Tretiyi_Glaz_Almaz (522848), страница 24

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 24)

– В тумбочке! – ответила Лиза и отсоединилась.

Но телефон тут же затрезвонил вновь. Гинзбург отключила его от сети, а на следующий день сменила сим‑карту. Однако Владимира это не остановило, он ухитрился узнать новый номер, подстерег Лизу возле дома и стал признаваться ей в любви. Елизавета возмутилась, Владимир обозлился…

Лиза остановилась и уронила голову на руки.

– Он псих, – глухо сказала она, – пообещал мне отомстить! Сказал, что напишет другую великую книгу, в ней сообщит всю правду обо мне, морально уничтожит изменницу, проучит ее! Нес инфернальный бред! То плакал, то угрожал! Я сменила шесть номеров, но он их таинственным образом узнавал. И все начиналось заново.

– Похоже, ему помогала Лукашина, – сказала я.

– Это невозможно, – пожала плечами Лиза, – мы были близки, но Света не знала о существовании Володи. Я не принадлежу к когорте глупых баб, которые рассказывают подругам о любовниках!

– Но Володя как‑то узнавал твои новые телефонные номера?

– Да.

– Значит, он имел контакт с кем‑то из близких тебе людей, – справедливо заметила я.

– Ерунда, – всхлипнула Лиза, – пойду умоюсь.

– Конечно, – кивнула я.

Елизавета направилась в ванную, я осталась одна на кухне и стала обдумывать ситуацию. Гинзбург в пылу злобы сожгла рукопись, а ведь там, вполне вероятно, находилась отгадка. Мерзкий явно написал, где прячет девочку! Хорошо, что я удержалась от упреков и не сказала Лизе всего, о чем думала в тот момент, когда облитая бензином рукопись вспыхнула как факел. Кстати, где Лиза взяла горючее?

– Даша! – зазвенел из коридора голос, полный отчаянья. – Даша!

Я бросилась на зов. Ванная комната Владимира выглядела неуютно: стены без кафеля, на унитазе лежит надтреснутый пластмассовый стульчак, никакой занавески для душа и батареи моющих средств нет и в помине. На бортике сиротливо стоит гель стоимостью в три копейки и какая‑то здоровенная хрустальная банка с темно‑фиолетовой крышкой, показавшаяся мне знакомой. Этикетка на ней была повернута к стене, и я не могла увидеть названия.

– Даша, – с нескрываемым ужасом повторяла Лиза, – Дашенька, смотри! В корзину с бельем!

Я наклонилась над пластиковой тарой.

– Видишь кофточку? – прошептала Лиза.

– Да, – отчего‑то тоже шепотом ответила я.

– Это одежда Барбы!

– Ты уверена?

– Она в ней ушла из дома, свитерок из хлопка из подростковой коллекции «Диор», розовая с белым, – пролепетала Лиза.

– Погоди, может, он принадлежит взрослой женщине, – решила я ее успокоить, засунула руку в корзину, выудила пуловер, расправила его…

– Нет, нет, нет, – затвердила Лиза, – нет! Он убил ее!

Я в оцепенении смотрела на смятый пуловер. Несомненно, он хорошего качества, явно приобретен в фирменном магазине. Но симпатичный свитерок придется выбросить, на его левой стороне растеклось большое бурое пятно, похожее на кровь, а в центре пятна зиял разрез.

– Ножом ударил? – растерянно пробормотала Лиза. – Что там еще?

Она заглянула в корзину и вытащила серо‑бежевый кардиган, бесформенный, примерно сорок шестого размера, обшлага его рукавов тоже были запачканы коричнево‑бордовыми пятнами.

– Это кофта Светы, – сказала Лиза.

– Ты уверена? – отшатнулась я.

Гинзбург засунула руку в карман кардигана, извлекла темно‑красную книжечку, раскрыла ее и швырнула в умывальник.

– Правильно, – зашептала она, – я была слепа! Они отлично знали друг друга!

Я схватила удостоверение. «Лукашина Светлана Сергеевна, помощник режиссера». Что‑то в этом есть странное, но пока не пойму, в чем дело.

Внезапно Лиза бросилась в комнату, я побежала за ней.

– Спишь, сволочь, – заорала Елизавета, – а ну, просыпайся, скот! Где Барба? Отвечай!

Но Володя не открывал глаза, его голова моталась из стороны в сторону. Руки безвольно дергались, рот был полуоткрыт.

