Диссертация (1168778), страница 13
Текст из файла (страница 13)
В такой интерпретации имя Колфилда это модификация«holding on to caul» (англ.), что символизирует его уязвимость, детскостьи непосредственность его сознания, но его мировоззрение сформировано, им онруководствуется и за него «держится».Другая версия происхождения имени героя от «hold on a coal field» –«держаться на выжженных (угольных) полях». Так, Сэлинджер указывает на рольглавного героя в современном мире, а также раскрывает поэтику заглавия: TheCatcher in the Rye («Ловец во ржи»).Образ Холдена близок трикстеру, так как воплощает черты этогомифологического архетипа [105].
В «Мифологическом словаре» трикстеропределяетсякак«демонически-комическийдублеркультурногогероя,наделенный чертами плута, озорника» [246]. Трикстер, как правило, невписывается в привычные актантные пары (В.Я. Пропп), занимая промежуточное,лиминальное положение. Притягательность образа Холдена в его сложности,неоднозначности, он одновременно и культурный герой, вписанный в историкосоциальный контекст, и бунтарь, стремящийся в дикости и асоциальности найтисебя и сохранить чистоту души, и потерянный, нуждающийся в любви и заботеребенок, в котором угадываются черты персонажей классических романоввоспитания.Близок Холдену Колфилду и фольклорный образ «дурака» – в такомконтекстенадетаязадом-напередкраснаяохотничьяшапкаможет62восприниматься как шутовской колпак.
«Так что он не просто хулиганистыйсмутьян, а бунтарь-моралист, являющийся промежуточным звеном междуизгоямииотшельникамиамериканскогоромантизмасихнеприятиемобщественной морали XIX в. и героями «контркультуры» мятежных 60-х годов(ближайший последователь Х.К. – «псих» Макмерфи из «Полета над гнездомкукушки» К. Кизи)», – пишет С.
Белов [166, с. 61-64]. Представляется, чтоподобная параллель может быть усилена традиционным для американскогоромана образом идиота, который текстуально и типологически базируется натворчестве Ф.М. Достоевского. В романе У. Фолкнера «Шум и ярость» [55]правом повествования наделяется идиот («рассказ, рассказанный кретином»): впервой части история передается от лица Бенджи, взрослого, обладающегодетским, наивным сознанием. Символичен возраст героя – 33 года, именно онобладает нелепым, алогичным, дискретным, но чистым и искренним взглядом намир.Рассказывая историю, нарратор в «Над пропастью во ржи» апеллирует кслушателю и делает установку на непривычность и нестандартность своегорассказа: «Если вам на самом деле хочется услышать эту историю, вы, наверно,прежде всего, захотите узнать, где я родился, как провел свое дурацкое детство,что делали мои родители до моего рождения, – словом, всю эту дэвидкопперфилдовскую муть.
Но, по правде, мне неохота в этом копаться» [8, с. 25].Упоминание романа Ч. Диккенса – сопоставление и противопоставлениелитературной традиции, роман «Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная имсамим» (1849-1850) начинается со следующих слов:«Стану ли я героем повествования о своей собственной жизни, или это местозаймет кто-нибудь другой – должны показать последующие страницы. Начнурассказ о моей жизни с самого начала и скажу, что я родился в пятницув двенадцать часов ночи (так мне сообщили, и я этому верю). Было отмечено, чтомой первый крик совпал с первым ударом часов» [43, c. 23].Сравним:63«Да я и не собираюсь рассказывать свою автобиографию и всякую такуючушь, просто расскажу ту сумасшедшую историю, которая случилась прошлымРождеством.
