Bushkov_A._Planeta_Prizrakov (522858), страница 50
Текст из файла (страница 50)
Но приведенное нами объяснение далеко не исчерпывает всех поводов и побуждений, какими руководствовались в старину при наложении науз. Речения связывать, делать узлы, опутывать могут служить для указания различных оттенков мысли и, смотря по применению, получают в народных преданиях и обрядах разнообразное значение. В заговорах на неприятельское оружие выражения эти означают то же, что запереть, забить вражеские ружья и тулы, чтоб они не могли вредить ратнику: «Завяжу я, раб божий, по пяти узлов всякому стрельцу немирному, неверному, на пищалях, луках и всяком ратном оружии. Вы, узлы, заградите стрельцам все пути и дороги, замкните все пищали, опутайте все луки, повяжите все ратные оружия; и стрельцы бы из пищалей меня не били, стрелы бы их до меня не долетали, все ратные оружия меня не побивали. В моих узлах сила могуча змеиная сокрыта – от змея двунадесятьглавого». По сходству ползучей, извивающейся змеи и ужа с веревком и поясом, сходству, отразившемуся в языке (ужище – веревка – гуж и уж; в народной загадке пояс метафорически назван ужом), чародейным узлам заговора дается та же могучая сила, какая приписывается мифическому многоглавому змею. В старину верили, что некоторые из ратных людей умели так «завязывать» чужое оружие, что их не брали ни сабли, ни стрелы, ни пули. Такое мнение имели современники о Стеньке Разине. Увидевши первый цвет на огурцах, тыквах, арбузах или дынях, хозяйка перевязывает огудину красной ниткой из пояса и произносит: «Як густо сей пояс вязався, щоб так и мои огурочкы густо вязались у пупянкы в огудини». Здесь высказывается желание, чтобы не было пустоцвету; цвет, зарождающий плод, называется завязью, и на этом слове создался самый заговор и сопровождающий его обряд. Того, кто сажал в печь свадебный каравай, подвязывают утиральником и сажают на покутье, чтоб каравай не разошелся, не расплылся. Чтобы ребенок стал скорее ходить, для этого на Руси разрезывают ножом промеж его ног те невидимые путы, которые задерживают его ход. Подобных поверий и обрядов много обращается в среде поселян. Относительно болезней и вообще всякого зловредного влияния нечистой силы речение связывать стало употребляться, во‑первых, в значении заповедного слова, связывающего мучительных демонов и тем самым подчиняющего их воле заклинателя. Апокрифическое слово о кресте честне (по болгарской рукописи) заставляет Соломона заклинать демонов принести ему третье древо этой формулой: «Заве(я)зую вас аз печатаю господнею». Припомним, что печать в старину привешивалась на завязанном шнуре.18 Той же формулой действует заговор и против злых колдунов и ведьм: «Завяжи, Господи, колдуну и колдунье, ведуну и ведунье и упирцу (уста и язык) – на раба божия (имярек) зла не мыслите». Завязать получило в устах народа смысл «воспрепятствовать, не допустить»: «Мини як завязано» (малорос.) – «Мне ничто не удается. Заговорные слова, означавшие победу заклинателя над нечистыми духами болезней и смерти, опутывание их, словно пленников, цепями и узами (по необходимому закону древнейшего развития, когда все воплощалось в наглядный обряд), вызвали действительное завязывание узлов; узлы эти завязывались на теле больного, так как, по древнему воззрению, демон болезни вселялся в самого человека. До сих пор еще наузы нередко состоят из простой нитки или бечевки с узлами; так, от лихорадки носят на руках и ногах повязки из красной шерсти или тесьмы; девять ниток такой шерсти, навязанные на шею ребенка, предохраняют его от скарлатины – краснухи; от глистов употребляют то же навязыванье пряжи на детей.19 Красный цвет нити