Vadim_Panov_Zanimatelnaya_Mehanika (522911), страница 15
Текст из файла (страница 15)
Их не было в снятой квартире, в полюбившемся Беспалому маленьком дешевом кафе, их не зажигали в его присутствии друзья. Но, увы, самая главная московская встреча, самый важный разговор прошел как раз при свечах.
Такое вот совпадение.
Или предзнаменование.
Нелюбимый запах не исчез, не погиб в огромном мегаполисе, а лишь затаился, подобно выжидающему охотнику, чтобы явиться в самый неподходящий момент.
И принести с собой беду.
Или явиться вместе с бедой.
И усилить мучения Григория.
– Спасибо, что пришел, – негромко произнесла старуха.
– Для меня большая честь разговаривать с вами, Бабушка, – так же тихо отозвался Беспалый.
Она приняла слова Григория как должное. Немногие удостаивались приглашения в этот дом.
– Садись, – кивнула на кресло. – Чай?
– Нет, спасибо.
– Хороший, на травах. – Помолчала. – Как ты любишь.
И уж совсем немногие могли рассчитывать на особое к себе отношение в этом доме. Беспалый не сомневался в том, что чай действительно заварен по его любимому рецепту: две четверти черного цейлонского, четверть китайского зеленого и четверть зверобоя. Как было бы приятно сделать сейчас глоток обжигающего напитка! Как вовремя! Но…
– Не хочу. – Опустил глаза. – Спасибо.
«Проклятый запах!»
– Что ж, настаивать не буду.
Они разговаривали в гостиной, одну из стен которой практически полностью занимал камин с уставленной фарфоровыми куклами полкой. Не игрушками со стеклянными головами, а произведениями искусства, полностью выполненными из фарфора статуэтками, многим из которых исполнилось больше ста лет. Знаменитая коллекция Бабушки Осень. Справа от камина – французское окно, выходящее на открытую веранду, за которой начинался лес. Старуха не любила сады и парки, а потому ее дом находился посреди нетронутой рощи. У левой стены стояли низенький столик и два вольтеровских кресла, в которых и расположились собеседники.
И никаких люстр. Только свечи в настенных бра. Только проклятые свечи.
А еще – внимательный взгляд старых, но таких молодых глаз.
– Я думала, мой дом поможет тебе успокоиться.
– Так и получилось, – выдавил из себя Григорий. – В городе я чувствовал себя еще хуже.
Большие глаза Бабушки Осень оставались единственной частью лица, которой не коснулось время. Сухая морщинистая кожа, крючковатый нос, бледные тонкие губы, редкие брови… и две черные звезды, свет которых выдавал силу и ум. Мало находилось людей, способных выдержать взгляд старухи.
И мало кто, увидев ее, оставался равнодушным. Царственная осанка, гордая посадка головы, глухие, старинного фасона платья с пышными юбками, длинные седые волосы, всегда собранные в высокую прическу, – Бабушка Осень походила на постаревшую императрицу из сказок. В ее присутствии любой, даже самый невоспитанный человек начинал говорить тихо, а то и просто молчать, ожидая, когда его спросят.
– Москва становится опасной для тебя, Григорий.
– Я знаю, – прошептал Беспалый.
Между ними трепетала завеса дыма – разговаривая с Григорием, старуха курила трубку. Однако даже табачный аромат был неспособен уничтожить запах горящих свечей.
– Ты должен уехать.
– Бежать?
– Уехать, – поправила Беспалого Бабушка. – Гончар ищет тебя.
– Он опоздал, – сказал Григорий, стараясь, чтобы голос звучал бодро. – И знает, что опоздал.
– Тем не менее он будет искать встречи. – Старуха прищурилась. – Встречи, которую ты не переживешь.
Суровые слова не заставили Беспалого вздрогнуть. Он и сам знал, чем закончится рандеву с Гончаром. Спокойно улыбнулся:
– Бежать бессмысленно, он напал на след и найдет меня где угодно. – И посмотрел в глубокие глаза Бабушки. – Зачем вы меня пригласили?
В голосе не было надежды. Григорий не просил о помощи, не искал ее, он просто хотел разобраться в мотивах старухи.
– Я могу спасти тебя.