– Чего молчишь? – озверела Лиза и отвесила любовнику пощечину.

– Стой, – прошептала я, – он, похоже, умер!

– Кто? – удивилась Лиза.

– Володя! – затряслась я.

– Врешь, – отскочила она от дивана.

– Нет, – стараясь не завопить от ужаса, пролепетала я, – живой человек так не лежит!

Лиза попятилась в коридор, я схватила ее за руку, вместе мы кинулись на кухню.

– Что нам делать? – дрожала Гинзбург.

– Надо вызвать «Скорую», вдруг он жив? – предложила я.

– Пошли посмотрим, – сказала Лиза.

– Боюсь, – честно призналась я.

– Если человеку сделать искусственное дыхание, он может дождаться приезда врача, – засуетилась Елизавета.

Снова взявшись на руки, мы вернулись в комнату. Лиза достала из сумки зеркало, я попыталась нащупать пульс на шее писателя. Кожа Володи была липкая и холодная, широко раскрытые глаза, не моргая, уставились в потолок, нижняя челюсть отвисла, вдобавок от него сильно несло мочой.

– Он умер, – вырвалось у меня, – и похоже, уже больше двух часов прошло! Наверное, скончался сразу, как лег!

– Откуда ты знаешь? – выдохнула Лиза.

– Треугольные пятна в углах глаз, – пояснила я, – их называют пятна Лярше, серовато‑желтые отметины появляются примерно через два часа после смерти.

– Ты врач? – поразилась Лиза.

– Нет, просто знаю, мне полковник Дегтярев рассказывал. Нам надо вызвать милицию.

– Никогда! – испугалась Лиза. – Быстро уходим. Соседи тут пьющие, нас не заметят, бежим!

– С ума сошла?

– Вовсе нет, торопись.

– А тело?

– Пусть тут лежит!

– Лиза!

– Что? – оглянулась Гинзбург, успевшая дойти до порога.

– Варя похищена! Ее надо найти!

– Спасибо, что напомнила, – обозлилась Лиза.

– Значит, нужно обратиться в милицию.

– Нет, они все испортят! Я сама ее отыщу!

– Не говори чепухи, – строго сказала я и вынула телефон.

– Эй, кому ты звонишь? – напряглась Елизавета.

– Человеку, который, являясь опытным профессионалом, умеет хранить чужие тайны и способен понимать людей, – ответила я.

Александр Михайлович страшный зануда, но если я коротко говорю ему: «Случилась беда», – полковник моментально отвечает:

– Куда ехать? Буду через полчаса!

Самое интересное, что, несмотря на пробки, он всегда прибывает на место спустя тридцать минут. Вот и сегодня Дегтярев не подвел. Едва большая стрелка часов приблизилась к цифре «6», как из коридора послышался хорошо знакомый баритон:

– Дарья, ты где?

– Тут! – Я высунулась из кухни. – Иди сюда.

– Не вижу трупа, – заявил полковник, с трудом пролезая в дверь.

– Он в комнате, – пояснила я.

На следующее утро меня разбудил Хучик. Бойко стуча когтями по паркету, мопс прогалопировал по спальне, носом толкнул дверь и выбежал в коридор. Я села на кровати и посмотрела на будильник. Семь утра. Однако странно, обычно Хуч мирно спит до десяти, в отличие от Банди, который готов в любое время дня и ночи, невзирая на погоду, носиться по саду. Мопс не любит совершать лишние телодвижения, лучшее времяпрепровождение для него – дрема под пледом на мягком диване.

Дверь приоткрылась.

– Хозяйка, – свистящим шепотом осведомился Амара, – помогите, пожалуйста.

– Что случилось? – насторожилась я.

– Утюг! Где у вас утюг?

– Забыл? Вчера я тебе показывала! В кладовке под крышей, – зевнула я, – доска стоит под мансардным окном, а розетку закрывает тумба с полотенцами. Доска кажется громоздкой, но это лишь видимость, она на колесиках и легко передвигается. Понял?

– Да, хозяйка, – закивал Амара, – есть, хозяйка! Я пошел!