указывает в ней символическое представление молнии, прогоняющей всякую демонскую силу. В Тверской губернии, для охраны стада от зверей, вешают на шею передовой20 коровы сумку с каким‑то снадобьем; сумка эта называется вязло, и значение чары состоит в том, что она связывает пасть дикого зверя. При весеннем выгоне лошадей в поле, крестьяне берут висячий замок и, то запирая его, то отмыкая, обходят трижды кругом стада и причитывают: «Замыкаю я сим булатным замком серым волкам уста от моего табуна». За третьим обходом запирают замок окончательно и кладут его в воротах, через которые выгоняют лошадей; после того подымают замок и прячут где‑нибудь, оставляя замкнутым до поздней осени, пока табун гуляет в поле. Крепкое слово заговора, словно ключом, замыкает уста волков. Подобным образом болгары думают сберечь свои стада суеверным обрядом, основанным на выражении зашить волчьи уши, очи и уста. Вечером баба берет иголку с ниткой и начинает зашивать полу своей одежды, а какой‑нибудь мальчик ее спрашивает: «Что шиеш, бабо?» «Зашивам, сынко, на влъцы‑те уши‑те, да не чуят овце‑те, козы‑те, свине‑те и теленца‑та». Мальчик повторяет свой вопрос и получает ответ: «Зашивам, сынко, на влъцы‑те очи‑те, да не видят овце‑те» и т. д. В третий раз баба говорит: «Зашивам на влъцы‑те уста‑те, да не едят овец, коз, свиней и телят».21 Во‑вторых, науза рассматривалась как крепкий запор, налагаемый на человека с целью преградить (= замкнуть, завязать) доступ к его телу. Нить, или бечева с наглухо затянутыми узлами, или, еще лучше, сеть (потому что нигде нет столько узлов, как на ней) почитаются охранительными средствами против нечистой силы, колдунов и ведьм. Чтобы поймать ведьму, нужно спрятаться под осиновую борону и ловить ее уздой; под бороной она не может повредить человеку, так как верхняя часть бороны делается из свитых (сплетенных) вместе лоз. В некоторых местах, наряжая невесту к венцу, накидывают на нее бредень (рыболовную сеть) или, навязав на длинной нитке как можно более узелков, подвязывают ею невесту; делается это с намерением противодействовать порче. Точно так же и жених и самые поезжане опоясываются сеткой или вязаным поясом – в том убеждении, что колдун ничего злого не в силах сделать до тех пор, пока не распутает бесчисленных узлов сети или пока не удастся ему снять с человека его пояс.22 Некоторые крестьяне думают, что ходить без пояса грешно. В‑третьих, с наузой соединялось понятие целебного средства, связующего и скрепляющего разбитые члены больного. Если разобьется рука, т. е. заболит связка ручной кисти,23 то на Руси принято обвязывать ее красной пряжей. Такое симпатическое лечение известно и у немцев. Кроме того, на Vogelsberg от лома в костях носят железные кольца, выкованные из такого гвоздя или крюка, на котором кто‑нибудь повесился. Чтобы избавиться от головной боли, немцы обвязывают виски веревкой, на которой был повешен преступник; во Франции же такую веревку носят для отвращения зубной боли: эта повязка должна закрепить и череп, и зубы. В случае вывиха или перелома и у нас, и в Германии поселяне отыскивают дерево, которое, разделившись на две ветви, потом снова срослось в один ствол, и в образовавшееся от того отверстие протаскивают больных детей; иногда нарочно раскалывают молодое зеленое дерево (преимущественно дуб) надвое, протаскивают больного сквозь расщепленные половины и потом связывают их веревкой: пусть так же срастется поломанная кость, как срастается связанное дерево. Наконец, есть еще обычай, в силу которого снимают с больного пояс и бросают на дороге; кто его подымет и наденет на себя, тот и заболеет, т. е. к тому болезнь и привяжется, а хворый выздоровеет.
