Vadim_Panov_Zanimatelnaya_Mehanika (522911), страница 17

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 17)

– Я из милиции, – сообщил Очкарик. – Мне нужно поговорить с Ильгаром.

– О чем?

– Через дверь говорить не буду.

К мужчине присоединился еще кто-то. Сначала Волков обрадовался: «Неужели Ильгар?!», но затем услышал едва различимый женский голос и вздохнул: «Жена».

О чем переговаривались Гамбары, Федор бы не разобрал, даже если бы они общались по-русски. Единственное, что он сумел различить, – интонацию, мужчина что-то приказал женщине, она попыталась спорить, он чуть повысил голос, и женщина проследовала в глубь квартиры.

– Открывайте, – повелительно попросил Федор. – Мне надоело здесь торчать.

К некоторому его удивлению, замок заскрежетал, и металлическая дверь, тихонько скрипнув, отворилась. Странно. Очкарик не ожидал подобной покладистости. То ли Гамбар был честным человеком, то ли рассчитывал на чью-то поддержку.

– Добрый день.

Федору не ответили.

Стоящий в коридоре мужчина обладал заурядной для Москвы внешностью. Невысокий, полный, с короткими черными волосами, обрамляющими большую лысину, черными глазами и большим носом. Серые брюки от дешевого костюма, рубашка с расстегнутым воротом, тапочки. Глава семейства воскресным вечером.

– Вас зовут Рафиг? – спросил Волков.

– Да.

– Мне нужен ваш сын.

– Зачем?

– Поговорить.

– О чем?

Старший Гамбар предпочитал короткие фразы и всем своим видом давал понять, что не рад незваному гостю.

– Ильгар дома?

– Нет. – Рафиг угрюмо мотнул головой: – Уходите.

Из ближайшей к прихожей комнаты доносился женский голос. Она говорила взволнованно, слышались просительные нотки.

Как раз в тот момент, когда Рафиг предложил Волкову убраться, женщина закончила разговор и специально повысила голос, произнеся последнюю фразу так, чтобы ее услышал муж. Фраза Рафигу понравилась, в его взгляде мелькнуло облегчение.

«Похоже, едет подмога. Интересно, кого ждать?»

– Вы напрасно меня опасаетесь, – вежливо сказал Федор. – Я хочу поговорить с вашим сыном. Ничего больше.

– О чем поговорить?

– О Лале.

Гамбар нахмурился:

– Лала – жена другого мужчины.

– Он недавно умер.

– Я не слышал.

– Вполне возможно, – усмехнулся Волков. – Но где Ильгар?

– Его здесь нет.

– Он придет сегодня?

– Не знаю.

– Вы будете ему звонить сегодня?

– Не знаю. – Рафиг чуть повысил голос: – Я не понимаю, зачем этот разговор?

– Я веду расследование смерти Арифа Гусейна, – объяснил Федор.

– При чем здесь мой сын?

– Я обязан проверить все версии.

– Я не понимаю твоих слов. – По мере того как текло время, Рафиг обретал все большую уверенность, а его русский язык становился все менее и менее правильным. – Где бумага? Бумагу дай.

– У меня ее нет.

– Тогда зачем пришел?

Женщина, уловив изменения в поведении супруга, вышла в коридор. В меру толстая тетка лет сорока, пытавшаяся стать блондинкой, но в итоге согласившаяся на грязно-желтый окрас кудрявых волос. Грубое лицо с большим носом, золотые зубы, широченные брови. Классика.

– Рафиг, у него есть бумага?

– У него нет никакой бумаги.

– Пусть он уходит! – Она неприязненно посмотрела на Волкова и отпустила фразу на азербайджанском.

Муж криво усмехнулся, ответил, и Гамбары рассмеялись. Они прекрасно знали, как смутить чужака, как заставить его почувствовать неуверенность. Натренировались на жителях соседних домов. Но смутить Федора было не легче, чем сдвинуть с места пирамиду Хеопса.

– Уходи!

– Если мы не договоримся, это косвенно подтвердит мои подозрения, – спокойно произнес Очкарик. – К вам придут другие люди. У них будет бумага. Но разговаривать здесь они не станут. Возьмут вас и отвезут в мой кабинет.

– Я ничего не знаю, – отрезал Рафиг. – И сына здесь нет.

В дверь позвонили. Гамбар улыбнулся и сделал шаг вперед:

– С дороги уйди.

– Оставайся на месте, – предложил Волков. – Я сам открою.

После секундного раздумья Рафиг решил подчиниться. И даже цыкнул на жену, начавшую что-то говорить. Хозяина дома несколько смутила уверенность гостя.

Федор распахнул дверь и окинул взором стоящего на пороге милиционера. Тот ответил не менее уверенно, и не только взглядом:

– Ты кто?

– А вы? – Федор нажал на «вы», намекая визитеру, что следует быть вежливее. Тот оставил замечание без внимания.

