Диссертация (1173194), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Так же, как и современном РЯ, было ПМ «свой».В связи с супплетивизмом интересно отметить, что буквально всеместоименные парадигмы считаются аномальными относительно других частейречи,таккаккаждоеместоимениеимеетсвоюособуюпарадигму[Милославский 1981, с. 183].В более поздние времена в языках-потомках происходит дальнейшеепадежное разветвление, в некоторых наблюдается выравнивание исконногосупплетивизма в местоименных формах множественного числа. Кроме того,согласно исследованиям Ф. Боппа, местоимения в праиндоевропейском языкеслужили строительным материалом для образования синтаксически болееустойчивых глагольных форм (цит.
по [Будагов 2003, с. 330]). Этоподтверждается и наблюдениями В.В. Виноградова, назвавшего местоимения«фундаментом сказуемости» [Виноградов 2001, с. 394] русских глаголов.Изменилась также и функциональная природа ЛМ и ПМ: издейктических маркеров, призванных, прежде всего, актуализировать явлениядействительности, они превратились в структурно связующие элементы,ослабили сему пространственного обозначения и приобрели более абстрактныйхарактер.Одним из «потомков» праиндоевропейского языка стал древнерусский.Стоит упомянуть, что традиционно под древнерусским понимают язык живогообщения и бытового письма. Помимо него существовал язык богослужения ицерковной литературы – старославянский (из которого впоследствии развилсяцерковнославянский).
Тем не менее, в данной работе мы не делаем глубокогоразграничения между устным и письменным языком в разные периоды ихсоотношения, так как данный вопрос достаточно сложен и не относится косновному предмету нашего исследования.-24-По своей типологии древнерусский относился к синтетическим языкам иимел развитую морфологию. Синтаксические конструкции первых письменныхпамятников восточных славян не отличались организованностью и имелинесколько грамматических центров, однако уже тогда класс местоименийпредставлял собой полноценную многоэлементную систему, выполнявшуюважнейшие структурирующие функции в текстах.
Структурируя текст за счетвнутрисистемныхместоимениясвязейчастоиидентифицируядублировалиучастниковинформацию,вчем,коммуникации,какотмечаетА.А. Потебня, проявлялась «плеонастичность» их употребления [Потебня 1985,с. 241].Морфология древнерусских личных местоимений была, в целом, не менеебогата, чем в современном русском языке. Уже в древний период оформилисьосновные ЛМ с сильным дейктическим значением и функциональносемантическимикомпонентамипротивопоставляянепосредственныхкоммуникации,пространственногоонислужилирасположения«говорящий-слушающий».участниковграмматическим(близостьииТакже,не-участниковориентиромудаленностьлицихоткоммуникативного эпицентра).Так, в самых ранних памятниках восточнославянской письменностиможно восстановить местоимения азъ (говорящий – причем только в текстахопределенной жанровой стилистики), ты и вы (слушающий, слушающие), мы(совокупность связанных с говорящим).
Из отличительных черт древнерусскихЛМ можно назвать наличие четырехпадежной парадигмы (и.п., д.п., в.п. и п.п.),двойственного числа (вѢ для 1-го лица, ва – для 2-го) и полных и кратких(энклитических, то есть не несущих самостоятельного ударения) словоформд.п. и в.п. (меня – ма, тобя – та), последние из которых исчезли заисключением некоторых российских говоров. В родственных славянскихязыках по сей день употребляются древние формы р.п.
мене, тебе,трансформировавшиеся в РЯ в привычные меня, тебя.-25-Как и в праязыке, для обозначения 3-го лица часто использовалисьуказательные местоимения (при этом в своей исконной указательной функциионитакжеиспользовались).Позднее,употребляясьвзначенииЛМ,местоимения онъ, оно, она получили ударение на втором слоге, в то время какуказательные местоимения имели ударения на первом слоге (онъ, óно, óна) – ср.с недавно утраченными «оный», «оная», «оное». Интересно отметить, что в РЯ,в отличие от АЯ, существовало разделение по родам в ЛМ 3-го лица мн. ч. Так,помимо сохранившейся формы «они», относившейся к лицам м.р. исмешанным группам лиц, существовала форма ж.р.
«оне», которая вдревнерусский период употреблялась скорее как диалектное новообразование, ав XVIII в. закрепилась в литературном языке. В XIX в. ЛМ ж. р. 1-го, 2-го и 3-голица ед. ч., возвратное местоимение «себя», притяжательные, указательные иопределительные местоимения ж.р. в тв. п. могли иметь окончания -ою, -еювместо -ой, -ей: мною, тобою, нашею, вашею и т.д. В настоящее время этиформы считаются архаичными.Помимо прочего к исконному индоевропейскому языку восходитсупплетивизм основ именительного и косвенных падежей. Скорее всего, этопроизошло вследствие активного процесса перестройки местоименной системыв соответствии с запросами языка.Также в косвенных падежах употреблялись две формы склонения: спредлогами вън, сън, кън в результате переразложения основ к форме ЛМдобавляетсяначальная«н»(обещаюему,иду кнему),чтопозжераспространилось и на остальные предлоги.Наконец,какужеотмечалосьвыше,ЛМимелибольшойсловоизменительный потенциал, что сыграло роль при формированииаффиксов глаголов и окончаний имен существительных.
