Bushkov_A._Planeta_Prizrakov (522858), страница 48
Текст из файла (страница 48)
И, между прочим, относиться к папской булле об осуждении теории Коперника нужно весьма неоднозначно. Безусловно, можно усмотреть невежество и тугодумие во фразе: «Утверждение, что Земля не стоит в середине мира и имеет даже собственное ежедневное вращение, философски ложно и есть всяческое заблуждение». Но вот как быть со следующей: «Утверждение, что Солнце стоит неподвижно в середине мира, глупо, философски ложно и, так как решительно противоречит Священному Писанию, прямо еретично».
Между прочим, Солнце и в самом деле не «стоит в середине мира», как полагал Коперник, а движется в пространстве – и уж конечно, не в середине мира…
И в заключение стоит упомянуть о таком многозначительном факте: официальный философ итальянской фашистской партии, «ихний Маркс» Джованни Джентиле, крайне высоко ценил… именно Джордано Бруно, полагая его «предшественником фашистской философии». Комментируя сей печальный факт, большевистские историки не могли со всевозможными реверансами пройти мимо того, что в философии Бруно все же «заложены реакционные возможности».
В общем, тот, кто хочет сам ознакомиться со словоблудием Джордано Бруно, сделает это легко – в последние годы сразу несколько его писаний увидели свет.
А мы вернемся к клевете и лжи, обрушенным – и совершенно безосновательно – на инквизицию.
«Миллионы» жертв, приписываемые инквизиции, – это выдумка чистейшей воды, проистекающая порой из невежества «историков», хватавшихся за любые непроверенные «источники». А то и следствие прямого «социального заказа». Или откровенная шизофрения, как это было в случае с американской феминисткой Матильдой Джослин Гейдж, которая в 1893 году ни с того ни с сего объявила, будто ей достоверно известно, что инквизиция за все время своего существования «убила» девять миллионов человек, причем исключительно женщин.
Клиника, конечно. Феминистки конца девятнадцатого века были публикой, мягко скажем, своеобразной. Выступали они за благородное, в общем, дело – уравнивание женщины в правах с мужчиной. Вот только методы для этого выбирали какие‑то… специфические. Одни били окна в правительственных учреждениях (в любых, от серьезных министерств до захолустных почтовых отделений), другие приковывали себя наручниками где попало, третьи выдумывали еще что‑нибудь в этом роде. Одна такая «в целях протеста» бросилась на скачках под ноги ведущему скачку жеребцу. Конь, не успев остановиться, затоптал ее насмерть, сам повредил ногу, жокей ушибся – на том дело и кончилось, никак не повлияв на равноправие женщин. (Тому, кто заинтересуется проблемой, предлагаю прочитать великолепный роман Герберта Уэллса «Жена сэра Айзека Хармана»).
Впрочем, и лица мужского пола по тем или иным причинам повторяли насчет «миллионов жертв инквизиции» достаточно долго и настойчиво.
Меж тем реальность вовсе не такая жуткая. Изучение материалов инквизиционных судов началось только в середине семидесятых годов двадцатого века. И выяснилось: в 1450–1750 годах состоялось примерно 100 тысяч судебных процессов и от 40 до 50 тысяч казней, причем четверть казненных составляли мужчины. Другими словами, за триста лет «жертвами инквизиции» стало меньше людей, чем их гибнет за год в одной‑единственной крупной стране в результате автомобильных аварий…
Цифра, конечно, тоже невеселая. Но… Помните, мы договорились придерживаться метода только двух возможностей? Если колдовства в реальной жизни не существует, эти люди невиновны. А если они виновны? Если «черное воздействие» – не во всех случаях вымысел? Все зависит от точки зрения…
К слову, за тот же срок гражданские суды приговорили к смерти по обвинению в чисто уголовных преступлениях гораздо больше народу…
Несколько конкретных примеров. В 1540–1700 годах все двадцать отделений испанской инквизиции рассмотрели примерно 50 тысяч дел, но смертных приговоров было вынесено лишь 775 (в числе 50 – не за колдовство или ересь, а прозаический гомосексуализм, который тогда тоже был в ведении инквизиции). То есть «вышку» получили лишь шестнадцать процентов привлеченных к суду инквизиции. Остальные либо были оправданы, либо отделались покаянием в той или иной форме (кстати, в Арагоне процентное соотношение и вовсе пикантное: из 58 казненных 23 – опять‑таки голубые…)
Ну, а пыткам (кратковременным), как явствует из тех же ворохов сохранившихся дел, подвергалось только два процента обвиняемых.
Из современного исследования инквизиционных архивов, предпринятого историками из университета штата Огайо: «Мягкость инквизиторских приговоров по обвинениям в колдовстве составляет разительный контраст с суровостью светских судей Северной Европы в те же столетия. Удивительно, но испанский Supremo5 еще в 1538 году советовал своим отделениям: инквизиторы не должны верить всему, что содержится в «Молоте ведьм», даже если автор «пишет об этом как о чем‑то, что он сам видел и рассматривал, ибо природа этих дел такова, что он мог ошибаться, как и многие другие», или что филиал римской инквизиции в Миланском герцогстве противостоял местной панике, приведшей в 1580 году в миланские тюрьмы 17 ведьм. Девять из них были оправданы по всем статьям обвинения, еще пять – освобождены после принесения клятвы, одна из них полностью признала свою вину, а две сделали частичные признания – но даже и эти три отделались незначительными наказаниями».