– Разве не видишь, кто я?

– Увижу, когда вы предъявите документы.

– Умный? – прищурился милиционер.

Гамбары сделали пару шагов назад. Ожидают скандала?

– Капитан, документы предъявите, пожалуйста. – Федор добавил в голос чуть-чуть металла.

– Движений резких не делай, – жестко произнес милиционер. – Мне сказали, что ты ворвался в квартиру.

– Я позвонил, мне открыли.

– Сказали, что ты угрожал.

– Чем?

– Говори, кто ты?

– Как вы видите, капитан, здесь не происходит ничего противозаконного. – Волков тоже умел не замечать чужих фраз. – А значит, мы можем вернуться к началу разговора. Я хочу видеть ваши документы. Сейчас.

Очкарик слегка разозлился, но не позволил себе потерять самообладание. И резких движений не делал, чтобы не дать милиционеру повода затеять свару. Зато постарался вложить в голос твердую уверенность в крепости своих позиций, а в последнем слове и вовсе использовал командную интонацию. Здоровяк, в свою очередь, решил не переть на рожон. Как и Гамбара, его смутило спокойствие Волкова, и милиционер рассудил, что стоит выполнить требование незнакомца.

– Капитан Мамедов. – Он продемонстрировал Федору удостоверение. – Участковый.

– Очень хорошо, товарищ капитан. – Очкарик показал свои документы. – Полковник Волков, министерство.

– Коллега, да? – Мамедов молниеносно сменил тон и широко улыбнулся. – Извини, друг, я не понял сначала. – Похлопал Федора по плечу. – Сам понимаешь, ситуации разные бывают. Люди здесь в основном мелким бизнесом занимаются, мало ли какие бандиты захотят наехать? Вот я и проверяю. Опять же фашисты всякие головы бритые поднимают, гады, от этих тварей только и жди неприятностей.

Корочки Волкова не выбили капитана из колеи. Линию поведения он сменил, но по-прежнему оставался уверен в своих силах. Мамедов крепко стоял на своей земле.

– Вы слышали о смерти Арифа Гусейна?

– Конечно.

– Я веду расследование и хочу поговорить с Ильгаром.

– Какой он убийца? – удивился капитан. – Мальчик совсем. И не горячий. Тихий совсем. Скромный. Никаких хлопот с ним не было. Тут в районе наркоманов полно, алкашей малолетних, скинхеды всякие бродят, твари фашистские, а Ильгар – правильный. В школе хорошо учился, в институт поступил. Надежная опора родителям.

– Когда он здесь появлялся?

– Неделю, может, больше. – Мамедов покосился на Гамбара: – Рафиг, когда Ильгар последний раз приезжал?

– Неделю назад.

– Видишь, я не ошибся.

– Когда появится, пусть мне позвонит.

– Обязательно передам, – пообещал капитан. – Пошли?

Оставаться в квартире не было смысла. Милиционеры пешком спустились на первый этаж, вышли из подъезда и закурили.

– Твоя машина? – Мамедов кивнул на «Ауди».

– Да.

– Дорогая. – В голосе капитана прозвучало уважение. – В министерстве хорошо платят?

– Не всем.

– Это я понимаю.

Пока Волкова не было, его автомобиль успели заблокировать. Сзади «Ауди» поджала темная «девятка», спереди – подержанный «бумер» без номеров.

– Места для парковки мало, – дружелюбно объяснил Мамедов. – Людям машины ставить некуда.

И незаметно, как он думал, сделал жест рукой. «БМВ» медленно подал вперед и покинул двор, за ним потянулась «девятка». Несмотря на то что машины проехали в двух шагах от Федора, Очкарик не смог разглядеть сидящих внутри людей: настолько сильно были затонированы стекла.

– Ну, бывай, полковник, может, еще увидимся.

Волков посмотрел в глаза капитана, сжал протянутую руку, не сильно сжал, обыкновенно, но не отпустил, задержал в своей руке и отчетливо произнес:

– Завтра до двенадцати утра я должен переговорить с Ильгаром. Если этого не произойдет, гарантирую тебе весомые неприятности. Лично тебе.

– Угрожать не надо, – с веселой издевкой попросил Мамедов. – Звездочки береги, полковник. Не забывай, где находишься.

Он твердо стоял на своей земле.

– Ты о моих звездах не беспокойся, – жестко велел Очкарик. – Имя мое тебе известно. Прозвонись по своим каналам, поинтересуйся, кто я. А на тот случай, если нам еще придется встретиться, запомни: обращаться ко мне только на «вы». Все понятно?

Мамедов угрюмо выдернул руку.

– Я не услышал ответ.

– Будет видно, – буркнул участковый.

– Будьте добры отвечать по уставу, товарищ капитан.

– Так точно, товарищ полковник, – злобно глядя на Волкова, произнес Мамедов. – Я все понял.

