником географического детерминизма, как иногда ошибочно указывают. Его взгляды на сей предмет были взвешенными и лишенными крайностей.
Значение природной силы в истории человечества очень велико, особенно на ранних ступенях развития. Природа "держит в своих руках колыбель каждого народа" [Там же. С. 43]. Позднее влияние остается, но уравновешивается развитием культуры (цивилизации). "Природа нигде и никогда не действует на человечество одинаково, всей совокупностью своих средств и .влияний", они вариабельны и сами зависят от многих обстоятельств. Влияет она и на преобладающие хозяйственные занятия, бытовые и политические устройства и на "народный темперамент" [Там же. С. 11]. Интересно в этой связи его замечание: в ранних отечественных памятниках долгое время не встречалось понятие "русский народ", а только "Русская земля", т.е. понятие с сильной "территориальной привязкой" [Там же. С. 248-250]. Тем не менее специфическая характеристика каждой фазы основывалась им на сочетании географического района, его особенностей (лес, обилие рек и речушек, степь), главных занятий и местожительства населения, жизненных укладов последнего и групповой дифференциации, ее юридического основания, культурного обеспечения и контактов с другими обществами и культурами - западными и восточными.
Перекрестную роль России (Запад-Восток) он настойчиво подчеркивал, натыкаясь на многочисленные исторические свидетельства. Россия, по Ключевскому, есть "переходная страна посредница между двумя мирами. Культура неразрывно связала ее с Европой: но природа положила на нее особенности и влияния, которые всегда влекли ее в Азию или в нее влекли Азию" [Там же. С. 46]. "Спасая Европу от татарских ударов, Россия, отмечал он, очутилась в арьергарде Европы, оберегая тыл европейской цивилизации. Но сторожевая служба везде неблагодарна и скоро забывается, особенно когда она исправна: чем бдительнее охрана, тем спокойнее спится охраняемым и тем менее расположены они ценить жертвы своего покоя" [4. Ч. 2. С. 508]. К затянувшемуся спору западников и славянофилов Ключевский не примкнул, считая каждую позицию "простым разделом труда в работе над одним и тем же предметом" [7. Ч. 3. С. 325-326]. Он обратил внимание на роль процессов, общих для всех (или нескольких) фаз русской истории: мобильность (перемещение населения, колонизацию и создание казачества), подавление всех сословий государственной бюрократией и обратный процесс медленного раскрепощения, освобождения от нее .
Социологический анализ русской истории позволял Ключевскому выходить на новые темы или нестандартно решать вопросы, о которых уже была большая литература. Так, он поднял относительно мало затронутый русской наукой вопрос о ценности и хозяйственном значении денег, точнее, нашего рубля, о флуктуациях его покупательной способности на протяжении большого временного цикла.
И хотя статья была посвящена в первую очередь методологическим технико-историческим процедурам, демонстрируя как по хлебным ценам можно проследить колебания стоимости старого рубля и через него экономическую жизнь в минувшие века, ввиду того, что в ней поднимались и связывались в единое объяснение многие эмпирические данные (таможенные сборы, хлебный оброк, цены на хлеб в разных районах, движение цен в зависимости от неурожая, войн, заграничного спроса на хлеб и т.п.) она имела важное социологическое значение и была необычной для описательной историографии [II].
Сказал он новое слово и в проблеме происхождения крепостного права. Традиционная точка зрения (Б. Чичерин и другие) сводила проблему к действию правительственных указов. Ключевский же в крепостном праве увидел итог долгого эволюционного процесса отношений землевладельцев и землепользователей разных рангов, практики арендных договоров и долговых обязательств. Крестьянство садилось на участок земли, получая обычно у помещика небольшую ссуду и при выходе обязано было вернуть ее и таксу за дом, двор. При неустойке стоимость долгов возвышалась и крестьянин механически прикреплялся к земле. Он конечно мог бежать, что кое-кто и делал (так возникло казачество), но это было опасно. "Крестьянское право выхода замирает само собою без всякой законодательной отмены его, прямой или косвенной" с конца XVI в., - делает вывод Ключевский. Что касается правительства, то оно спохватилось, когда институт крепостного права уже был фактически создан и не считаться с ним было уже нельзя [12. С. 19, 25].
До Ключевского Смутное время представляли фантасмагорией, нагромождением случайных фактов. А он различил новые социальные, классовые силы этой перестройки XII в., с их разными программами, кандидатами на престол и т.п. Перерыв династии Ивана Калиты неизбежно породил гражданский, политический и идейный разлад.
