История социологии книга Голосенко Козловский (853703), страница 14
Текст из файла (страница 14)
По всей видимости, утомительные академические занятия были ему не по душе и, получив приглашение поехать в качестве переводчика при дипломатической комиссии Мансурова к Святым Местам в Иерусалим, он бросил учебу. Побывав в Константинополе, Афинах, он поселился затем в Палестине, где ему пришлось работать торговым агентом каботажного общества в районе восточной части Средиземного и по побережью Черного морей. Быстро бросив надоевшую службу, Мечников отправился, практически без денег, в Венецию, попал под подозрение австрийской полиции, чуть не арестовавшей его. В результате - он волонтер одного из отрядов знаменитого Гарибальди. После тяжелейшего ранения, благодаря попечению друзей и прежде всего Александра Дюма (сына). Мечников выздоровел. С этого момента его поприщем стало активное участие в политическом и социальном движении в Италии, Швейцарии, Испании, Франции. Там он пытался осуществить свой идеал свободы, который явно укрепился не без влияния русских эмигрантов А. И. Герцена, М. А. Бакунина, Ю. Г. Жуковского и других.
Мечников, несмотря на интенсивную литературную работу, постоянно нуждался в средствах, так как непомерные, иногда неоправданные расходы на семью, себя и друзей ложились на его плечи. Надежной и спокойной работы не было. В начале 70-х годов министерство народного просвещения Японии предлагает ему читать лекции в открывавшемся тогда университете. Изучив в течение 1873 г. японский язык в начале 1874 г. он едет в Японию, но долго не может там работать по состоянию здоровья. Однако и там энергично трудится, собирает материал для книги о японской империи и культуре. Наконец, в 1883 г. Невшательская академия наук предоставила ему кафедру сравнительной географии и статистики в Лозаннском университете, которою Мечников и занимал до дня своей смерти.
В течение всех лет эмигрантской жизни Мечников активно пишет и публикует под разными псевдонимами множество статей, заметок по совершенно разнообразным научным, политическим, литературным вопросам. Начав с корреспонденций и беллетристики, он становится известным литератором, журналистом, пропагандистом научных знаний. Его перу принадлежат повести и рассказы, опубликованные в "Современнике", "Русском слове". Его статьи выходили в русских журналах: "Библиотека для чтения", "Русский Вестник", "Дело", "Слово", "Русское богатство". Хотя литературное и научное наследие Мечникова чрезвычайно велико, из крупных работ можно назвать две наиболее значительные: "La civilisation et les grands fleuves historiques" ("Цивилизация и великие исторические реки") и "Японская империя". Из работ по социологии можно назвать: "До-азбучная цивилизация" (1877 г.); "Вопросы общественности и нравственности" (1879 г.); "Социологические очерки" (1880 г.); "Школа борьбы в социологии" (1884 г.); "Географическая теория развития исторических народов" (1889 г.) [3].
Одну из наиболее высоких оценок главной работы Мечникова дал Г. В. Плеханов: "Посмертное сочинение Л. И. Мечникова без всякого сомнения принадлежит к числу (произведений) той школы, которая занимается делом, а не субъективным методом. Французская литература далеко не бедна серьезными сочинениями по истории и географии, а между тем и в ней книга нашего покойного соотечественника является важным приобретением. В русской литературе она заняла бы, разумеется, еще более выдающееся место, бесконечно превосходя по своей содержательности все произведения наших "субъективных" мыслителей. Русской читающей публике, так часто сбиваемой с толку субъективной социологической школой, в особенности было бы полезно познакомиться с этим интересным сочинением. Но, кажется, оно запрещено в России. Мы думаем так потому, что те экземпляры его, которые Элизе Реклю послал в редакции русских журналов, все без исключения были возвращены отправителю. Экземпляр же, посланный в Комитет цензуры иностранной, возвратился, весь испещренный отметками, указывающими на вредный характер содержания книги. Нам очень жаль, что наши соотечественники лишены возможности ознакомиться с новым произведением Л. И. Мечникова" [4]. Думается, что столь высокая оценка Мечникова произносилась в момент острой полемики с идеологией народников. Лишь спустя десять лет после впервые вышедшего в 1889 г. французского издания российский читатель смог ознакомиться с произведением Мечникова (вышло даже два издания в Петербурге и Киеве).
Преждевременная смерть неутомимого русского исследователя, географа, антрополога, социолога и журналиста не вызвала в России сколько-нибудь серьезного отклика в отличие от Европы, где Лев Мечников был широко известен и популярен, о чем свидетельствовали некрологи в ряде европейских журналов.
