13.Глава 11 Приступая к повседневной жизни (1159211), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Приобретая их, ими гордятся, поскольку они —атрибуты исключительного, особого социального положения. Они служатпризнаками “лучших людей”, это “лучшие стили жизни”, поскольку их практикуют“лучшие люди”. И товары, и люди, потребляющие их (при этом демонстрацияявляется одним из основных способов их употребления, если не самым главным),получают высшие оценки благодаря именно этому “союзу”.Все товары имеют прикрепленный к ним ценник. С его помощью отбираетсясовокупность потенциальных покупателей. Он не определяет непосредственнорешения, которые фактически принимают покупатели — они остаются свободными.Но он проводит границу между возможным и реальным — границу, которую данныйпокупатель преступить не может.
За кажущимся равенством шансов,провозглашаемым и развиваемым рынком, скрывается практическое неравенствопокупателей, т.е. неравенство четко различаемых степеней практической свободывыбора. Это неравенство ощущается как подавление и в то же время как стимул. Онопорождает болезненное чувство обделенности со всеми его пагубными длясамооценки последствиями, которые мы рассматривали выше. Кроме того, оновызывает невероятные усилия ради увеличения покупательной способности —усилия, которые поддерживают неистребимый спрос на рыночное предложение.Таким образом, несмотря на то что рынок превозносит равенство, он жепорождает и воспроизводит неравенство в обществе потребителей.
Типичный,вызванный рынком или обслуживаемый им тип неравенства поддерживается ипостоянно оживляется ценовым механизмом. Определенные рынком стили жизнинаделяют подразумеваемым отличием благодаря ценникам, делающим ихнедостижимыми для менее обеспеченных покупателей; и эта функция “наделенияотличием” делает их более привлекательными, тем самым поддерживая присвоеннуюим высокую цену. В конце концов, оказывается, что при всей предполагаемойсвободе покупательского выбора рыночные стили жизни распределяются неравномерно и не случайно; каждый из них стремится сосредоточиться вопределенной части общества, выполняя таким образом роль признака социальногоположения.
Стили жизни склонны приобретать, можно сказать, классовуюспецифику. Тот факт, что они собраны из вещей, которые свободно продаются вмагазинах, вовсе не делает их проводниками равенства, хотя и превращает их вфактор, постоянно подпитывающий ощущение приемлемости действительногонеравенства. Теперь это неравенство становится более невыносимым и нестерпимымдля относительно бедных и обделенных, чем тогда когда каждому социальномусословию, как правило, наследственному и неизменному, было четко предписано,каким имуществом ему можно владеть.Именно против этого предписанного неравенства на самом деле боретсяпорождаемое и поддерживаемое рынком неравенство.
Рынок преуспевает за счетнеравенства доходов и богатства, но он не признает сословий. Он сводит на нет вседвигатели неравенства, кроме ценников. Товары должны быть доступны любому, ктоможет заплатить их цену. Стили жизни — все стили жизни — пригодны для грабежапокупателей.
Покупательная способность — единственное право, признаваемоерынком. По этой же причине в рыночных потребительских обществах набираетнебывалую силу сопротивление всем другим, предписанным видам неравенства.Привилегированные клубы, не принимающие в число своих членов людейопределенной расы или национальности, рестораны и отели, преграждающие входпосетителям “не с тем цветом кожи”, владельцы недвижимости, не желающиепродавать ее покупателям по той же причине, — все это подвергается ожесточеннымнападкам. Преобладание власти поддерживаемых рынком критериев социальнойдифференциации, как кажется, подавляет все остальные критерии: не может бытьничего такого, что нельзя было бы купить за деньги.Очень часто лишения, обусловленные рынком, расовой или этническойпринадлежностью, пересекаются.
Группы, удерживаемые на низших ступенькахограничительными “предписаниями”, как правило, заняты на плохо оплачиваемойработе, а потому и не могут позволить себе стиль жизни, предназначенный для“лучших людей”. В таком случае предписывающий (аскриптивный) характер ихдепривации (лишенности) остается скрытым. Видимое неравенство объясняютменьшими талантами, стараниями или сообразительностью представителейобделенной расы или этнической группы; если бы не их врожденные пороки, онипреуспели бы так же, как и другие. Стать похожими на тех, кому они завидуют илихотят подражать, было бы им вполне доступно, если бы они захотели и приложили кэтому старание.Однако такое объяснение невозможно в случае с теми представителямиобделенных (в другом отношении) групп, которые, преуспев на рынке, все еще недопускаются к “лучшим стилям жизни”.
Что касается денег, то они могут позволитьсебе и высокие взносы в клубе, и высокие цены в отеле, но все равно вход им тудазаказан. Тем самым демонстрируется предписывающий, или аскриптивный, характерих депривации (лишения); они узнают, что, вопреки обещаниям, за деньги нельзякупить все и что для положения человека в обществе, для его благополучия идостоинства мало просто прилежно зарабатывать деньги и тратить их. Это открытиеподрывает их веру в свободный рынок как гарантию человеческой свободы.Насколько нам известно, люди могут различаться по способности (точнее,возможности) покупать билеты, но никому не может быть отказано в билете, если онможет позволить себе его купить.
В рыночном обществе предписывающая(аскриптивная) дифференциация возможностей не находит оправданий и по этойпричине — невыносима. Вот почему во главе всех попыток сопротивления противдискриминации по какому-либо признаку, кроме покупательной способности, стоятзажиточные и более удачливые представители дискриминируемых рас, этническихгрупп, религиозных сект, языковых сообществ (в определенной степенифеминистское движение также черпает силы из факта дискриминации, чуждого“духу” или по крайней мере обещаниям потребительского общества). Эпоха“сделавших себя” людей, господства “племен”, представляющих стили жизни,дифференциации посредством стилей потребления — это в то же время и эпохасопротивления расовой, этнической, религиозной и тендерной дискриминации, эпоханепримиримой борьбы за права человека, т.е. за уничтожение каких бы то ни былозапретов, кроме тех, которые в принципе (согласно представлениям нашего типаобщества) могут быть преодолены усилиями любого человека как индивида..