Т.А. Иванова. Избранные труды (774560), страница 84
Текст из файла (страница 84)
Неужели доктору филологических наук неизвестно, что уже более ста лет назад в России бытовал синодальный перевод Священного Писания на русский язык, осуществленный квалифицированными переводчиками? Тогда для чего же ему понадобился собственный «перевод»? Видимо, для «красного словца», в данном случае совершенно неуместного. Очень жаль, что «Известия» начали серию своих публикаций о русском языке и его правописании с опубликования интервью с Г.
Хазагеровым. Полная невнятностей, неточностей и парадоксов эта беседа не способствовала, с моей точки зрения, разъяснению «очень серьезной темы». Воистину — первый блин комом... !1убликуетея впервые. ИЗ НЕВОЗВРАТНОГО ПРОШЛОГО... (Воспоминания о А. М. Селищеве и С. П. Обнорском) Минуло уже более полувека со дня безвременной кончины А. М. Селищева (6 декабря 1942 г) и более тридцати лет, как ушел из жизни С. П. Обнорский (13 ноября 1962 г.). И все меньше и меньше остается тех, кто был знаком с этими выдающимися учеными ХХ столетия.
Поэтому, кажется, так важны свидетельства тех, кто имел счастье с ними общаться. К числу этих лиц принадлежит и автор настоящих строк. С А. М. Селищевым я познакомилась осенью 1940 г., будучи аспиранткой 1 курса. В то время он читал нам лекции по старославянскому языку, которые легли в основу его двухтомной монографии, увидевшей свет, к сожалению, уже после смерти ее автора. Кроме того, анализировал с нами старославянские тексты и преподавал польский язык. В связи с вынужденным отъездом В. В.
Виноградова из Москвы в Тобольск лехом 1941 г. А. М. Селищев стал моим научным руководителем и оставался им вплоть до своей кончины. С С. П. Обнорским я познакомилась летом 1944 г. в связи с тем, что он был первым официальным оппонентом на защите мною кандидатской диссертации. Но и потом, когда я стала младшим научным сотрудником возглавляемого им Института русского языка АН СССР, мне не раз приходилось с ним общаться.
Селищев и Обнорский были людьми одного поколения: оба родились в конце восьмидесятых годов прошлого столетия (Сеяишев— 11 января 1886 г., Обнорский — 26 июня 1888 г.). Однако во многом они были антиподами, что отражалось даже в их внешности. Сергей Петрович был невысок ростом, сухощав, бледен и имел не очень выразительное, незапоминающееся лицо. Афанасий Матвеевич, напротив, внешность имел впечатляющую, выглядел былинным богатырем: высокого роста, широкоплечий, с медно-красным лицом, окруженным копной совершенно белых седых волос.
Он не был красин: болыпой нос, маленькие глубоко посаженные глаза, которые он при чтении лекций имел привычку прикрывать веками, большие выпяченные губы— все это не очень его красило. Но его некрасивость была особого рода, она была особой метой неординарной и талантливой натуры.
313 Были они людьми и совершенно разного психического склада. Ученица С. П. Обнорского М. А. Соколова, вспоминая своего учителя, совершенно справедливо писала; «Никто не видел его раздраженного лица, не слышал его резкого разговора, повышенного голоса, хотя, разумеется, причины для раздражения бывали нередки. Несмотря на порой нервную обстановку, С. П. Обиорский всегда оставался внешне спокойным»'. А. М. Селищев, как я его помню, в последние годы жизни находился в постоянном раздражении. Может быть, тому причиной была роковая болезнь печени, приведшая его к преждевременной смерти. Раздраженно пессимистически оценивал А. М. Селищев ход войны, когда немцы оказались под Москвой, заняли Минск и Киев, окружили и блокировали Ленинград.
Он раздражался и негодовал на своих учеников, постоянно устраивая нам, как мы тогда говорили по-польски, гогдгкезчЫ. Его приводили в раздражение труды его коллег. Вспомним хотя бы рецензию А. М. Селищева на книгу Н. Н. Дурново «Очерк истории русского языка» и особенно на «Исторический комментарий к русскому литературному языку» Л. А. Булаховскогсг. Недаром, как пишет Е. А. Василевская, «его называлн протопопом Аввакумом, так как он страстно и бескорыстно служил своему делу»'. Был он и постоянным научным оппонентом С. П. Обнорского. Припоминаю один хотя и мелкий, но весьма характерный эпизод, когда я была уже аспиранткой П курса 1зима 1942 г.). Под крышей неотапливаемого здания МГПИ им.
