5.Глава 3. Чужаки (1159203), страница 4
Текст из файла (страница 4)
Тем самым раздражающе непроницаемая завеса отчужденности хотя бычастично, но приподнимается, тогда как запретная территория, отгороженнаяохраняемыми воротами, совершенно свободна от чужаков. Каждый, вступающий натакую охраняемую территорию, может быть уверен, что все, кто на ней находится, доизвестной степени избавлены от присущей чужакам неопределенности и что кто-топозаботился, чтобы все “вхожие” были хотя бы в некоторых отношениях подобныдруг другу и благодаря этому причислены к одной категории. Тем самымнеопределенность, сопряженная с пребыванием в обществе людей, “которые могутбыть кем угодно”, существенно уменьшается, хотя лишь на ограниченное время и вограниченном пространстве.Власть запрета на вход реализуется с той целью, чтобы обеспечитьотносительнуюоднородность,недвусмысленностьнекоторыхизбранныхпространств внутри плотно населенного урбанизированного и безличного мира. Мывсе используем эту власть, правда, в несравнимо меньших масштабах, когда,например, печемся о том, чтобы в контролируемое пространство, называемое нашимдомом, допускались только те, кого мы каким бы то ни было образом можемопознать; когда отказываем в этом “совершенно чужим”.
И мы верим, что другиетоже используют свою власть в отношении нас и даже в большем масштабе. Такимобразом, мы чувствуем себя относительно безопасно, в какие бы охраняемыепространства мы ни вступали. Как правило, день нашей жизни в городе делится наотрезки времени, проводимые в такого рода охраняемых пространствах изатрачиваемые на перемещения между ними (мы едем из дома на работу, в институт,в клуб, в ресторан или в концертный зал, а потом назад — домой). Междузамкнутыми пространствами, обладающими способностью исключать “чужих”,простирается обширная область свободного входа, где каждый, или почти каждый,— чужак. В целом мы стараемся сократить время, проводимое в такихпромежуточных областях, до минимума, если не удается исключить его совсем(например, переезжая из одного строго охраняемого места в другое, мы полностьюизолируемся от них в наглухо захлопнутой ракушке своей машины).Таким образом можно отчасти сгладить наиболее неприятные стороны жизнисреди чужаков или хотя бы сделать их на время менее раздражающими, но вряд лиможно избавиться от них вовсе.
Несмотря на самые искусные методы различения, мыне можем полностью избежать тех людей, кто близок к нам физически, но далекдуховно, кто живет среди нас, как непрошенный гость, и чей приход и уход мы неможем контролировать. В социальном же пространстве (которого мы никак не можемизбежать) мы ни на минуту не можем перестать замечать их. Эта бдительностьобременительна для нас' она словно путы, сковывающие нашу свободу. Даже еслимы уверены, что присутствие чужаков не таит в себе никакой опасности (хотя в этоммы никогда не можем быть твердо уверены), то все равно мы постоянно чувствуем насебе их пристальный, придирчивый, оценивающий взгляд, — в нашу “частнуюжизнь” вторгаются, нарушают ее обособленность.
И если не наше тело, то нашидостоинство, самооценка и даже самоидентификация становятся заложниками некихбезликих людей, чьи суждения едва ли поддаются нашему влиянию. Что бы мы ниделали, мы постоянно должны заботиться о том, как наши действия скажутся нанашем образе, который складывается у наблюдателей.
Пока мы находимся в поле ихзрения, мы должны быть начеку. Все, что мы можем сделать, это не вызыватьподозрения или, во всяком случае, не привлекать внимания.Американский социолог Ирвинг Гофман считал общественное невниманиепостоянно используемым приемом, делающим возможной нашу жизнь в городесреди чужаков. Общественное невнимание заключается в том, чтобы притворитьсяне видящим и не слышащим; или в том, чтобы по крайней мере принять позу невидящего и не слышащего и, что важнее всего, не интересующегося тем, что делаютвокруг другие.