Во-первых, популярная политическая философия той поры гласила - государь и государство едины, но "когда династия пресеклась, государство оказалось ничьим, люди растерялись". Некому подчиняться, "стало быть, надо бунтовать" [7. Ч. 3. С 64-65]. Началась повсеместная дезинтеграция властных структур, вера в законности власти в глазах масс была подорвана.
Во-вторых, различные слои и классы московского общества выдвинули своих ставленников на верховную власть. В условиях тотального брожения самые подлые, незаконные приемы борьбы считались приемлемыми, тем более, что интересы этих слоев были непримиримыми. Новые же политические идеи - выборности царя народом, конституционного контроля над ним, единства государства и народа казались заморской диковинкой, плохо входили в практику, ибо посягали на привычные традиции. Для народной массы XII в. "выборный царь был такой же несообразностью как выборный отец или выборная мать" [Там же. С. 65]. Вот почему массовые сомнения в народном избрании, как достаточно правомерном источнике верховной власти, не обеспечили авторитет и продолжительность правления ни умному Б. Годунову, ни хитрому В. Шуйскому и ... с необходимостью открыли дорогу самозванству.
Выход из смуты был обнаружен в создании центральной власти, соединяющей новое (идея выборности династии) и старое (наличие хоть каких-либо дальних кровно-родственных связей с линией Калиты). Выбранный на престол Земским Собором в 1613 г. Михаил Романов был покладистым и богобоязненным юношей. Ивану Грозному он приходился внучатым племянником. Это удовлетворяло запросы и ожидания массового сознания. Что же касается боярства, городских торговых верхов, администрации и церковных кругов, то они удовлетворялись выбором слабой, на их взгляд, политической фигуры. Так, общий классово-политический, межсословный компромисс возвел на престол династию Романовых. Администрация из всех этих социальных сил вышла из смуты наиболее окрепшей и еще более централизованной. Но господствующей нотой в настроениях народных масс становится недовольство, питаемое новыми взглядами на государя и государство, которые появились в бурях Смутного времени. Народ "утратил ту политическую выносливость, какой удивлялись в нем иноземные наблюдатели XVII в., был уже далеко не прежним безропотным и послушным орудием правительства". XVII век был в нашей истории "временем народных мятежей" [Там же. С. 112; ср. 170, 309].
Ключевский отрицательно относился к мнению славянофилов о том, что наша история якобы не знала борьбы власти с народом, к марксистской трактовке отношений власти и народа только в понятиях эксплуатации и борьбы, отрицания известной солидарности и поддержки. В равной степени он отвергал предположение народников о том, что в нашем прошлом не было места капиталу и связанных с ним специфических явлений народной жизни. Это ставило его в оппозицию к известным общественным течениям и их доктринам. Но были и союзники. Идея классовой подкладки и властных тенденций в историко-социологической интерпретации смуты имела способных продолжателей - С. Платонова, А. Трачевского и других, которые откровенно признавались, что на долю русской исторической науки выпал праздник, когда она "возвысилась до социологической точки зрения" [13. С. 1281
Обычно социологи той поры весьма упрощали картину социальной дифференциации, сводя ее к двум-трем классам и борьбе или сотрудничеству между ними. Ключевский описывал множество расслоений населения, особенно городского, так что социальная структура и стратификация русского общества в его изложении носила сложный, комплексный характер [14. С. 152-199]. Многолетнее изучение Ключевским социально-политического и экономического статусов членов нескольких Московских земских соборов за XVI-XVII вв., социологически убедительно доказало административно-инструментальный характер этих учреждений. Этот анализ (Ключевский его посвятил своему университетскому учителю Б. Чичерину) считается исследованием высокого образца. Ключевский поименно выявил всех избранных в земские соборы, проверил в архивах их происхождение, статус, дальнейшую судьбу и доказал, что русское народное представительство в отличие от западноевропейского не было противовесом централизму и возникло "не для ограничения власти", а для ее укрепления, ибо соборы, эти русские органы самоуправления, были переполнены должностными, административными лицами. Источником полномочий соборного представителя было не поручение, возложенное на него избирателями по личному к нему доверию (это вещь капризная!), а более серьезная вещь - доверие правительства, основанное на общественном и административном положении доверенного лица, в соединении с его властью и ответственностью начальника. Иными словами, это были скорее агенты правительства, чем депутаты народа.
Земское представительство возникло у нас из потребностей государства, а не усилий самого общества, явилось по призыву правительства, а не выработалось из жизни народа. "После полуторавекового прерывистого существования земские соборы прекратились, не оказав заметного влияния на дальнейший рост правительственных учреждений" [15].
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
