Tretiyi_Glaz_Almaz (522848), страница 22
Текст из файла (страница 22)
– Владимир твой любовник? – бесцеремонно поинтересовалась я.
Гинзбург промокнула глаза.
– Юра умеет производить впечатление на женщин. Я с ним познакомилась на концерте, одиннадцать лет назад, когда пыталась сделать карьеру в шоу‑бизе. Юрий обаятелен, мил, щедр, когда при деньгах, вот я и подумала: чем плохой муж?
– Ваш брак строился не на любви?
– Союз по расчету более крепок, – запальчиво воскликнула Лиза. – Я нравилась Юре, родила ему ребенка, занималась хозяйством, помогала в работе. Думаешь, ходить по тусовкам весело? Это служба! Я пахала на Юру! А он? Стал грубым, невнимательным. И тут появился Володя, нежный, понимающий, тонкий.
– Может, вам следовало развестись?
Лиза скривилась.
– И что? Вова нищий! А у меня ребенок! Нет уж! Я не готова жить в шалаше. Мне с ним было хорошо, но на мужа Владимир не тянет. И в последнее время… Сейчас увидишь, стой, приехали.
Я послушно притормозила у бетонной девятиэтажки, которая стояла на очень шумной магистрали.
– Двора нет, – предупредила Лиза, – заезжай на тротуар.
– Пейзаж мало похож на Рублево‑Успенскую дорогу, – не удержалась я, входя в вонючий подъезд, – и отчего‑то мне кажется, что прихожая в твоем особняке почище!
Лиза ничего не сказала в ответ, ткнула пальцем в кнопку и констатировала:
– Лифт не работает, придется переть пешком на самый верх.
– Пусть это будет самой большой нашей неприятностью за следующие десять лет, – ответила я и начала преодолевать лестницу.
Человек, открывший дверь, показался мне похожим на Дон‑Кихота: высокий, жилистый, с волосами, спадающими на плечи, он очень подходил для роли слегка сумасшедшего благородного рыцаря.
– Лиза? Ты? Вот радость! – выдохнул Володя. – И без звонка! Но я всегда тебя жду! Входи скорей! Ты не одна?
– С подругой, – нервно ответила Елизавета.
– Разрешите представиться, – поклонился писатель, – Владимир, автор бестселлеров.
– Очень приятно, – ответила я, мгновенно узнав голос. Абсолютно точно, этот человек звонил мне по телефону.
– Хватит, – оборвала его Лиза, – где Барба?
Прозаик отступил в глубь прихожей. Лиза втянула меня в квартиру, захлопнула дверь и вцепилась в бывшего любовника.
– Верни девочку!
– Кого? – очень искренне разыграл изумление детективщик.
– Мою дочь! – еле сдерживая гнев, выпалила Лиза.
– Но ее тут нет!
– Сейчас проверю, – Гинзбург перешла на крик и кинулась в комнату, я ринулась за ней.
Лиза, как безумная, металась по крохотному помещению, которое служило графоману и гостиной, и спальней, и кабинетом одновременно. Она распахнула шкаф, заглянула под письменный стол, на котором громоздилась допотопная пишущая машинка, сбросила на пол пачку дешевой серовато‑желтой бумаги, попыталась отодвинуть диван от стены, потом помчалась на кухню. Я, как нитка за иголкой, моталась за женой продюсера.
Елизавета пошарила по шкафчикам, засунула нос в духовку, открыла зачем‑то хлебницу и, сев на табуретку, заплакала.
– Милая, солнышко, любовь моя, – бестолково повторял Владимир, – что случилось? Чем я могу тебе помочь? Как?
– Сволочь, – сквозь рыдания сказала Лиза, – вот ты что задумал!
– Я? – попятился писатель. – Что? Где? Кто? У меня голова заболела! Прямо ремнем виски стянуло! Давление подскочило! Надо срочно себя поддержать.
Мерзкий, забыв про нежданных гостей, подошел к шкафчику, висевшему над мойкой, и распахнул его. Я, ожидая увидеть тарелки с чашками, поразилась. Полки были забиты лекарствами. Я сразу различила хорошо знакомые упаковки валокордина, но‑шпы и спрея от ангины, потом заметила тубу с сильным снотворным, такое принимает одна из моих подруг, темные бутылочки с настойкой валерьяны, пустырника, пиона, гомеопатические таблетки «Успокойся», остальные снадобья были мне неизвестны.
Владимир вытащил темно‑вишневую коробку, выудил из нее блистер, выщелкнул пару капсул, положил их на стол, взял стакан, повернулся спиной, открутил кран…
– Что это? – завизжала Лиза. – Что? Что?
Мерзкий уронил стакан в мойку, я посмотрела на Гинзбург. Елизавета тыкала пальцем в сторону хлебницы, стоявшей на подоконнике.
– Что? Что! Что! – на одной ноте кричала она.