Социологическое наследие Льва Мечникова интересно для нас тем, что он отстаивал идею о влиянии географической среды на развитие общества, культуры и личности, хотя и постоянно предупреждал о своем неприятии географического фатализма. Принцип географического детерминизма самоочевиден и допускается многими мыслителями в качестве одного из значимых факторов общественной эволюции. Однако его обоснование представляет ряд трудностей методологического характера, так как всегда существует опасность механического перенесения свойств среды на облик ее обитателей. Поэтому Мечников достаточно осторожно говорит, что он стремится исследовать, "можно ли создать какое бы то ни было обобщение культурно-исторических значений географической среды во всем их разнообразии...Другими словами, я желал бы поработать над открытием формулы, охватывающей в общих чертах, те скрытые отношения, которые сближают и, так сказать, связывают каждую фазу социальной эволюции, каждый период истории человечества с определенным состоянием географической среды" [5. С. 81]. Такую формулу мыслитель находит в единстве водного фактора в виде больших водных бассейнов (великих рек, больших акваторий) и прогресса того или иного общества. Но прежде Мечников выявляет имманентные свойства общественности, как он называет эволюционирующее общество, т.е. формулирует свою концепцию социологии.
Социологическая концепция Мечникова вполне может быть вписана в многомерную типологизацию дореволюционной российской социологии. Разнообразные направления и традиции отечественной социологии, их парадигматика и методы могут быть точнее раскрыты на базе нескольких существенных признаков, характерных для всей палитры социальной мысли в России. По нашему мнению, таким основным критерием наряду с выделением теоретико-методологического принципа служат фундаментальные ценностные установки русских социологов и социальных мыслителей. Ядро базисных признаков данного критерия составляют: во-первых, образ (модель) общества в доктрине социолога, в которой выделены доминанта и иерархия общественного устройства; во-вторых, нацеленность на сохранение или изменение социального порядка и на определенный способ преобразования общества; в-третьих, статус личности и социальных институтов в социологической концепции.
Иначе говоря, социологическое видение возникает там и тогда, где и когда личность и общество с его институтами, точнее, их модели, соотносятся в качестве самостоятельных, альтернативных ценностей. Вместе с тем парадигма социологического мышления определяется в первую очередь системой ценностей, служащих, по концепции социолога, фундаментом общества или способных быть его основами. Тот или иной набор социальных ценностей, в широком смысле слова, является источником восприятия реального общественного устройства в тогдашней России, соответственно оценки и отношения к его сохранению или переустройству.
Пристрастия Мечникова принципу свободы и нарастающей в истории солидарности выражены им вполне однозначно в статьях и главной книге "Цивилизация и великие исторические реки". Характерен интерес к социологии, значение которой он даже переоценивал, и отношение к различным социологическим течениям его эпохи: "Потребность в руководящей и строго научной теории общественности в настоящее время уже так велика и так повсеместна, что мы решительно не можем считать ее исключительным достоянием одного какого-нибудь философского лагеря, огюст-контовского или спенсеровского, позитивистского, материалистического или всякого другого" [6]. Занимаемая Мечниковым критическая позиция в области социальных наук базируется вместе с тем на понимании социологии как "высшей науки, которая должна проверять, дисциплинировать преобразовательные стремления каждого из нас и приурочивать их все к одной общей цели", а именно - служению человечеству. Желательное и поучительное для нас уяснение законов, которыми управляется развитие общественности меж людей является, по его мнению, общим всем социологическим направлениям, умственным центром и главной целью. Претензии того или иного лагеря на создание социологии как положительной науки общественности (общества) не состоятельны. Она может быть исключительно делом коллективным. Тем более, что уже давно, согласно Мечникову, в истории социологии имеются три направления: аристотелевское (поздние представители: Макиавелли, Монтескье), платоновское (Кампанелла, Руссо) и систематическое (Вико, Кондорсе, Конт). Даже социологи-систематики, исходящие от наблюдений и фактов, но при этом все же подтасовывающие их под предвзятые понятия, не вправе выдавать свои скороспелые обобщения за непреложные научные законы.
Как и всякий, увлеченный общей идеей позитивизма об опоре на естественнонаучное знание и построении социального знания по его подобию, Мечников подвергает специальному разбору теорию эволюции Дарвина и принцип борьбы за существование. В этом очерке он хочет подвести итоги тому, что дает нам дарвинизм в изучении и понимании явлений общественности. Началу борьбы многие ученые в XIX в. придавали слишком большое значение, находя в нем также закон существования и развития общества. Мечников критически анализирует подобные утверждения, отвергая уподобление общественной жизни биологическому выживанию. Он полагает, что с Дарвином наше знание органической природы делает гигантский шаг вперед, равный тому, который был сделан в области неорганических наук с открытием закона всемирного тяготения: "Влияние дарвинизма на научное и на философское развитие новейшего времени очень обширно и разносторонне. Признание основной мысли его учения заставило нас одновременно изменить более или менее существенно, очень многие из представлений и воззрений, обращавшихся во всеобщем умственном обиходе с давних пор..." 17. С. 30]. Рассуждая о применимости дарвинизма в социологии и о существе дарвинизма, он называет воинственные отношения биологическими, а товарищеские - социологическими. Мечников приводит ряд аргументов в пользу того, что явления социологического порядка не могут быть объяснены биологическим законом борьбы.
