Bushkov_A._Planeta_Prizrakov (522858), страница 47
Текст из файла (страница 47)
– Вот именно! – взревел волхв с запалом современного интеллигента.
Тогда князь, все еще не показывая топора, спросил вкрадчиво:
– Ну скажи ты мне тогда, что с тобой сегодня будет?
Волхв подбоченился, свысока обозрел собравшихся и гордо сообщил:
– Чудеса великие сотворю!
– Хрен тебе! – вскричал князь Глеб (ну, не совсем так вскричал, но наверняка изрек нечто похожее из тогдашнего лексикона).
После чего выхватил топор и почествовал им оппонента по башке, отчего тот моментально и навсегда вышел в астрал. Как пишет историк, «толпа разуверилась в его пророческом призвании и разошлась по домам». Дело тут, думается, не в топоре: что ни говори, а князь Глеб применил вполне логический аргумент, блестяще продемонстрировавший несостоятельность оратора как пророка…
А вообще на Руси точно так же, как в Западной Европе, боролись с колдунами и ведьмами костром. В церковном уставе Владимира Крестителя предписывается сжигать как ведьм с колдунами, так и весь их магический инвентарь. В 1227 году в Новгороде именно на основании этого устава сожгли четырех колдунов. В 1411 году во Пскове сожгли «двенадцать вещих жонок». Эта же практика продолжалась и при Иване Грозном. Только в ХVII столетии наказания чуточку смягчили, теперь при наличии смягчающих обстоятельств можно было вместо костра отделаться ссылкой в «дальние места» или заключением в монастырь.
(А впрочем, в соответствии с европейской традицией, отец Ивана Грозного Василий сам втихомолку пользовался услугами «чаровников и ведьм» – поскольку на склоне лет женился на молоденькой и естественным образом гармонии у них уже не получалось…)
Ко временам Федора Иоанновича относится повествование об интереснейшем расследовании. Когда в Астрахани «ведовством» сгубили крымского царевича Маурат‑Гирея и некий Остафий Пушкин начал следствие, пустив в ход по обычаям того времени пытки, подозреваемые тем не менее отпирались. Тогда к Пушкину пришел так называемый «арап» и посоветовал: бить плетью не по колдунам, а по их теням на стене. Пушкин так и поступил. Колдуны моментально «раскололись».
(Массу интересного можно порассказать по затронутой теме. Но это все – в будущей книге…)
В общем, последнее сожжение на костре за колдовство произошло в России в 1732 году – правда, по приговору светских, а не духовных властей (последняя в европейской истории ведьма, кончившая жизнь на костре, сожжена в Швейцарии в 1785‑м).
Еще несколько аспектов «ведьмовских процессов», о которых необходимо упомянуть.
Европейская история переполнена упоминаниями про то, как «бедные, несчастные, невиновные» женщины, ставшие «жертвой» злобных «фанатиков в рясах», откровенно нарывались. Точнее говоря, некая особо наглая и беззастенчивая деревенская баба объявляла себя колдуньей – чтобы окружающие боялись, шапку ломали, почет выказывали, а то и поклонились горшочком сметаны или гусем. Но, поскольку времена на дворе стояли суровые, и не все шутки находили понимание, частенько случалось, что новоявленную «ведьму» тащили на серьезный суд. По той причине, что она сама прожужжала уши всей деревне, будто каждую субботу попивает бражку с самим Люцифером и способна напустить порчу на любую живую тварь. Тут она, конечно, начинала ныть, что пошутила – но времена‑то были самые для шуток неподходящие…
А вот вам история сержанта «ширванского пехотного полка» Василия Тулубьева, которого тобольская консистория обвинила в совершении любовного чародейства. Вот сохранившееся в документах подробное изложение того, что было.
«Квартируя в городе Тюмени у жены разночинца Екатерины Тверитиной, вступил в блудную связь с ее дочерью Ириной; а потом ее, Ирину, насильно обвенчал со своим дворовым человеком Родионом Дунаевым, но жить с ним не позволил. Чтобы закрепить любовь и верность Ирины, он на третий день после венцов брал ее с собой в баню и творил над ней разные чары; взяв два ломтя печеного хлеба, Тулубьев обтирал ими с себя и со своей любовницы пот; затем хлеб этот смешал с воском, печиной, солью и волосами, сделал два колобка и шептал над ними неведомо какие слова, смотря в волшебную книгу. Он же, Тулубьев, срезал с хоромных углов стружки, собирал грязь с тележного колеса, клал те стружки и грязь в теплую банную воду и приготовленным настоем поил Ирину; поил ее и вином, смешанным с порохом и росным ладаном; наговаривал еще на воск и серу и те снадобья заставлял ее носить, прилепив к шейному кресту, а сам постоянно носил при себе ее волосы, над которыми тоже нашептывал. Подобными чарами Тулубьев так приворожил Ирину, что она без него жить не могла и, когда ему случалось уходить со двора, бегала за ним следом, тосковала и драла на себе платье и волосы».