Вещие мужи и жонки призываются для унятия разгневанного домового, кикимор и разных враждебных духов, овладевших жильем человека; они обмывают притолки от лихорадок, объезжают с особенными обрядами поля, чтобы очистить их от вредных насекомых и гадов; когда на хлебные растения нападет червь, то нарочно пригашенная знахарка три зари выходит в поле, нашептывает заклятия и делает при концах загонов узлы на колосьях: это называется «заламывать червей», т. е. преграждать им путь на зеленеющие нивы. Колдун – необходимое лицо на свадьбах; на него возлагается обязанность оберегать молодую чету и всех «поезжан» от порчи. В Пермской губ. при невесте всегда находится знахарка, а при женихе знахарь. Этот последний едет впереди свадебного поезда с озабоченным лицом, озираясь по сторонам и нашептывая: по народному объяснению, он борется тогда с нечистой силой, которая следует за новобрачными и строит им козни. Вообще в затруднительных обстоятельствах жизни – нападет ли на сердце кручина, приключится ли в доме покража или другая беда, отгуляет ли лошадь, угрожает ли мщение врага и т. д. – во всех этих случаях крестьяне прибегают к колдунам и колдуньям и просят их помощи и советов. Так ведется исстари. По свидетельству «Слова о злых дусех»: «Когда (людям) кака‑любо казнь найдеть, или от князя пограбление, или в дому пакость, или болезнь, или скоту их пагуба, то они текуть к волхвом, в тех бо собе помощи ищуть». В Святославовом Изборнике замечено: «Аште и сън (сон) тя съмоутить, к съньномоу съказателю течеши; аште и погоубиши (потеряешь) что, то к влъхвоу течеши». Колдуны и ведуньи тотчас обличают вора и находят потерянную вещь; они обладают способностью проникать в чужие мысли, знают все былое, настоящее и грядущее; для них достаточно посмотреть человеку в очи или прислушаться к его голосу, чтобы в ту же минуту овладеть его тайной. От глубокой древности и до наших дней их считают призванными совершать гадания, ворожить и давать предвещания. Великий князь Олег обращался к волхвам с вопросом, какая суждена ему смерть, и получил в ответ: «Князь! ты умрешь от любимого коня». Рассказавши о том, как сбылось это предвещание, летописец прибавляет: «Се же дивно есть, яко от волхования сбывается чародейством».24 По указанию Краледворской рукописи, Кублай собирал чародеев, и те гадали ему: на чью сторону должна склониться победа. Те же вещие дарования цельны и с понятием жречества. Везде, где только были жрецы и жрицы, на них возлагались обязанности творить суд, совершать гадания, предсказывать будущее, произносить заклятия и врачевать недуги;25 с водворением же христианства некоторые из этих обязанностей были усвоены служителями новой религии. Не останавливаясь на так называемых божьих судах и заклинательных молитвах, наполняющих старинные служебники, заметим одно, во все продолжение средних веков духовенство предлагало свою врачебную помощь, пользовалось для этого религиозными обрядами, частью средствами, наследованными от незапамятной старины.26
Наделяя вещих жен и мужей теми же эпитетами и названиями, какие употреблялись для обозначения облачных духов, присваивая тем и другим тождественные признаки, естественно было породнить и смешать их: за первыми признать стихийные свойства, а последних низвести на землю и поставить в условия человеческой жизни. Большую часть народных поверий о ведунах и ведьмах представляют такие яркие, знаменательные черты древнейших воззрений на природу, которые не оставляют ни малейшего сомнения, что первоначально они могли относиться только к демонам облачного мира. Таковы поверья: а) о наслании ведунами и ведьмами грозовых туч, бурных вихрей и града, b) о скрадывании ими росы, дождей и небесных светил, c) об их полетах в воздушных пространствах, d) сборищах на «лысой горе», неистовых плясках и нечестивых оргиях, е) о доении ведьмами коров, f) о влиянии колдовства на земное плодородие и, наконец, g) о волшебной силе оборотничества.