Ленина к А. М. Селищеву на занятия по древнерусскому языку собирались аспиранты со всей Москвы, из университета и других педвузов. Вместе со мной посещали эти семинары В. В. Бородич, А. Г. Широкова, Н. С. Авилова и др. Однажды по Хрестоматии С. П. Обнорского и С. Г. Бархударова мы разбирали надпись на чаре черниговского князя Владимира Давыдовича, всем хорошо известные слова: «А се чара кня1зя) володимерова давыдовича Кто из нее пь тому на здоровье».
По поводу формы «володимерова» составители сделали такое примечание: «володимерова»вЂ” притяжателыюе прилагательное от Володимер < Володимйрь, старейшей формы имени «Владимир»". дто примечание вызвало очередную вспышку раздражения у Афанасия Матвеевича. «Во-первых, — сказал он, — нет никакой необходимости определять эту форму как притяжательное прилагательное. Это дело студентов, а не комментаторов. Во-вторых, явно недостаточно про- ' Соколова М.
А С. П. Обнорский 0 Русское языкознание в ПстсрбургскомЛенинградском университете. Л, 1971 С 135. Селищев А. И. Избранные труды. М, 1968 С. 163 -212. ' Василевская Е. А. Афанасий Матасевич Селищев. 1886-1942 (Биографический очерк) 0 Селищсв А. М. Избранные труды М., 1968.
С. 12. " Барлудироя С Г., Обяорский С. 77. Хрестоматия по истории русского языка. Л., 1938. Ч. 1. С. 28. 3!4 комментирована вторая часть этого сложного слова -мер, восходящая к -мйр-. Ей-то и должны были дать составители обстоятельный комментарий, чего они не потрудились, к сожалению, сделать. Вместе с тем такое объяснение в нашей науке существует». И затем, ссылаясь на разыскания М. Фасмера, тогда для нас совершенно недоступные, А.
М. Селищев поведал нам, что вторая часть -мвр(в ц.-славянском Владимврь и в древнерусском Володимйрь) родственна гот. пзегз — 'великий', др.-в.-ием. 'шап' — 'знаменитый'. Следавателыю, само это имя собственное имело значение 'великий или славный в своем владении'. Форма же с -мир-: Владимирь, возникла под влиянием «мирь» в значении 'вселенная'. Однако на этом история с налписью на чаре на наших занятиях не закончилась. Через неделю Афанасий Матвеевич принес четыре снимка с чары, сделанные так, что оказывалось возможным прочитать всю надпись по «оригиналу». Одна из нас достаточно бойко стала читать текст, известный нам уже по прошлому занятию: «А се чара кня(зя) володимирова...
Селищев тут же раздраженно прервал ее: — Читайте снова!!! — А се чара кня(зя) володимирова, — уже не так бойко повторила злополучная его слушательница. — Вы разве не видите топ>, что читаете, нли не помните того, о чем на прошлом занятии мы говорили об этой форме? — уже в совершенном раздражении спросил Селищев. — Но, Афанасий Матвеевич, — вступились мы за свою сокурсницу, — на чаре действительно написано володи«кирова. Тогда Селищев тотчас схватил снимок с чары, поднес его к глазам и убедился в том, что на чаре в самом деле написано «володимирова». Раздражение Селищева при этом открытии ничуть не уменьшилось, но теперь оно оказалось направленным уже на составителей хрестоматии, лопустивших такую досадную оплошность. Конечно, это всего-навсего совершенно мелкий эпизод, но в нем весь Селищев.
Безусловно, были и куда более существенные разногласия у А. М. Селищева с С. П. Обнорским. И прежде всего по новой концепции Обнорского о происхождении русского литературного языка. Думаю, что не ошибусь, сказав, что Селищев был одним из первых, кто высказал свое несогласие с этой концепцией.
Вопрос о происхождении русского литературного языка, как известно, сложный и дискуссионный до нашего времени. И вряд ли имеет смысл подробно останавливаться на критических замечаниях А. М. Селищева, позволивших ему прийти к выводу о недостаточной обоснованности концепции С. П. Обнорского. Хочу лишь отослать интересующихся этим вопросом к его статье «О языке "Русской правды"» в связи с вопросом о древнейшем типе русского литературного языка», опубликованной, к сожалению, лишь посмертно на страницах «Вопросов языкознания» (1957.)зя 4).
315 А. М, Селищев трудился над этой статьей в последний год своей жизни, именно в то время, когда занимался с нами историей русского языка. И мы постоянно слышали от него те критические замечания, которые увидели свет лишь в 1957 г. Знал ли С. П, Обнорский о той критике, которой подверг его концепцию А. М. Селищев? Думаю, что он узнал об этом значительно позже своего возвращения из эвакуации в Москву в 1943 г., т.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