Но взгляда Федора не выдержал, отвернулся.

– До двенадцати, – напомнил Очкарик и сел в машину.

И почти сразу же запиликал висящий на поясе мобильник. Волков завел двигатель, медленно подал вперед и поднес трубку к уху:

– Да!

– Федя, спаси меня! – прорыдал Корзинкин.

* * *

Удивительно, как много впитывается и навсегда остается в наших вещах. Едва уловимый запах и соль пота, прикосновение пальцев, тепло кожи и уникальное дыхание души. Мы редко задумываемся над тем, какая хорошая память у наших вещей. Как относятся они к нам? Почему некоторые из них прикипают к сердцу, становятся любимыми, а другие лежат в шкафу, позабытые, ни разу не надеванные?

Вот бы удивился любой нормальный человек, узнав, как много способна рассказать о своем хозяине простая пуговица.

Дешевая пластмассовая пуговица, крепко зажатая в кулаке.

Окно плотно зашторено, дверь закрыта, свет выключен. Гончар сидел в кресле, выдвинутом в самый центр комнаты. Расслабленная поза, опущенная на грудь голова. Казалось, он спит, и лишь его левая рука дрожала от напряжения. Левая рука, в которой пряталась пластмассовая пуговица. И часть силы, что бушевала в стиснутом кулаке, заставляла подрагивать окружающий Гончара сумрак. По темной, запертой комнате гулял несильный ветерок, покачивал шторы и шевелил волосы Гончара. Едва ощутимый ветерок, исходящий из левой руки сидящего в кресле человека.

Тридцать минут потребовалось Гончару, чтобы прочесть душу переданной Дантистом посылки. Полчаса вызванный им ветерок нарушал сумрачный покой комнаты. Затем все прекратилось. Гончар медленно разжал кулак – ставшая ненужной пуговица упала на паркет, – нащупал стоящую у кресла бутылку вина, зубами выдернул неплотно воткнутую пробку, выплюнул ее и жадно припал к горлышку. Полминуты в комнате слышалось только бульканье. Затем Гончар вернул опустевшую бутылку на пол, вытащил из кармана телефон и набрал номер:

– Проказа?

– Да.

– Записывай адрес…

– Кто его прикрывает? – угрюмо осведомилась Испанка.

– Никто, – пожала плечами Проказа.

– Говорят, он крепкий мужик, – подал голос Невада. – В тайге слабаки не выживают.

– Слабаки нигде не выживают, – хмыкнула Проказа. – Только под мамочкиным крылышком. Ты-то чего трясешься? У тебя работа безопасная…

Презрение, отчетливо прозвучавшее в последней фразе, задело Круса. На секунду его глаза вспыхнули, однако доводить дело до скандала он не стал. Заставил себя высокомерно улыбнуться:

– Кто бы говорил!

И отвернулся.

Роли члены команды расписали заранее. Травник прикрывал: остался на лестничной клетке и следил за тем, чтобы соседи не проявили к происходящему в квартире нездоровый интерес. Задача Проказы заключалась в том, чтобы войти и обездвижить Беспалого: учитывая бойцовский опыт девушки, никто не сомневался, что она справится. Испанке предстояло задавать вопросы. После вторжения Проказы, которое обязательно закончится жестоким избиением Беспалого, мягкость беловолосой наверняка вызовет пленника на откровенность. Испанка умела влезть человеку в душу. Если же не получится мягко, то она достанет из сумочки флаконы с разноцветными жидкостями, способными вывернуть любого человека наизнанку и превратить его в кричащий от боли сгусток нервов.

А Невада сделает то, от чего отказались остальные, – прольет кровь искусника. Добровольно ответит Беспалый или его придется пытать – не важно, Гончар приказал не отпускать Шамана живым.

– Чего ругаться? – негромко произнес Травник. – Все замазаны.

Испанка опустила глаза. Проказа скривила рот, но комментировать слова здоровяка не стала. Кивнула:

– Пошли!

И первой выбралась из машины.

«Ты запутался, Григорий. Ты отплыл от одного берега, а к другому не причалил. Тебе нужно время, чтобы разобраться в себе, а его у тебя нет. Ты запутался, тебе кажется, что самый легкий выбор – самый правильный. Но это, поверь мне, не так…»

Беспалый понимал, что Бабушка Осень знает, о чем говорит. В ее словах звучит мудрость, накопленная за многие поколения. И еще мудрость врожденная. Не зря ведь ходят слухи, что Бабушка Осень родилась старой.

Она была права… и она была не права. Она советовала, но не указывала. Она понимала, что выбор человек должен сделать сам. Выстрадать, вымучить, определиться и не отступать. Даже если выбор этот порожден чудовищными сомнениями, превратившимися в чувство чудовищной вины.

«Я знаю, кем умру, но понятия не имею, кем буду жить…»

Характеристики

Список файлов книги