Вот такая история. Предположим, не существует никакой «любовной магии», вообще никаких «чар» (хотя лично я от подобной категоричности воздержался бы). Давайте считать, что привязанность девчонки к Тулубьеву возникла из самовнушения, а не в результате его колдовства (хотя дело, безусловно, темное).
Ну, и что это меняет? Ведь Васька Тулубьев всерьез делал все, что здесь было описано – и всерьез верил, что с помощью черной магии совершает насилие над человеческой волей и душой. И что, прикажете оставить такого безнаказанным?
Наказание, кстати, выпало довольно мягкое: Тулубьева всего лишь разжаловали из сержантов и отправили на покаяние в монастырь в Енисейск (на практике это означало, что несколько годочков ему придется там посидеть безвылазно, под строгим присмотром, так что будет уже не до баловства). Брак Ирины с Дунаевым расторгли, а ее саму, как пострадавшую, отпустили восвояси. И где же тут «реакционные поповские репрессии»? Что заработал, то и получил. Современных бы «экстрасенсов» пустить по тому же конвейеру. Полезно вспомнить, если уж разговор зашел об экстрасенсах, что еще византийский император Константин Великий однажды издал указ, которым под страхом смертной казни запретил всевозможным «предсказателям» шляться по домам мирных обывателей с предложением своих услуг касаемо пророчеств и гаданий. И вы знаете, не шлялись: император славился тем, что тщательно следил за соблюдением своих указов…
История инквизиции полна не только самых вульгарных преувеличений, но и дутых фигур «мучеников», якобы гениев науки, ставших жертвами «тупых и невежественных церковников». Звездой номер один тут, безусловно, выступает субъект по имени Джордано Бруно, аттестуемый как «великий ученый», который дерзнул на публике высказывать смелые, передовые, прогрессивные идеи о множественности обитаемых миров, за что «невежественные церковники» его и сожгли…
На деле все обстояло чуточку не так. Совсем не так. Бруно и в самом деле среди прочего чиркал что‑то насчет множественности обитаемых миров, но все, что с ним произошло, вызвано отнюдь не этим…
Никакого ученого Джордано Бруно никогда не существовало – например, не кто иной, как Галилео Галилей, признавая за Бруно яркий ум, никогда не считал его не только ученым, но и астрономом. Сам Бруно всю жизнь обрушивался с насмешками на тех, кто «пытался разгадать тайны природы посредством измерения, вычисления и взвешивания».
Кем же он был? Да просто ярым оккультистом, завсегдатаем всех подобных тайных кружков, какие только существовали в тогдашней Европе. Баловался всевозможной магией, каббалистикой, прочей чертовщиной – к которой для солидности присовокупил научную новинку того времени, только что появившуюся теорию Коперника. Правда, трактовал он ее своеобразно – по Бруно, Меркурий и Земля одинаково отстоят от Солнца, но находятся на противоположных сторонах его, причем, если вокруг Земли обращается Луна, то вокруг Меркурия – Венера. И путал перигей с апогеем – астрономы этот нюанс оценят должным образом. Признавался сам, что ему «мало дела до Коперника и его комментаторов». Просто‑напросто в свои оккультистские писания он считал необходимым для солидности подмешать пару выдранных наугад страниц из самых новых теорий – как поступают и сегодняшние «исследователи тонкого мира» и прочие рехнувшиеся…
Иезуит Каспар Шоппе, присутствовавший на процессе Бруно, подробно изложил суть обвинений: «В этих книгах он учил, что миры бесчисленны…»
Ага, вот оно! Не спешите. Пойдем дальше…
«…что душа переселяется из одного тела в другое и даже в другой мир, что одна душа может находиться в двух телах, что магия – хорошая и дозволенная вещь, что Дух Святой не что иное, как душа мира, что Моисей совершал свои чудеса посредством магии и преуспел в ней больше, чем иные египтяне, что Моисей выдумал свои законы, что Священное Писание есть призрак, что дьявол будет спасен. От Адама и Евы он выводит родословную только евреев. Остальные люди происходят от тех двоих, кого Бог сотворил днем раньше. Христос – не Бог, был знаменитым магом и за это по заслугам был повешен, а не распят. Пророки и апостолы были негодными людьми, магами, и многие из них повешены».