Еще один современный американский историк: «Последние исследования показывают, что инквизиторы были более проницательными психологами, нежели светские судьи, и оказывались вполне способными прийти к корректному – а зачастую и снисходительному – приговору. В целом они, в отличие от светских судей, почти не полагались на пытку, чтобы убедиться в истинности утверждений обвиняемых… В отличие от светского судопроизводства того времени, суды инквизиции работали обычно медленно и кропотливо. Поскольку инквизиторы в меньшей степени заботились о том, чтобы установить факт совершения преступления – ереси, богохульства, магии и так далее, – но, скорее, стремились понять намерения людей, сказавших или сделавших подобное, они главным образом различали раскаявшихся и нераскаявшихся грешников, согрешив ших случайно или намеренно, мошенников и дураков. В отличие от многих светских судов уголовных раннего Нового времени, инквизиторы мало полагались на пытку как на средство установления истины в сложных и неясных обстоятельствах. Они предпочитали подвергнуть подозреваемого многократному перекрестному допросу, проявляя подчас удивительную психологическую тонкость, чтобы разобраться не только в его словах и действиях, но и в его мотивах. Инквизиторы были вполне способны рекомендовать светским властям, которые только и могли предать казни нераскаявшегося еретика, применить смертную казнь, и сами вынесли много суровых приговоров. Однако в основном инквизиторы просто предписывали покаяние различной продолжительности и интенсивности. Их культура была культурой стыда, а не насилия».
Стоит добавить, что порой случались ситуации прямо‑таки анекдотические… В 1541 году в славном городе Лиссабоне объявился папский легат, то есть личный посланник, Хуан Перес де Сааведра и предъявил папские буллы с печатями, предписывающие ему проверить деятельность местной инквизиции и решить, работать ей дальше или самоликвидироваться.
Вел себя легат, правда, как‑то странновато: чуть ли не в открытую баловался алхимией и искал эликсир бессмертия, для чего принялся скупать из‑под полы ноги повешенных, ногти висельников, дохлых кошек и прочий научный материал. Но местные отцы‑инквизиторы не усмотрели тут особого криминала: увы, подобные забавы в то время были в большой моде…
Повторилась история с Хлестаковым. Папскому посланнику устраивали банкеты, дарили подарки, возили по стране. Тут же, как легко догадаться, к нему потянулся народец со взятками, которые легат благосклонно принимал – так что в короткий срок собрал 260 000 золотых…
Но тут из соседней Испании прибыли сотрудники тамошней Супремо, без церемоний заехали «легату» в ухо и повязали, как пучок редиски. Оказалось, никакой это не папский посланец, а обыкновенный аферист с несомненными способностями к изящным искусствам – поскольку собственноручно изготовил все папские буллы с надлежащими печатями и прочими реквизитами… Деньги конфисковали, португальских коллег пожурили за доверчивость, а Сааведру законопатили на десять лет гребцом на галеры (по отбытии срока король пожелал на него взглянуть, и, видно, жулик ему чем‑то не понравился, потому что его величество определил дону Хуану еще девять лет работы веслом).
И что, инквизиция за подобных субъектов отвечает?
Наконец, инквизиции сплошь и рядом приписывают совершенно чужие смертные приговоры, вынесенные в тех странах, где инквизиции не было вовсе (и католической церкви не было) – но колдунов с ведьмами и там жгли с превеликим усердием.
Только в одном швейцарском кантоне Во с 1611 по 1660 годы было сожжено 1800 ведьм, то есть столько, сколько за это же время спалили в Шотландии (1300) и Англии (500). Во всех трех странах «правили бал» протестанты различных толков, а немногочисленные католики находились на положении угнетаемого, преследуемого и лишенного всяких прав меньшинства. Германия после 1539 года откачнулась от католицизма, который сохранил позиции разве что в Баварии. Сухие цифры: в протестантской Юго‑Западной Германии между 1562 и 1684 года за ведьмовство казнены 3229 человек, а в Испании, Португалии и Риме за 1500–1800 годы – примерно 12 человек в год…
Но в том‑то и дело, что, рассказывая о «кострах инквизиций», сплошь и рядом без зазрения совести пристегивают еще и данные по протестантским странам, к которым не имели отношения ни инквизиция, ни сам папский престол…
А чего стоит растянувшаяся на века история с аудватерскими городскими весами?
В голландском древнем городе Аудватере, как и во многих других, имелись официальные городские весы, этакий «эталон». Но, в отличие от прочих, с этими была связана романтическая легенда. В старину было принято определять, ведьма перед судьями или нет, посредством взвешивания. Считалось, что ведьма весит ненормально мало. Однажды император Карл V присутствовал при подобной процедуре – но весовщик по каким‑то своим причинам злодейски занизил вес, и получилось, что девушка весит всего несколько фунтов. Но император, пораженный красотой юной обвиняемой, настоял на том, чтобы ее еще раз взвесили на «правильных» весах, каковыми и оказались аудватерские. Они показали нормальный вес, и красотку торжественно освободили (отблагодарила ли она императора за спасение, легенда умалчивает).
