Миронов В.В. Современные философские проблемы естественных_ технических и социогуманитарных наук (2006) (1184475), страница 143
Текст из файла (страница 143)
Известно, что более позднее понимание текста обладает преимушеством: оно может быть более глубоким по отношению к изначальной трактовке, что говорит о неснимаемом различии между ними, заданном исторической дистанцией. Этот подход предполагает иные оценки роли времени в герменевтическом понимании и интерпретации. «Временнбе отстояние» не является некой пропастью, которую необходимо преодолевать, как полагает наивный историзм, требующий лля получения обьективности погружения в «дух изучаемой зпохи», в ее образы, представления и язык.
Необходимо позитивно оценить отстояние во времени как продуктивную возможносп понимания исторического события, поскольку время — зто непрерывность обычаев и традиций, в свете которых предстает любой текст. Исследователи истории даже усиливают оценку значимости временного отстояния, гюлагая, в отличие от наивного историзма, что временная дистанция является условием объектггвности исторического познания. Это объясняется рядом факторов, связанных с отстоянием во времени, в частности, с тем, что историческое событие должно быть относительно завершено, обрести целостность, освободиться от всех преходящих случайностей, что позволит достичь обозримость, преодолеть сиюминутность и личный характер оценок. Собственно герменевтическое видение проблемы отстояния во времени состоит в том, что дистанция позволяет проявиться подлинному смыслу события.
Но если речь идет о подлинном смысле гнекснга, то его проявление 4.6. Время, пространство, хронотоп в сопиаяьном н туман»парном знании 511 не завершается, это бесконечный процесс во времени и культуре. Таким образом, подчеркивает Гадамер, «временное отстояние, осуществляющее фильтрацию, является не какой-то замкнутой величиной — оно вовлечено в процесс постоянного движения н расширения....Именно это временное отстояние, и только оно, позволяет решить собственно критический вопрос герменевтики: как отделить истинные предрассудки, благодаря которым мы понимаем, от лоззсиых, в силу которых мы понимаем превратно»1. Характеризуя герменевтические подходы к времени, следует привести значимьзе результаты, полученные современным французским философом П.
Рикером, известным исследователем гуманитарного знания в связи с проблемой времени. Опираясь на рефлексивную философию, феноменологию и герменевтику, обращаясь к истории, художественной литературе, истории философии, он представил эту проблему совершенно по-новому Исследуя «формы повествовательности» (рассказ, нарратив), «время рассказа и рассказ времени, «вымышленный опыт времени», вводя новые понятия и категории, Рикер с позиций гуманитарного знания исследует и осмысливает временной человеческий опыт, включает личностное время во время человечества, в целом создает новый понятийный аппарат методологии гуманитарного знания, используя понятия времени и истории. Новые аспекты и способы постижения проблемы времени социально-исторического бытия открыты им при исследовании исторического знания в связи со свойствами человеческой субъективности — «слоя памяти и истории», под которым обнаруживается «мир забвениям В этом фундаментальном исследовании в качестве одной из многих тем рассматриваются пространственность и темпоральность, свойственные индивидуальной и коллективной живой памяти.
Применяемое в историографии архивирование предполагает изменение этого соотношения, судьбы пространства и времени связываются воедино. «При переходе от памяти к историографии одновременно претерпевают изменения пространство, в котором перемещакпся протагонисты рассказанной истории, и время, в котором разворачиваются изложенные события»2.
Описание идет от индивидуальной «пространственности телесной» и окружающей среды к памяти коллективной, связанной с местами, освященными традицией (места памяти). Пространственность в географии выступает параллельно к темпоральности истории. Обоснование фундаментальности «нефизического», исторического, экзистенциального времени связано с именем М. Хайдеггера, с осуществленным им «онтологическим поворотом> в трактовке герменевтического понимания, что изложено в его главном труде «Бытие и время». Если для Хайдеггера вообще встает вопрос о смысле бытия, то в качестве 1 Радамер ХГ.
Истина и метод. Основы философской герменевтики. М., 1988. С. 353. 2 Рикер П. Память, история, забвение. М., 2004. С. 205, См, также; Рикер П. Время н рассказ. Т. 1. СПб., 1999. Т. 2. СПБ., 2000. 512 4. ФилосоФскне проблемы социально-гуманитарных наук этого смысла обнаруживается время. Оно предстает как тот горизонт, внутри которого вообще достигается понимание бытия. Эта иная, чем традиционно «физическая»э трактовка онтологии времени, более глубинная, не только предваряющая вычленение некоторых конкретных форм времени, но иначе воспринимавшая сам «статус» времени в понимании бытия, в понимании человека, его существования и познавательной деятельности.