Владимир бросился к любовнице.
– Дорогая, успокойся! Хочешь, я накапаю тебе изумительного средства? Гомеопатическое, абсолютно натуральное, я внимательно изучил все показания перед покупкой и…
– Что? Что? Что? – орала Лиза. – Там! Блестящее! Даша! Посмотри!
Я прищурилась.
– Не вижу!
– Подойди поближе, – почти нормальным голосом приказала Лиза.
Я покорно приблизилась к окну и удивилась.
– Сережка! Бриллиантовая, весьма необычная, в виде цветка! Лепестки, похоже, разноцветные бриллиантики, очень красивые, лимонные и коньячные! Ну и зрение у тебя! Прямо орлиное!
– Луч солнца на подоконник упал, – прошептала Лиза, – серьга заискрила! СВОЛОЧЬ!
Я не успела охнуть, как Елизавета, схватив со стола алюминиевую вилку, кинулась на писателя и попыталась вонзить ему в грудь столовый прибор. Ясное дело, зубцы согнулись, не нанеся Владимиру ни малейшего ущерба, но графоман посерел, схватился за шею и рухнул на табурет.
– Воды, – прошептал он.
Я кинулась было к мойке, а Лиза тем временем вцепилась в Мерзкого и стала его трясти.
– Где моя дочь? Где? Где?
Мне пришлось схватить ее за плечи и с силой рвануть на себя. Неожиданно Лиза отпустила насмерть перепуганного писателя.
– Сядь, – приказала я ей. – А ты пей, – велела я Владимиру.
Он послушно опустошил поданную мной чашку.
– Если будешь орать, ничего не узнаешь, – сказала я Лизе. – Почему ты уверена, что Варя здесь была?
– Серьги, – прошептала Гинзбург, – мы подарили их Барбе в комплекте с браслетом на десятилетие, полгода назад.
– Ты уверена? – спросила я.
Елизавета стиснула кулаки.
– Да. Юра считает, что лучшие камни – смоленские бриллианты, поэтому мы поехали в фирменный магазин и купили Барбе украшения, она с ними не расставалась.
Я повернулась к писателю.
– Это улика. Девочка тут была?
– Нет, нет, – затряс длинными волосами писатель, – с какой стати ребенку сюда приезжать? Я ее никогда не видел!
– Мне хоть в глаза не ври! – подскочила Лиза. – Кто с нами в зоопарк ходил?
– Правда! Я вспомнил, – изменил показания Мерзкий, – ты предложила совместное увеселение. Я был против, девочка, кстати, плохо воспитана, очень избалована и…
– Сукин кот! – завизжала Лиза. – Кто меня спрашивал: «Скажи, Лизонька, если у тебя украдут дочь, как ты отреагируешь?»
Мерзкий замахал руками.
– Я собирал материал для книги, хотел узнать о реакции матери на такое известие! Мы же вместе обсуждали сюжет, мечтали о премии, знали, что я получу Нобелевскую по литературе! Моя книга гениальна!
– А кто говорил про деньги, – зашипела Лиза, – кто заявил: «Если за девочку назначат выкуп в два миллиона долларов, ты сможешь их заплатить?»
– Но… но… это для романа, – глупо оправдывался писатель, – я получу «Оскара» за сценарий! Уже приготовил рукопись к отправке.
Лиза вскочила и убежала в комнату, Владимир умоляюще посмотрел на меня.
– Что с ней?
С трудом сдерживая желание отхлестать его по морде, я процедила:
– Тебе лучше вернуть Варю. Прямо сейчас признавайся, где держишь девочку. Иначе сядешь за решетку не на один год.
– Я впервые слышу о ребенке! – заявил писатель. – Никогда не встречался с малышкой.
– Вы же ходили с ней и с Лизой в зоопарк! – напомнила я.
– Да, верно, я забыл. Понимаете, я весь в работе. Моя великая книга… «Десять негритят»… она получила первую премию, мне ее дали при огромном скоплении народа, будет снят фильм, он уже заявлен на «Оскара», – нес пургу Владимир.
– «Десять негритят»? – прищурилась я. – О конкурсе писали газеты.
– Да, да!
– И вы победили?
– Да.
– Получили первое место?
– Точно. Моя великая книга, вернее, сценарий.
– Так сценарий или роман? – уточнила я.
– И то, и другое, – впал в ажиотаж Мерзкий, – есть два варианта, но сюжет один. Молодой человек путешествует по свету, находит философский камень и…
– По‑моему, ты окончательно заврался, – рявкнула я, – наличие сережки – доказательство пребывания Вари в твоей квартире!
– Я не знаю девочку!
– Ты ходил с ней в зоопарк, – обозлилась я, – или считаешь меня беспамятной идиоткой, которая мигом забывает услышанное?
– Да, ходил, но ее не знаю! Понимаете? Можно прожить с человеком полжизни и не узнать его.