В Германии ведьмам даются названия: wettermacherin, wetterhexe, nebelhexe, strahlhexe, blitzhexe, zessenmacherin27 (от стар, zessa – sturm, буря, гроза), что, во‑первых, роднит их с валькириями, которые носятся на облачных конях и сотрясают на землю росу, во‑вторых – сближает их с сербскими вилами, собирательницами облаков, и, в‑третьих – напоминает греч. νεφεληγερέτηζ – один из эпитетов Зевса, Славянская «Кормчая» (по списку 1282 г.) и «Домострой» называют чародеев облакопрогонниками; митрополит Даниил советует налагать запрещение на «глаголемых облакопрогонников, и чаровников, и наушников, и волшебников».28 В западной Европе существует глубоко укорененное верование, что колдуны и ведьмы могут носиться в тучах, производить грозы, напускать бури, дождевые ливни и град. Верованье это идет из отдаленной древности. Фессалийские волшебницы обвинялись между прочим и во всех бедствиях, причиняемых опустошительными бурями. В средневековых памятниках (VIII–IX вв.) чародеи именуются tempestarii,immissores,tempestatum,29 и это основывалось на общем убеждении, что «homo malus vel diabolus tempestatem faciat, lapides grandinum spergat, agros devastet, fulgura mittat».30 Скандинавская сага говорит о двух полубогинях‑получародейках Ирпе и Торгерде (Irpa и Thorgerd), которые производили ненастье, бури и град. Из преданий, сохраненных германскими племенами, узнаем, что колдуны и ведьмы употребляют для этого кружки или чаши. Подобно тому, как древние боги и богини проливали из небесных урн дожди и росу, так точно колдуны и ведьмы, уносясь в воздушные выси, посылают из своих кружек разрушительную бурю; опрокидывая одну кружку, они творят гром и молнии, из другой пускают град и метели, из третьей – суровые ветры и ливни. Облака и тучи, содержащие в своих недрах дождь, град и снег, в поэтических сказаниях старины представлялись сосудами, котлами и бочками, в которых изготовлялся и хранился волшебный напиток, или небесными родниками и колодцами. На этих давно позабытых метафорах основаны многие из народных поверий. Так, о ведьмах рассказывают, что, погружая в воду горшки и взбалтывая ее, они вызывают ненастье; с той же целью они потрясают котлом или вздымают пыль против солнечного заката; сверх того, в своих котлах и горшках они стряпают (варят) непогоду, проливные дожди и град; рассказывают еще, что ведьмы пускают по воде синие огоньки, бросают в воздух кремневые камни (т. е. возжигают в дождевых источниках молнии и мечут «громовые стрелки») и катают бочки, разрыв которых производит грозу и бурю. По немецким актам XVI и XVII столетий, ведьмы собирались около озер и источников, били по воде хлыстами и когда от летящих брызг подымался туман, то сгущали его в черные тучи; на этих тучах ездили они по воздушным пространствам, направляя их бег в ту сторону, где хотели произвести опустошение. Бросая в колодцы и пруды камни, чародеи могут вызывать грозы, дожди и град: поверье, общее германцам с кельтами и финнами. И лоза, и камень – символы молнии. В Греции совершался следующий обряд: когда наступала засуха, Зевсов жрец шел к источнику, посвященному нимфе, творил там жертвоприношение и дубовой веткой касался поверхности вод; думали, что вследствие этого обряда непременно должны подняться туманы, собраться в облака и напоить землю дождем. Немецкая сага рассказывает о ведьме, которая из маленького облачка создала большую грозовую тучу и, носясь в ней словно в воздушном корабле, воздвигла сильную бурю; на ту пору шел по дороге охотник; застигнутый ненастьем, он зарядил свое ружье освященной пулей и выстрелил в самую середину черной тучи, где мрак был сгущен всего больше, и вслед за выстрелом перед ним упала убитая голая женщина; в то же мгновение буря затихла, и небо стало проясняться. Сказание это известно и словенцам; смысл его – тот, что облачная жена гибнет от громовой стрелы дикого охотника (Одина). В Каринтии поселяне стреляют в грозовые тучи, чтобы разогнать злых духов, добирающихся в надземной области держать совет и уготовлять беды. Ветры, сопровождающие полет туч, заставили уподобить эти последние раздувательным мехам. О норвежских чародейках сохранилось предание, что они заключали ветры в мешок (windsack) и завязывали его узлами, а в случае надобности разрешали эти узлы, произнося заклятие: «Wind, ins teufels namen!» 