Обращение к трактовке проблемы времени и познания Хайдеггером плодотворно не только в ее глубинных смыслах, но и в обогащении самого круга исследуемых проблем, часто совершенно неожиданных и, по существу, не исследованных. Среди многих примеров можно указать на идеи «Пролегоменов к истории понятия времени», где, в частности, он вводит понятия «вневременных предметов», которые являются темой математических исследований, а также «надвременных», вечных предметов метафизики и теологии1. Очевидно, что такой поворот темы особенно значим для проблемы времени в научном познании. Опираясь на идеи ведущих философских учений о времени, обратимся к конкретным областям социально-гуманитарного знания для рассмотрения опыта понимания времени и способов его представления в этой сфере.
Проблема времени в гуманитаристике фундаментальна, в той или иной степени она исследуется давно, однако скорее эмпирически, описательно, нежели концептуально. Проблема социального времени, специфика исторического времени, природа времени в различных социальных и гуманитарных науках — вот наиболее распространенные направления исследований, т.е. само течение времени порождает изменение. Такой подход соответствует достаточно давно осуществленному П. Сорокиным и Р Мертоном различению «астрономического» и «социального» времени2, долгое остававшемуся без внимания, хотя параллельно, например, в экономической литературе также нащупывалось различение времени двух типов — времени как «схемы мышления» и времени как «двигателя опыта».
В исторических исследованиях присутствуют оба типа времени, хотя и в «разных пропорциях», что также зависит от того, идет ли речь о времени наблюдающего или действующего субъекта. Познание исторического времени происходит в «пространстве социальных наук», в частности политологии, экономики, социологии и психологии. Особая тема, которой пока посвящено незаслуженно мало работ, — это введение фактора времени в художественные тексты, выяснение его роли, образа и способов присутствия, обратимости, изменения скорости протекания и многих других свойств, не присущих реальному физическому времени, но значимых в искусстве, культуре в целом. Так, М.М. Бахтин ' Смл Хайдеггер М. Пролегомены к истории понятия времени. Томск, 1998.
С. 12. З См. о таком различии: Трубников Н.Н. Время человеческого бытия. М., 1989; Савельева и ВГ., гголемаее А.Д История и время. В поисках утраченного. М., 1997. 4.6. Время, пространстао, хронотоп и социальном и суманитарном знании 513 соединяет сознание и «все мыслимые пространственные и временные отношения» в единый центр.
Переосмысливая категории пространства и временн в гуманитарном контексте, он ввел понятие хронотопа как конкретного единства пространственно-временных характеристик для конкретной ситуации., Бахтин оставил своего рода модель анализа темпоральных .и пространственных отношений и способов их «введения» в художественные и литературоведческие тексты. Взяв термин «хронотоп» из естественно-научных текстов А.А. Ухтомского, Бахтин не ограничился натуралистическим представлением о хронотопе как физическом единстве, целостности времени и пространства, но наполнил его гуманистическими, культурно-историческими и ценностными смыслами.
Он стремится раскрыть роль этих форм в процессе художественного познания, «художественного видения». Обосновывая также необходимость единого термина, Бахтин объясняет, что в «художественном хронотопе» происходит «пересечение рядов и слияние примет» — «время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно-зримым; пространство же"интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем»1. В контексте исторической поэтики Бахтина и выявления изобразительного значения хронотопов не должен остаться незамеченным феномен, обозначенный как субаективнвн игра временелп пространственно-временными нерснекпчивалзи.
Это специфическое лля художественной, вообще гуманитарной реальности явление — трансформация времени или хронотопа под воздействием «могучей воли художника». Столь пристальное внимание самою Бахтина к «субъективной игре» и богатство выявленных при этом форм времени заставляют предположить, что за художественным приемом есть и более фундаментальные свойства и етношения. Наиболее ярко «игра временем» проявляется в авантюрном времени рыцарского романа,, где время распадается на ряд отрезков, организовано «абстрактно-технически», возникает «в точках разрыва (в возникшем зиянии)» реальных временных рядов, где закономерность вдруг нарушается.
Здесь становятся возможными пиперболизм — растягивание или сжимание — времени, влияние на него снов, колдовства, т.е. нарушение элементарных времениых, (ипространственных) отношений и перспектив:. Богатые воэможности для эпистемологии таит в:себе также бахтинский текет о времени иатространвтве впроизведениях Гете, обладавшего«исксипчительной хронотопичностью видения и мьппления», хотя умение,вилетв время в; пространстве, в;природе;отмечалось Бахтиным таыке у О.