Я легла, натянула до подбородка одеяло и попыталась задремать. На улице стояла тишина, прерываемая лишь пением птиц. В этом году у трясогузок вывелось невероятное количество птенцов, почти все ели усеяны гнездами, откуда несется звонкое чириканье. Пташки вопреки тому, что написано о них в энциклопедии, засыпают не в восемь вечера, а после полуночи и в три утра уже начинают поиски еды. Я вчера сказала Амаре, чтобы он насыпал им корма. Интересно, парень выполнил мою просьбу? Кажется, нет, когда кормушки‑домики на высоких ножках полны еды, трясогузки так не орут, а сегодня они просто сошли с ума.

Дверь приоткрылась, я старательно засопела. Не вижу, кто ворвался в мою комнату, но, надеюсь, этот человек достаточно воспитан, чтобы понять: не надо будить сладко спящую Дашутку.

– Где мои черви? – гневно спросил Дегтярев.

Я приоткрыла один глаз, увидела Александра Михайловича и спросила:

– Кто?

– Где мои черви? – повторил полковник.

– У тебя были пресмыкающиеся? – поразилась я.

– Беспозвоночные, – уточнил Дегтярев.

– Все равно, – вздохнула я, понимая, что поспать до десяти теперь уж точно не удастся. – О каких червях идет речь?

– О моих!

– Личных? – растерялась я.

– Да, – загремел полковник, – у меня жили черви, а теперь их нет. Они исчезли, испарились!

Я заморгала. У Дегтярева глисты? Маловероятно, он же не ест сырое мясо и свежевыловленную рыбу, хотя заразиться аскаридами очень легко, достаточно схватиться в метро за поручень, за который до вас держался человек с кишечными паразитами.

– Прямо беда, – побагровел полковник, – и как они уползли?

Я задумалась и сказала:

– Ну, нашли выход! В принципе, это не очень трудно.

– Из плотно закрытого аквариума? – взвился Александр Михайлович. – Им там было хорошо, они росли, я их кормил, – причитал Дегтярев, – заботился.

Я отползла в дальний угол кровати. К сожалению, мы с годами не делаемся моложе, очень часто у человека за сорок начинаются проблемы с головой. Напасть подкрадывается незаметно, родственники замечают странности, но списывают их на плохой характер, не понимая, что к близкому человеку мелкими шажочками подкрадывается старческое слабоумие. Реально оценивать ситуацию родные начинают, когда член семьи совершает откровенные глупости. Бедный полковник! Надеюсь, ученые придумали какие‑нибудь таблетки от безумия. Надо срочно звонить Оксане.

– Где мои черви? – сверкал глазами полковник.

– Милый, – нежно улыбнулась я, – пойдем позавтракаем, я купила тебе свежайшую буженину!

– Без червей мне кусок в горло не полезет, – мрачно отмел предложение подкрепиться толстяк, – порой мне кажется, что ты не такая глупая! Знаю, ты не любишь червей, поэтому и решила от них избавиться, а сейчас прикидываешься белым лебедем.

Мне стало совсем нехорошо. Неадекватный человек бывает часто агрессивен, ему необходим объект для ненависти, и, как правило, им становится самый близкий психу член семьи.

– Дорогой, может, сварить тебе кофе? – фальшиво заулыбалась я. – Со сгущенкой, а?

– Не юли, – строго приказал полковник, – верни моих червей! Сейчас же! Я без них чувствую себя несчастным! Опустошенным!

Дверь снова распахнулась.

– Маша! – заорала я. – Как я рада тебя видеть!

Глава 21

Дочь сделала шаг назад.

– Муся? Ты в порядке?

– Все чудесно, – заверила я, хватая халат, – пожалуйста, отведи Дегтярева в столовую, он хочет позавтракать, там есть буженинка, яйца всмятку, кофе со сгущенкой, сдобная булочка с маслом, кекс, конфеты, не знаю, что еще. Паштет! Фуа‑гра с трюфелями! Пусть Амара немедленно накрывает на стол! Милый, ты же любишь гусиную печенку?

– Мусенька, – оторопело протянула Маша, – Дегтярев на строгой диете! У него холестерин в крови зашкалил! Ты забыла?

– Сегодня ему можно, – защебетала я, – в морозильнике где‑то есть замороженный шоколадный торт! Надо его разморозить. Милый, ступай вниз, а ты, Маруся, останься. Есть разговор! Наедине!

– И не подумаю сдвинуться с места, пока не получу червей назад, – заявил полковник.

– Чего? – по‑детски изумилась Маша. – Деги, ты о чем?

– Сейчас же прекрати звать меня, как собаку! – обозлился Александр Михайлович.

Характеристики

Список файлов книги