– Вы обещали Гончару нейтралитет.
– Я дам слово, что тебе ничего неизвестно. Он не рискнет спорить.
Беспалый вновь улыбнулся:
– Зачем?
– Ты будешь жить.
Он шел за плохими новостями, а увидел протянутую руку, спасательный круг, брошенный в самый последний момент, в ту самую минуту, когда путаются мысли, отступают принципы и всеми поступками управляет великий Инстинкт Самосохранения. В тот самый миг, когда принятое решение проверяется на крепость.
– Сейчас я знаю, кем был и кем умру, – медленно произнес Григорий. – Но совершенно не представляю, кем буду жить, если приму ваше предложение. Я не жалею ни о чем, но не хочу ни повторять свою жизнь, ни начинать ее заново. В первом случае мне рано или поздно придется повторить то, что я сделал. Во втором… во втором не будет Смысла. Я не хочу просто ползать под солнцем.
Бабушка Осень выдохнула новую порцию дыма. Некоторое время наблюдала за причудливым облаком, а затем, не глядя на Григория, спросила:
– Ты на самом деле ни о чем не жалеешь?
Беспалый вздрогнул. Он не мог поймать взгляд старухи, но все равно не отрываясь смотрел на ее лицо. Выдохнул резко:
– Нет!
И вдруг показалось, что клубы табачного дыма перестали быть хаотичным облаком и приняли форму призрачных фигур. Изобразили мертвых людей, память о которых выжгла душу Григория. Вот человек с перерезанным горлом, вот с разбитой головой, вот – покрытый кровоточащими язвами…
– Ты жалеешь, – грустно улыбнулась Бабушка Осень. – Ты жалеешь, но при этом понимаешь, что не имеешь права жалеть о том, что сделал. Не имел. Но в то же время не мог не жалеть. Ты запутался, Григорий. Ты отплыл от одного берега, а к другому не причалил. Тебе нужно время, чтобы разобраться в себе, а его у тебя нет. Ты запутался, тебе кажется, что самый легкий выбор – самый правильный. Но это, поверь мне, не так. И поэтому я спрошу еще раз: ты примешь мою помощь?
– Нет, – хрипло ответил Беспалый.
– Мне очень жаль.
Ее морщинистое лицо казалось маской безразличия; спокойное и холодное, оно резко контрастировало с той нежностью, и даже болью, что прозвучала в голосе:
– Прощай, Шаман…
Говорят, сомнения выдают критический ум.
Возможно.
С течением времени человек переосмысливает известные ему факты, узнает новое, смотрит на старые, привычные вещи другими глазами. Начинает понимать больше.
Или ему только кажется, что больше?
Часто сомнения ведут к разочарованию, порождают хаос в душе, заставляют опускать руки… или наоборот – совершать немыслимые поступки. Не великие, не значимые, просто – немыслимые. Маленький червячок способен поглотить весь внутренний мир человека, потушить глаза, заставить совершить предательство или уйти от людей.
Или умереть.
Или предать. Себя ли, других – не важно. Изменить идеалам или друзьям. Изменить себе, тому, еще не знавшему о червячках сомнений.
Говорят, сомнения выдают критический ум.
Это так.
Но еще – слабость. Потому что нет в этом мире ничего более сложного, чем следовать давно сделанному выбору. Быть твердым, несгибаемым. Сохранить в себе стержень. Железный стержень, о который сломает зубы червяк любого размера.
И поэтому лицо Бабушки Осень оставалось бесстрастным, а глаза – холодными. Сочувствие в голосе – единственное, что она позволила себе. Потому не стала она настаивать или силой спасать человека, которого знала и любила с момента рождения, которого считала одним из своих внучат.
Бабушка Осень признавала право Григория на слабость.
* * *
Из особняка Гусейнов Очкарик направился к экспертам, искренне надеясь, что громкое убийство, взятое под личный контроль Генеральным прокурором – слухи об этом уже поползли, – заставило суетиться обычно неторопливых криминалистов. Так и получилось. То ли ребята пришли на работу затемно, то ли вовсе не ложились спать, но кое-каких результатов они уже добились.
– Это искусство, – широко улыбнулся Николаев, пожимая Волкову руку. – О таких убийствах только в книжках писать.