Славянский процессагглютинации, последовавший за индоевропейской тенденцией, прошел в дваэтапа:фонетический,прикоторомименныеосновысливалисьсместоимениями, и грамматический, постепенно унифицировавший полученныепри первом этапе неадаптированные формы. В результате этого процесса-26-прилагательные окончательно отделились от класса имен, а появившиесяформы закрепились в современном РЯ как нормативные. Таким образом, помнению Р.Д. Уруновой, местоименный класс является некой «сырьевой базойдля формирования недостающих единиц в грамматическом строе любогоязыка» [Урунова 2007, с. 36].Притяжательныеместоимениявдревнерусскомязыке,посути,представляли собой адъектированные формы ЛМ: по мнению К. Бругмана иБ. Дельбрюка это понятие шире, чем традиционно принятый термин«притяжательные местоимения», так как кроме принадлежности он выражаеттакже другие отношения [Brugmann, Delbrück 1886—1900, s.302], например,«моя картина» ‒ не только картина, принадлежащая мне, но и картина, которуюя написал.
Такие словосочетания несут в себе скрытый предикат, их можноразвернуть в полную предикативную конструкцию (мой университет –университет, куда я хожу)1.Итак,набортакихадъектированныхформсуществовалужевдревнерусском языке, хотя в большинстве случаев они образовывались длякаждого случая отдельно и еще не были самостоятельной, четко закрепленнойкатегорией.Указываяпринадлежностьилиотношениекучастникамкоммуникации, эти формы обладали 3-й по силе степенью дейктическогокачества, после форм ЛМ, обозначающих непосредственных участниковкоммуникации и лиц за ее пределами [Миллионщикова 1990, с.
4].Таким образом, состав ранних ПМ уже коррелировал с современнымрусским: мои, твои, нашь, вашь, свои. Примечательно, что в отличие от АЯ,притяжательные местоимения «в функции определителей часто заменялись д.п.личного местоимения» [Левицкий 1965, с. 50] − сын твои = сын тебе. Даннаяфункция в виде стилистического маркера встречается и в современном русскомязыке. Кроме того, в современном литературном языке функцию ПМвыполняют, по сути, застывшие формы родительного-винительного падежа ЛМ1Словно подтверждая тезис немецких лингвистов, современная украинская исследовательницапритяжательности Н.В.
Гуйванюк интерпретирует конструкции типа «мамина фабрика» или «Сережина школа»как нереальную посессивность [Гуйванюк 1977, с.43].-27-3-го лица, что объясняет их неизменяемый характер в отличие отсогласующихся с референтом по родам и падежам ПМ 1-го и 2-го лиц, а такжевозвратного местоимений «свой» (ваша книга, но его книга – не егонная,егошняя и т.д.)Итак, поскольку типологический (синтетический) строй русского языкаостался прежним, к настоящему этапу развития языка изменения, связанные сЛМ и ПМ, по сути, ограничиваются лишь утратой некоторых грамматическихформ (кратких, двойственного числа), выделением собственных местоимений3-го лица и фонетическими преобразованиями: например, в XVII в. вписьменной речи церковнославянское азъ вытесняется современным «я».Изменения в системе местоимений в древнеанглийском языке имелиболее глубокий типологический характер.
На вид и позиционные свойстваместоимений влияло множество аспектов, таких как, например, взаимодействиес англо-норманнской орфографической традицией [Бондарь 2007, с. 7]. Вцелом, их состав и характер соответствует модели развития древних языков:имеются формы двойственного числа для 1-го и 2-го лица; местоимения 3-голица произошли из указательных местоименных основ, причем до этого ЛМ неимели разделения по родам. Падежная парадигма ЛМ насчитывала 4 формы:именительный, родительный, дательный и винительный. Формы ед. и мн.
ч. 2го лица, как в большинстве индоевропейских языков, были четко разграничены.Супплетивизм основ наблюдался в 1-м и 2-м лице. Таким образом, с учетомвсех лиц, чисел, родов и падежей, в общем насчитывалось около 40 словоформ[Толгурова 1997, с. 64].Притяжательных местоимений как таковых в древнеанглийском языке несуществовало:вместонихзначениепосессивностивыражалосьр.п.соответствующего ЛМ. Местоимения 1-го и 2-го лица обоих чисел склонялисьпосильному склонениюприлагательных,местоимения3-голицанесклонялись.
При этом существовало возвратное притяжательное местоимениеsin, аналогичное русскому «свой» в 3-ем лице. Оно выступало общим для всехродов 3-го лица, склонялось по сильному типу и могло соотноситься как с-28-единственным, так и с множественным числом [Иванов, Чахоян, Беляева 1999,с. 116]. Позднее р.п. ЛМ утратил функцию дополнения и выделился вотдельный разряд притяжательных местоимений, выражающих атрибутивнуюфункцию с посессивным значением.Интересно,чтопомимоисконныхместоименныхформбылизаимствованы некоторые скандинавские đeir (и.п.), đeirra (р.п.), đieim(объектн.п.), что само по себе представляет исключительное явление.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