31 – и в ту же минуту подымался бурный вихрь, опустошал землю, волновал море и разбивал корабли. Норманны и вообще жители северных поморий верили, что колдуны могли продавать ветры морякам, давая им кожаные мешки с волшебными узлами: когда развязывали один узел – начинали дуть тихие и благоприятные ветры, развязывали другой – ветры крепчали, а вслед за разрешением третьего узла – наставала страшная буря. Напомним, что с дующими ветрами фантазия сочетала представление о буйных, неистовых существах, которым удалось вырваться на свободу; в тихое же время они сидят в заключении, окованные и связанные своим владыкой. Управляя ветрами, колдуны и ведьмы могут не только собирать, скучивать облака, но и прогонять их с небосклона и производить бездождье и засуху, не менее гибельные для жатв, как и безвременные ливни и все истребляющий град.32 В Испании простолюдины убеждены, что ведьмы как только захотят – тотчас же добудут ветра, потому что им сам черт поддувает. То же воззрение на колдовство разделялось и славянскими племенами. По их рассказам, ведуны и ведьмы могут, по своему произволу, и насылать, и отвращать бури, грозы, дожди и град; могут морочить (затуманивать или отводить очи), т. е. застилать окрестные места и предметы туманом и, придавая им обманчивые образы, заставлять человека видеть совсем не то, что есть на самом деле.33 В Малороссии ведьму называют мара, а словом заморока обозначается и чаровница, и темнота ночная. Оба названия указывают на мрак, производимый наплывом черных туч. Эта связь с тучами и вихрями, в которых издревле рисовались народному воображению великаны, змеи и другие нечистые духи, враждебные светлым богам неба, наложила на колдунов и ведьм демонический характер. Уже в Индии верили в злое влияние колдовства. В народных сказках колдун и ведьма нередко заступают место дракона или черта и, подобно им, налетают грозовой тучей, ударяют громом и сверкают молниями. Отсюда‑то возник целый ряд суеверных преданий, по свидетельству которых чародеи и чародейки предаются дьяволу, заключают с ним договора и действуют его именем, направляя свои вещие дарования не столько на пользу, сколько во вред и на «пагубу человеческого рода».34 В южной России существует любопытный рассказ о знахаре, который по собственному желанию мог располагать и дождем, и градом. Бывало, во время жатвы надвинется на небо дождевая туча; все бросятся складывать снопы, станут убираться домой, а ему и горя мало! «Не будет дождя!» – скажет он. И туча пройдет мимо. Раз как‑то собралась страшная гроза, все небо почернело; но знахарь объявил, что дождя не будет, и продолжал работать на своей ниве. Вдруг, откуда ни возьмись, скачет к нему черный человек на черном коне, «Пусти!» – умоляет он знахаря. «Ни, не пущу! – отвечает тот, – було не набирать так богато!» Черный ездок исчез; тучи посизели, побледнели, и мужики стали ожидать град. Несется к знахарю другой ездок – весь белый и на белом коне: «Пусти, сделай милость!» – «Не пущу!» – «Эй, пусти; не выдержу!» Знахарь приподнял голову и сказал: «ну, вже ступай, да только у той байрак, що за нивой». И вслед за тем град зашумел по байраку. Чехи передают этот рассказ в такой форме: завидя градовую тучу, заклинатель решился отвести ее от засеянных полей на дальние пустынные горы, но из середины тучи раздался голос: «Пусти меня! я не в силах сдерживать больше».