– Рад, что тебе понравилось, – вздохнул Федор. – Кстати, если у тебя уже есть эта книга, то я бы с удовольствием прочел последнюю страницу – очень хочется узнать имя преступника.
– Давай назовем его Художником, – предложил эксперт.
– Почему?
– Потому что он Художник во всех смыслах. – Николаев увлек Очкарика к столу, на котором горделиво высился давешний унитаз. – Во-первых, эстетика преступления…
«Да уж, мочить в сортире по нынешним временам стильно…»
– Во-вторых, мне удалось восстановить, с купюрами, конечно, но довольно точно, окраску колышка…
– Извини, что перебиваю, но какой яд использовал убийца?
– Пока неизвестно, – жизнерадостно ответил эксперт. – Но я думаю, что-нибудь из семейства кураре.
– Экзотика, – пробормотал Федор.
– Настоящая экзотика здесь! – Николаев жестом предложил Волкову заглянуть в унитаз. – Колышек раскрашен идеально. Понимаешь? И-де-аль-но! Переданы все перепады освещения. Обнаружить его при поверхностном осмотре, а вряд ли телохранитель шарил по очку руками, невозможно. Это мой вывод, и я готов под ним подписаться.
Очкарик восторгов эксперта не разделял. К тому же его интересовали выводы, которые можно было сделать из выводов:
– Преступление готовилось заранее. Убийца наведался в казино, как следует изучил туалет, возможно – сфотографировал… В принципе, для него это было безопасно: в кабинках видеокамер нет.
– И похожих кабинок нет, – уточнил Николаев. – В каждую из них свет падает по-разному, освещение в туалете общее, и колышек, подготовленный для одной, не подойдет для другой. Штучная работа.
– О свете я не подумал, – признался Федор.
Эксперт улыбнулся.
– В туалете четыре кабинки.
– Верно.
– Заряжена была одна.
– Ага.
– Получается, убийца заранее знал, что Ариф выберет именно ее.
– Получается, – согласился Николаев.
– При этом преступника совершенно не волновало, что вместо Гусейна в кабинке мог оказаться посторонний человек. А ведь вероятность такого исхода весьма высока.
– Может, появился маньяк? – предположил эксперт.
Психопат-отравитель, террористическая бригада «Смерть олигархам!», конкурентные войны – убийство уважаемого бизнесмена серьезно подпортит имидж казино… Версий можно выдумать огромное количество, вот только все они даже на первый взгляд выглядят глупыми.
– На самом деле есть предположение, которое все объясняет, – медленно произнес Волков, потирая пальцами переносицу. Негромко произнес – не для эксперта, для себя. – Если допустить, что в убийстве замешан Сардар, все сразу становится на свои места.
Фантастические версии о террористах и маньяках следует отбросить и сосредоточиться на главном: убили именно того, кого хотели, – Арифа. То есть преступник установил кол именно для него, но реализовать столь сложный план можно было только с помощью сообщника. Причем не просто сообщника, а человека, который бы лично подвел Арифа к месту казни, человека, которому Гусейн безоговорочно доверял.
– Итак, наиболее очевидная версия выглядит так: убийца находился в постоянном контакте с телохранителем. Сардар достаточно опытен, чтобы понять, когда Ариф захочет в туалет, сообщает об этом убийце, тот устанавливает кол, возможно, некоторое время удерживает кабинку и исчезает прямо перед тем, как Сардар приблизится к туалету.
Николаев не в первый раз наблюдал подобное поведение Волкова и знал, что должен подавать реплики. Так Очкарику лучше думалось.
– Сомневаюсь, чтобы Сардар находился на постоянной связи с убийцей, оставаясь на глазах у Арифа.
– Звучит действительно странно, – согласился Федор. – Но, если вдуматься, ничего сложного нет. Во-первых, Ариф доверял Сардару и не особо к нему приглядывался. Во-вторых, у убийцы мог быть напарник в зале, то есть третий сообщник, которому Сардар подавал условные знаки. А тот звонил убийце или предупреждал его иным образом.
– Сложно, – покачал головой эксперт.
– Никто не говорил, что убить Гусейна – простая задача.