А потом я чуть не отдал концы, и меня отправили сюда отдыхатьи лечиться» [8, c. 25].Так обозначается не только текстуальная перекличка, но и важнаявзаимосвязь американской и английской жанровой традиции романа воспитания,проявляющаяся на уровне речевой организации повествования, в системеперсонажей, определенных стадиях сюжета. Упоминание Диккенса встречаетсяв романеСэлинджеранеоднократно:пересказываяфильмпро«одногоангличанина», Холден Колфилд излагает историю жизни и любви главного героя.Акцентируя заштампованность, «слащавость» этого сюжета, он упоминает«Оливера Твиста» (эта книга помогает герою познакомиться с его возлюбленной):«… и начинают разговор про Чарльза Диккенса.
Оказывается, это их любимыйписатель. Он даже носит с собой «Оливера Твиста», и она тоже. Меня чутьне стошнило» [8, c. 159]. Таким образом, наивность, чистота героев Диккенсаинтерпретируется Холденом как очередная липа («phony»), в то время какна самом деле он оказывается похож на упоминаемых персонажей (ДэвидКопперфилд, Оливер Твист) и как герой, и как рассказчик.Упоминается в романе и трагедия У. Шекспира «Гамлет», так как главныйгерой также оказывается в ситуации одиночества и вынужденного взросления:«Все-таки придется мне прочитать «Гамлета», я обязательно должен прочитатьпьесу сам, про себя» [8, с.
139]. Взросление Гамлета сопоставимо с инициацией:геройотделяетсебяотокружающегообщества,котороенедостойноего включенности, он переживает безумие, одиночество (большинство диалоговгерой произносит, находясь на сцене один), промежуточные состояния сознания(видит тень отца, беседует с Йориком, гробовщиком), отправляется в морскоестранствие, переживает болезненные любовные страдания, совершает убийство,в конечном итоге, карает врага и погибает сам.Вступительные слова, обращенные к читателю лично, одновременнообозначаюткомпозициюидают представленияобязыковойличности64рассказчика.
Уже во вступлении он прямо обращается к читателю, создаваяощущение интимного диалога, личного участия. Наррация Холдена рассчитанана душевный отклик адресата или идеального реципиента, герой постояннообращается к фиктивному читателю «Жалко, что вы не видели», «Были бывы здесь», «Вас бы стошнило», «Наверно, вы про нее слыхали. Рекламу вы,во всяком случае, видели». «Да, забыл сказать – меня вытурили из школы»,«В общем, могу одно посоветовать: если не хотите, чтоб вас стошнило прямона соседей, не ходите на этот фильм».Холден не ориентирован на читателя, но его обращение, сам его рассказсодержат надежду на понимание, душевный отклик: «Он вам понравился бы»,«Вас бы, наверно, стошнило», «Вот вы его не знали, а если бы знали, вы бы меняпоняли». «Если вы думаете, что она дурочка, вы сошли с ума» [8].Характер его взаимодействия с читателем – это «диалогизированныйнарративный монолог» [142].
Но диалогичность только инсценируется, так какгерой не выходит за рамки своего «я», этот диалог выполняет прежде всегонарративные функции: «Может быть, вы не жили в Нью-Йорке и не знаете, чтоВикер-бар находится в очень шикарной гостинице – «Сетон-отель» [8, с. 169].Особое место в монологе Холдена играют повторы, характеризующиеего мировоззрение: «Никогда тебе люди не верят», «Люди ведь вообщене улыбаются или улыбаются как-то противно», «Такие, как он, разве передаютприветы?», «Попробуй с кем-нибудь поговорить по-настоящему».Этому служат и гиперболы, показывающие, с одной стороны, особуювосприимчивость, чувствительность нарратора и создающие комический эффект,с другой: «Он эту треклятую карточку, наверно, держал в руках по крайней мерепять тысяч раз», «Я, наверно, выкурил пачек тридцать за этот день».Речи и поступки Холдена пронизаны самоиронией, чувством юмора, что ещеболее приближает его к читателю и делает обаятельным: «Оказывается, у тебяесть чувство юмора, Экли, детка, – говорю ему.