Наиболее интригующе общественное невнимание проявляется встремлении избежать контакта “с глазу на глаз”. (Встретиться глазами всегдаозначает пригласить к разговору более интимному, чем между чужими; это означаетотказ от своего неотъемлемого права на анонимность, отступление или по крайнеймере ограничение его и решимости оставаться невидимым для глаз другого).Старательное недопущение встречи глазами — это публичное заявление о том, чтомы ничего особенного для себя не отмечаем, даже если случайно, нечаянно нашвзгляд “скользнет” по другому человеку (в самом деле, нашему глазу позволено лишь“скользить”, но не останавливаться и тем более не сосредотачиваться, еслисобеседник не готов к этому). Вообще не смотреть невозможно.
Улицы любогогорода всегда запружены людьми, и для того чтобы просто перейти “отсюда” “туда”,нужно, во избежание столкновения, внимательно смотреть впереди себя, на все, чтодвижется или стоит на вашем пути. И хотя такое наблюдение неизбежно, оно должнобыть ненавязчивым, не вызывающим беспокойства и настороженности у тех, на когопадает наш взгляд. Нужно смотреть, делая при этом вид, что вы не смотрите, — вэтом суть общественного невнимания. Возьмем случаи из вашего повседневногоопыта, когда вы заходите в переполненный магазин, проходите через зал ожиданияна вокзале или просто идете по улице.
Представьте себе все те мельчайшиедвижения, которые вы, не задумываясь, совершаете, чтобы благополучно пройти потротуару или пересечь островки, разделяющие витрины в магазине или на выставке;подумайте, как мало лиц вы запомнили из бесконечной вереницы встретившихся вамлюдей, как мало из них вы можете описать. И вы поразитесь, насколько хорошо выосвоили это трудное искусство “невнимания” — восприятия чужих как безликогофона, на котором происходят значительные для вас события. Осмотрительное,старательно поддерживаемое невнимание, с каким чужаки относятся друг к другу,очевидно, имеет непреходящую ценность для выживания в городских условиях. Ноего последствия менее привлекательны.
Приезжего из деревни или из малого городказачастую поражает то, что он расценивает как бессердечие и холодное безразличиебольшого города. Кажется, что людям ни до кого нет дела. Они быстро проходятмимо, не обращая внимания на других. Можно биться об заклад, что им точно так жене будет дела, даже если что-то ужасное произойдет с вами.
Стена сдержанности,возможно, даже враждебности невидимо встает между вами и ними — стена,которую нет надежды преодолеть, дистанция, которую нет шансов сократить. Людипредельно близки физически, но духовно, умственно, морально им удаетсяоставаться бесконечно далекими. Однако молчание, разделяющее их,дистанцирование, которое они используют как хитроумное и необходимое средство,способное уберечь их от опасности, ощущаемой в присутствии чужаков, похоже наугрозу. Затерявшись в толпе, человек чувствует себя бессильным, незначительным,одиноким и незащищенным. Безопасность, предполагающая охрану частной жизниот вторжений, оборачивается одиночеством. Или, скорее, наоборот: одиночествоесть плата за обособленность.
Существование среди чужаков — это искусство,имеющее столь же двусмысленную ценность, как и сами чужаки.С одной стороны, “универсальная отчужденность” большого города означаетсвободу от пагубного и досадного надзора и вмешательства других, которые в болееузком и персонифицированном пространстве посчитали бы себя вправелюбопытствовать и вмешиваться. Здесь можно оставаться в общественном месте,сохраняя в неприкосновенности свою обособленность. “Моральная неразличимость”,достигаемая благодаря всеобщему распространению общественного невнимания,предоставляет немыслимые при других обстоятельствах степени свободы. До техпор, пока повсеместно соблюдается неписаный закон общественного невнимания, погороду можно перемещаться относительно беспрепятственно. Таким образомнакапливаются впечатления — новые, захватывающие, интригующие. Городскаясреда - благодатная почва для интеллекта.
Как заметил великий немецкий социологГеорг Зиммель, городская жизнь и абстрактное мышление созвучны и развиваютсявместе: движение абстрактной мысли побуждается невероятным богатством опытагородской жизни, который невозможно охватить в его качественном многообразий, аспособность оперировать общими понятиями и категориями — навык, без которогонемыслимо выжить в городском окружении.Это, так сказать, положительная сторона дела.