Но что же такое общество? Его ответ гласит: "...Область социологическая не совпадает с областью антропологической. Мир общественности не лежит над миром биологическим в форме прямолинейного, явственно разграниченного пласта: оба эти мира, напротив, взаимно входят друг в друга, сцепляются один с другим бесчисленным множеством корней и нитей, доходящих порою до микроскопических разветвлений, но ни в каком случае не сливаются и не отождествляются" [7. С. 38]. Отсюда следуют, по его замечанию, недостатки прежней классификации наук. Более соответствует духу новой науки разделение поля исследуемых явлений на "три области, следующие одна за другой в порядке возрастающей сложности и большей изменяемости своих процессов и форм:
1) область - неорганическая, исчерпываемая физическими и химическими процессами, для объяснения которых достаточно Ньютонова закона всемирного тяготения', мир геометрических, неподвижных форм;
2) область - биологическая, включающая весь мир желудочных и половых интересов; мир растительных и животных индивидуальностей, состязающихся и изменяющихся в неустанной борьбе за существование;
3) область - социологическая - мир коллективностей, мир интересов, выходящих за пределы одиночного биологического существования; мир кооперации, т.е. сочетания не противодействующих, а содействующих достижению одной общей цели, сил, представляемых отдельными биологическими особями, способными под влиянием желудочных и половых интересов вступать между собою в состязание или в открытую биологическую борьбу" [7. С. 39], Дарвиновский закон борьбы не применим к третьей области, поскольку это исключительно специфический закон явлений биологической группы и его применение к области социологии упраздняет последнюю.
В целях опровержения использования принципа борьбы в социальной науке Мечников ищет поддержку у О. Конта, полагая, что именно ему принадлежит заслуга выявления области социологии, которая начинается там, где биологический эгоизм сменяется альтруизмом, стало быть, где отношения борьбы сменяются отношениями взаимопомощи, дружбы, любви, товарищества. Не хватало одного, конкретно указать, где начинается самый альтруизм, откуда берется он, т.е. какими реалистическими узами социологический мир вяжется со служащим ему подножием миром социологии. К сожалению, эта существенная часть задачи исполнена верховным жрецом французского позитивизма гораздо слабее [7. С. 53]. У Конта поэтому существует разрыв между биологией и социологией, и последняя, несмотря на усилия Конта, подвешена в воздухе. Для русского социолога совершенно очевидно, что социология тесно переплетена с биологией, и, конечно, с теорией эволюции.
Это всего лишь одна сторона участия социологии в современной ему науке. С другой стороны, Мечников прямо связывает социологию с наличной общественной ситуацией. Более того, социология, согласно его убеждению, обосновывает так называемую научную нравственность. Приводимое ниже положение весьма характерно для сторонника позитивизма. "Состояние современной социологии таково, - пишет Мечников, - что от нее еще долго нельзя ждать непогрешимых рецептов для исцеления, в частности, того или другого из разъедающих нас общественных зол. Тем не менее, господство того или другого теоретического воззрения в сфере научной или quasi-научной социологии составляет явление значительной жизненной важности прежде всего потому, что между такими преобладающими воззрениями и основным строем общественной жизни всегда существует тесное, хотя и нелегко уловимое в силу своей разносторонности отношение: во-вторых, потому, что эти теоретические воззрения, господствующие в сфере общественных наук, служат для нас в каждый данный момент единственною основою научной нравственности. Контизм был противодействием экономической теории борьбы и необузданности личных корыстных стремлений" 17. С. 57]. Для Мечникова не существует сомнений в том, что наука может и должна быть использована в качестве идеологии и морали для критики вполне окрепшего и агрессивного западноевропейского капитализма. Сам он исповедует принципы солидарности, свободы, взаимопомощи и альтруизма, которые несмотря на известные человеческой истории борьбу и войны постепенно завоевывают господствующее положение. Объяснение этому дает теория прогресса, без которой прагматическая история, наблюдаемая в отвлечении от теорий прогресса, представляет собою вечную толчею бесчисленных явлений, неспособных подойти под какое-либо одно общее воззрение.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