– Ты этого не знал? – Тут я емуподаю ножницы. – Хочешь, я буду твоим менеджером, устрою тебя на радио?»,«Х. В. Колфилд. Холден Витамин Колфилд».65Очень важна стихия ребячества, шутовства в жизни Холдена. Это детсткостьего сознания, наивность, непосредственность, ведь, по сути, возраст Холденаабстрактен и не соответствует его внутреннему миру: «Мне тогда былошестнадцать, а теперь мне уже семнадцать, но иногда я так держусь, будтомне лет тринадцать, не больше» [8, с.
33].Это и попытки познать себя, и разыгрывание собеседника, и желание сделатьжизнь разнообразнее, и просто скука, и ответ на непонимание и равнодушие,которые постоянно встречает герой: «Я ужасный лгун – такого вы никогдав жизни не видали. Страшное дело» [8, с. 40], «Конечно, я просто валял дурака.Мне от этого иногда бывает весело» [8, с. 41].ЭтомуслужиткраснаяохотничьяшапкаХолдена,выступающаяодновременно как яркий антисоциальный символ и шутовской колпак.
Холденноситшапку задом наперед, она,на протяжениивсегоповествования:каксквозной«Ясиделнасимвол, присутствуетумывальникерядомсо Стрэдлейтером и то закрывал, то открывал кран. На мне все еще быламоя красная охотничья шапка задом наперед. Ужасно она мне нравилась,эта шапка» [8, с. 52], «А я надел пижаму, халат и свою дикую охотничью шапкуи сел писать сочинение» [8, с. 61], «Когда я совсем собрался, взял чемоданы и все,что надо, я остановился около лестницы и на прощание посмотрел на этот нашкоридор. Кажется, я всплакнул. Сам не знаю почему.
Но потом надел своюохотничью шапку по-своему, задом наперед, и заорал во всю глотку: – Спокойнойночи, кретины!» [8, с. 76]. Символично, что в конце романа Холден дарит еесестренке, близкому и по-настоящему дорогому ему человеку.Внутренняя чистота и порядочность Холдена, способность искреннои самозабвенно любить особенно выражаются в эпизодах, когда Холденвспоминает родных: Фиби, Д.Б., погибшего Алли.
Истинно человеческое,душевное не остается незамеченным им и в случайных людях, он замечаетдоброту гардеробщицы, услужливость официанта, вслушивается в песенкупрохожего малыша: «Пел он для собственного удовольствия, это сразу быловидно. Машины летят мимо, тормозят так, что тормоза скрежещут, родители66никакого внимания не обращают, а он идет себе по самому краю и распевает:«Вечером во ржи...».
Мне стало веселее. Даже плохое настроение прошло» [8, с.136], «А я пока что подошел к окну, открыл его настежь и слепил снежок. Снегочень хорошо лепился. Но я никуда не швырнул снежок, хоть и собрался егобросить в машину – она стояла через дорогу. Но потом передумал – машина всябыла такая чистая, белая. Потом хотел залепить снежком в водокачку, но она тожебыла чистая и белая. Так я снежок никуда и не кинул» [8, с. 61].Холден замечает и обращает внимание на то, что обычно совсемне интересует людей: «– Да, она никогда не переставляла дамки.
Выйдет унее какая-нибудь шашка в дамки, она ее с места не сдвинет. Так и оставитв заднем ряду. Выстроит все дамки в последнем ряду и ни одного хода не сделает.Ей просто нравилось, что они стоят в последнем ряду. Стрэдлейтер промолчал.Вообще такие вещи обычно никого не интересуют» [8, с. 56].Знакова для понимания образа рассказчика и сквозная линия с утками,лейтмотивом проходящая через весь роман:«Но самое смешное, что думал-то я все время о другом. Сам наворачиваю,а сам думаю про другое. Живу я в Нью-Йорке, и думал я про тот пруд,в Центральном парке, у Южного выхода: замерзает он или нет, а если замерзает,куда деваются утки?» [8, c.