– Не умничай, – топнула я ногой, – серьга лежала у хлебницы. Как она туда попала?
– Понятия не имею.
– Лгун и подлец!
Владимир стал раскачиваться на табуретке.
– Абсурд! Театр теней! Кафка! Я тут ни при чем!
– Откуда у тебя украшение?
– Его там не было! Вам показалось, – выпалил писатель.
Я вытащила из сумки сигареты и, забыв о правилах приличия, закурила. Дегтярев говорил мне, что порой подозреваемые бывают необычайно наглыми.
– Покажешь ему бумаги, продемонстрируешь заключение экспертов, остается лишь признать свое поражение, – удивлялся полковник, – а этот фрукт спокойно твердит: «МЕНЯ там не было. Откуда отпечатки МОИХ пальцев, не знаю, МОЙ волос там очутился случайно, и следы от МОИХ ботинок – мистика».
Похоже, Мерзкий из этой когорты людей, ладно, посмотрим, кто кого, есть у меня в запасе джокер.
– Значит, ты лауреат конкурса? – я перевела беседу в иное русло.
– Первая премия, «Золотой лев»! – приосанился Владимир.
– Это было соревнование, которое устроил продюсер Макс Полянский? Сначала следовало победить в викторине, за это и давали «Льва»? А уж потом победитель, став главой жюри, оценивал писательские труды?
– Верно, верно! Я победил везде! Ответил на все вопросы! Я великолепно знаю литературу.
– Но председателем жюри все равно сделали бывшую жену Полянского Дарью Васильеву?
Владимир поджал губы, улыбка стекла с его губ.
– Ее, – с плохо скрытой злобой произнес писатель.
Я встала, оперлась руками о стол и, глядя прямо в его бесстыжие глаза, четко сказала:
– Врун и мерзавец, не зря тебе такая фамилия досталась. В конкурсе победил другой человек. «Десять негритят» – это детектив, в котором ты описал похищение Вари. Сначала изложил версию на бумаге, а потом воплотил ее в жизнь. Где девочка?
– Ложь! Ложь! «Оскар» мой! И Нобелевская тоже! Да! Я герой! Но кто вам наплел про детектив? – вдруг перестав изображать психа, спросил Владимир. – Я создатель философской прозы!
– Потому что я та самая Дарья Васильева! Женщина, которой ты, гад и дрянь, решил отомстить за свою бесталанность, – потеряв остатки самообладания, выпалила я.
Глава 19
Владимир дернул шеей, вскочил, потом обвалился назад на табурет.
– Э, нет, – воскликнул он, – я ее видел! На вручении премии! Она другая! Волосы высоко зачесаны! Смуглая! Платье черное! Губы красные! Ты врешь! «Оскар» мой!
– Пассаж про платье даже не обсуждается, – перебила я Мерзкого, – надеюсь, ты догадываешься, что я не ношу в повседневной жизни наряд со шлейфом. Волосы мне уложили в парикмахерской, вернее, это был шиньон, а цвет кожи приобретен с помощью автозагара. Я решила, что декольтированный наряд лучше не натягивать на бледное тело, и воспользовалась соответствующим кремом, правда, чуток переборщила и стала похожа на копченую шпроту! Вот паспорт, полюбуйся! Изучи нужные странички, ты ведь знаешь, где я живу, подбрасывал в почту страницы из рукописи!
Владимир вцепился пальцами в свои волосы.
– Дрянь, – загундосил он, – посмела сюда войти! Дрянь! Дрянь! «Оскар» мой! И Нобелевская! Тебе их у меня не отнять! Какой детектив? Я создал великое произведение! Роман‑притчу! Эпическое полотно! Убирайся из моего дома, ты сумасшедшая! Я нормальный – психопатка ты. Я нормальный, я гений!
– Смотри сюда, – раздалось от двери.
Я обернулась, на пороге кухни стояла Лиза, в руках она держала железный поднос, на котором лежали листы бумаги.
– Что это? – спросила она.
– Рукопись, – послушно ответил Владимир, – мой бессмертный труд, плод всей жизни!
– Ты пишешь от руки, – продолжала Лиза, – не пользуешься компьютером! А потом перепечатываешь текст на обычной машинке!
– Да, – подтвердил Мерзкий, – бездушная электроника убивает мысли. Чехов, Бунин и Куприн не прикасались к ноутбукам.
Несмотря на напряженную обстановку, мне стало смешно. Действительно, великие литераторы не имели компьютеров, у них не было и удобных во всех отношениях шариковых ручек. Можно, я не стану объяснять, по какой причине литераторы прошлых лет не приобрели себе компы? Кстати, Чайковскому мог бы понравиться плеер, да только Петр Ильич скончался задолго до появления на свет сего гениального изобретения. Вся Академия наук тех лет не смогла бы понять, каким образом маленькая коробочка «запоминает», а потом транслирует музыку.