Словом, родилась еще одна легенда: будто император Карл даровал Аудватеру особую привилегию, признав его весы самыми точными во всей империи. А следовательно, только на этих весах можно определить, связан ли человек с ведовством или невиновен.
Это была чистейшей воды легенда, но в Аудватер с начала шестнадцатого столетия нескончаемой вереницей потянулся народ – взвеситься и получить специальный сертификат, освобождавший от всяких подозрений в колдовстве…
Сертификат этот был натуральнейшей филькиной грамотой, никем официально не признанной. Но городские власти с протестантским хитроумием исправно взимали с каждого желающего по шесть гульденов, что для тех времен было приличной суммой. Ехали католики, ехали протестанты, платили денежки и получали ничего не стоящую бумажку, годную разве что… ну, вы поняли. Эта процедура по инерции продолжалась аж до конца восемнадцатого века…
Ну, и при чем тут инквизиция?
Меж тем до сих пор в «антирелигиозной» литературе попадаются упоминания, что «жестокие инквизиторы» взвешивали своих жертв на особых весах – и никто уже не помнит, откуда ноги растут…
Вернемся к серьезным вещам. Вспомним о «другом народце», чье существование мы договорились считать рабочей гипотезой. Итак, в какой‑то момент противоречия меж двумя расами обострились до предела, и «другие» объявили человечеству войну. Вряд ли они были достаточно сильны, чтобы выводить армии в чистое поле. Как‑никак это была уже, несмотря на все свои особые способности, немногочисленная, загнанная на задворки планеты «община»…
Следовательно, оставались диверсии. Оставалось – пакостить из‑за угла.
В этих условиях тактика «дьяволят» наверняка заключалась бы в том, чтобы исподтишка подталкивать всевозможные тайные общества, радикальные секты, революционные кружки и прочих агрессивных маргиналов, способных производить бунты, религиозную рознь и прочие массовые беспорядки, подрывающие здоровье человеческого общества. Искать, конечно, приходится вслепую, так сказать, «качать на косвенных»: не прослеживается ли у бунтарей и сектантов некая запредельность – бессмысленная с точки зрения нормального человека жестокость, необъяснимый радикализм, ненормальная кровожадность, очевидная беспочвенность и шизофреничность выдвинутых идей?
Безусловно, люди – такая сволочь, что и сами по себе от всей души вносят лепту в умножение «беспредела». Но порой и явственно прослеживаются следы постороннего влияния, хотя чертовски трудно его вычленять из обычных человеческих перехлестов… Прослеживаются, знаете ли…
Эти ниоткуда вынырнувшие субъекты, становившиеся трибунами и вождями, хотя вроде бы не способны были занять и скромное место поильщика лошадей на извозчичьей станции. Эти необъяснимые приступы то ли бешенства, то ли полного отключения сознания, овладевавшие целыми народами ни с того ни с сего… Эти странные случаи, когда безнадежнейшее, казалось бы, предприятие все же увенчивалось успехом, погружая в хаос целые страны…
Прослеживается, знаете ли.
Самым идеальным средством маскировки для уцелевших представителей все же не особенно многочисленного, надо полагать, «другого народца» было бы создать среди людей всеобщее убеждение, будто «соседей» не существует вовсе. Что становилось гораздо легче с распространением «просвещения», «прогресса», «свободомыслия» и «либерализма». Когда всерьез верить в других выглядит глупейшим суеверием, недостойным современного человека, считающего себя венцом творения только на том основании, что у него имеется ноутбук и супертонкие презервативы. Не говоря уж о том, чтобы вслух назвать других тем именем, под которым их прекрасно знали люди Средневековья – да и гораздо более близкие к нам наши предки…
А вот интересно, кто был виновником появления всей этой загадочной летающей хрени, которая компостирует мозги человечеству более ста лет? И ведь что любопытно: эта летающая хрень удивительным образом в точности соответствует уровню технического прогресса эпохи. В вовсе уж седую старину, когда высшим достижением техники были парусные корабли, именно они, родимые, по небу и летали к смущению мирных обывателей. Внезапно объявлялись в небе «летающие корабли», неотличимые по виду от земных, порой якорем зацеплялись за ограду или там церковный шпиль. В конце девятнадцатого века, едва люди изобрели дирижабль, в небе тут же замаячили иные дирижабли – чересчур совершенные для того времени, но все же именно дирижабли, а не что‑то другое. Причем, судя по тому, что нам известно, частенько речь шла вовсе не о газетных утках или розыгрышах – что – то такое действительно летало, и на пресловутые «инопланетные звездолеты» походило не больше, чем гиппопотам на каскадера. Перед Первой мировой войной замаячили «аэропланы» с прожекторами – снова в соответствии с техническими достижениями эпохи. Ну, а после Второй мировой нагрянули НЛО и всё сопутствующее.