Другими словами, полный набор классической оккультистской болтологии, каковой используется и в наше время, разве что с небольшими добавлениями. Даже терминология та самая – вот откуда ноги растут…
Вот за это Бруно и спалили к чертовой матери. За оккультизм и сатанизм, выхлестывавший за все пределы…
Ну, а о его привычке вести «научные» диспуты бесхитростно и подробно поведал опять‑таки очевидец, библиотекарь аббатства Сен‑Виктор, присутствовавший на таковых. Итак, 1586 год…
«В среду и четверг Троицына дня, 28 и 29 мая, Джордано пригласил королевских лекторов и всех желающих выслушать его нападки (курсив мой. – А. Б.) против семи ошибок Аристотеля. В конце лекции, или речи, он сделал вызов, требуя, чтобы каждый желающий защищал Аристотеля или возражал Бруно, и так как никто не выступил, то он громко заявил, что одержал победу. Тогда встал молодой адвокат Рудольф Калериус и в длинной речи защищал Аристотеля против клеветы Бруно, сказав в начале, что профессора молчали, так как они не считали Бруно достойным ответа. В конце он вызвал Бруно на ответ и защиту, но тот не ответил и ушел. Студенты задержали Бруно, говоря, что они не позволят ему уйти, пока он не ответит или не откажется от клеветы, возведенной им на Аристотеля. Тем не менее он, в конце концов, высвободился из их рук, не знаю, быть может, с условием вернуться на следующий день для ответа к адвокату. На следующий день адвокат объявлениями созвал собрание, взошел на кафедру и продолжал в тонком стиле защиту Аристотеля и разоблачение изворотов Бруно, настойчиво требуя ответа. Бруно, однако, не появился и с тех пор как будто бы в этом городе не проживал».
Второй случай, по сути, аналогичный: «Джордано был на малой кафедре, возле садовой двери, а на большой кафедре находился его ученик Жан Геннекен, который поддерживал тезисы Джордано; последний требовал обсуждения, что и имело место. Ученик мог ответить только на первое доказательство Калериуса. Тогда Бруно попросили ответить лично, но он не пожелал этого сделать, заявив, что время истекло, а на следующий день он не захотел явиться…»
Самое забавное, что эти уничтожающие строки приведены в предисловии к книге о Бруно, изданной большевиками в двадцатые годы – в качестве примера травли, которой якобы «невежи» подвергали «великого ученого»…
И, наконец, неизвестно в точности, был ли Джордано Бруно казнен вообще или окончил свои дни где‑то за решеткой. Вплоть до середины девятнадцатого века держалось мнение, что был сожжен не сам Бруно, а его изображение, как это иногда практиковалось. Лишь в 1849 году, во время очередной революционной заварушки, какие тогда сотрясали всю Европу, кто‑то, изволите ли видеть, «проник в архивы Ватикана» и раздобыл писаные доказательства того, что Бруно был все же казнен. История крайне темная, учитывая милую привычку «революционеров» и «просветителей» врать на каждом шагу…
Да, вот что еще. Главная вина Бруно, пожалуй, все же в том, что он скомпрометировал теорию Коперника.
Поначалу верхи католического духовенства относились к распространявшимся в рукописном виде изложениям взглядов священника Коперника вполне лояльно. В 1533 году папа Климент VII в собрании кардиналов и приближенных выслушал сообщение своего ученого секретаря кардинала Видманштадта, кратко изложившего теорию Коперника, – и не высказал ни малейшего раздражения. Когда церковь проводила так называемую «григорианскую реформу» календаря, Коперника включили в число «признанных» астрономов, которых официально пригласили для участия в работе (он не смог принять участие исключительно по нездоровью). Так что ни малейших «притеснений» или хотя бы просто недоброжелательства Ватикан к Копернику не проявлял (это только шарлатан Дэн Браун в «Коде да Винчи» может серьезно относиться к собственной побасенке о том, что «Ватикан отравил Коперника»).
Впервые в Риме ознакомились с трудами Коперника в 1515 году – и, как только что говорилось, долго относились к ним вполне терпимо. Бруно сожгли (или все же не сожгли) в 1600 году, и только в 1613 году Ватикан официально судил коперниканство (а это, кстати, показывает, что во времена суда над Бруно коперниканство еще не рассматривалось как «ересь» и не могло быть поводом не только для казни, но и для обвинения).
В чем причина? Да попросту в том, что Церковь обнаружила: теория Коперника вполне может стать основой для оккультистско‑сатанинских учений. Что, кончено же, повлияло на отношение к самой теории, которая, кстати, согласно уровню развития науки того времени, была не более чем гипотезой, которую невозможно было доказать практически. Практические доказательства теории Коперника были оформлены только в середине девятнадцатого столетия. Так что не стоит чересчур уж ретиво осуждать тогдашних священников и богословов за «невежество» и «реакционность». Они были детьми своего века, как и мы с вами.