5.Глава 3. Чужаки (1159203), страница 2

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 2)

Можно сказать, что существование внешней группыне только полезно, но и неизбежно, необходимо для внутригрупповых отношений,поскольку подчеркивает тождественность группы, укрепляет ее сплоченность исовместимость. Но то же самое нельзя сказать о той бесформенной “серой” массе,расположенной между двумя группами. Считается, что она едва ли может приноситькакую-нибудь пользу; в ней видят только вред без каких бы то ни было определений.Отсюда и излюбленный политиками, добивающимися популярности и поддержкипутем мобилизации патриотических чувств или партийной сплоченности попринципу “Кто не с нами, тот против нас”.

В столь категоричном разделении нетместа промежуточной, нерешительной или просто естественной позиции. Если жедопустить существование таких позиций, то это означало бы признать разделениемежду “правыми” и “неправыми” не настолько абсолютным, как предполагалось.Многие политические партии, церковные, националистические, сектантские ит.п. организации тратят гораздо больше времени и сил на борьбу с собственнымиинакомыслящими, нежели с провозглашенными врагами. Вообще же предателей иотступников ненавидят гораздо сильнее, чем признанных, открытых врагов. Длянационалиста или воинствующего члена партии ни один враг не может быть стольпрезираем и ненавистен, как “один из нас” — перебежчик или тот, кто недостаточногромко осуждает врага; примиренчество осуждается гораздо сильнее, чем открытаявраждебность.

Все религии ненавидят своих еретиков больше, чем неверных, ипреследуют их с большим рвением. “Раскалывание рядов”, “раскачивание лодки” и“перебегание от одной баррикады к другой” считаются самыми тяжкими из всехпреступлений, в которых лидеры могут обвинить своих приверженцев. Такиеобвинения обычно выдвигаются против людей, которые думают (или хуже того —говорят, а еще хуже — доказывают своими поступками), что разделение между ихнацией, партией, церковью, движением и теми, кого называют врагом, не являетсяабсолютным; против людей, которые считают, что взаимное понимание и дажесоглашение возможно, или утверждают, что их собственная группа не так ужнепорочна и сама по себе не может быть вне подозрений и всегда правой.Опасность угрожает границе с двух сторон.

Ее могут разлагать изнутридвуличные люди, заклейменные как дезертиры, подрывающие групповые ценности,нарушающие единство рядов, перевертыши. На границу могут покушаться и в концеконцов разорвать ее извне те, кто, будучи “не такими, как мы”, требуют, чтобы сними обращались так же, как с нами; те, кто покинул место, где они безошибочноопределялись как чужаки, “не мы”, и теперь пребывают там, где их по ошибке можнопринять за тех, кем они не являются. Совершая подобный “переход”, они тем самымдемонстрируют, что граница, считавшаяся надежной и непроницаемой, далеко негерметична. Одного только этого греха было бы достаточно, чтобы возбудитьнегодование и желание возвратить их туда, откуда они явились: один их видвызывает чувство незащищенности, в них есть что-то, смутно ощущаемое какопасность.

Нам кажется, что, снявшись с насиженного места и придя к нам, онисовершили подвиг, но именно это заставляет нас подозревать, что они обладаюткакой-то ужасной, мистической силой, которую мы не можем отразить, хитростью,которую мы не в силах разгадать; мы вынуждены предполагать, что они замышляютчто-то недоброе и могут использовать свое страшное превосходство в ущерб нам. Вих присутствии мы чувствуем себя неуверенно; мы полусознательно ждем от нихпоступков опасных и отвратительных.

Не случайно понятия “неофит” (недавнообращенный в нашу веру), “нувориш” (вчерашний бедняк, которому вдруг повезло, исегодня он присоединился к богатым и могущественным), “выскочка” (занимавшийнизкую социальную позицию и быстро пробившийся к власти) отягощены бременемпорицания, отвращения и презрения. Такими понятиями обозначают людей, которыееще вчера были “там”, а сегодня уже находятся “здесь”. Им нельзя доверять уже из-засамой их мобильности и необыкновенной способности быть и здесь и там пособственной воле: ведь они нарушили то, что должно оставаться незыблемым инепроницаемым.

Этот первородный грех им нельзя ни забыть, ни отпустить; онникуда не денется.Такие люди вызывают беспокойство и по другой причине. Они и в самом деле“новички”, не знакомые ни с нашим образом жизни, ни с нашими манерами ипривычками. То, что нормально и естественно для нас, с рождения усвоивших этотобраз жизни, для них странно и непостижимо. Для них смысл наших обычаев неявляется само собой разумеющимся, поэтому они задают вопросы, на которые мы незнаем, как отвечать, поскольку не видим в них смысла, и у нас никогда не возникалопотребности задаваться вопросами типа: “Почему вы это делаете так?”, “Какой вэтом смысл?”, “Не пробовали ли вы делать это иначе?” Сам образ нашей жизни,делающий ее для нас такой безопасной и уютной, ставится под сомнение,превращается в предмет для обсуждения, мы должны его обосновывать, объяснять,доказывать.

Он уже не представляется столь самоочевидным, а потому и безопасным.Но утрата безопасности не так-то легко прощается. И вообще мы не склонны этопрощать. Вот почему подобные вопросы мы расцениваем как нанесение обиды,споры — как ниспровержение самих основ нашего существования, а сравнения —как заносчивость и желание плюнуть нам в лицо. Мы сразу же стремимся сомкнутьряды для “защиты нашей жизни” от наплыва чужаков, виновных во внезапнообнаружившемся кризисе уверенности. Наша неуверенность превращается возлобленность против нарушителей спокойствия.Даже если новички хранят молчание, что называется, держат язык за зубами ипочтительно воздерживаются от нелепых вопросов, то и тогда сам стиль ихповседневной жизни не может не поставить те же вопросы и с тем жеобескураживающим результатом. Те, кто пришел оттуда сюда и решил остаться,захотят усвоить наш стиль жизни, подражать ему, стать “как мы”.

Если не все, тобольшинство из них постараются обустроить свои жилища так, как мы, станутодеваться, как мы, будут копировать наш стиль работы и досуга. Они будут не толькоговорить на нашем языке, но и отчаянно копировать нашу манеру речи и обращениядруг к другу. Но как бы они ни старались (или как раз из-за чрезмерного усердия),они не смогут избежать ошибок, по крайней мере вначале. Их усилия неубедительны.Их поведение выглядит неуклюжим, нелепым и смешным; оно скорее подобнокарикатуре на наше собственное поведение и потому заставляет нас задаватьсявопросом: что, собственно, оно представляет собой в действительности.

В ихповедении чувствуется что-то ироничное. Мы стараемся откреститься от такогонеумелого подражания, высмеивая их, издеваясь над ними, рассказываем про ниханекдоты — “карикатуры на карикатуру”. Однако к этому смеху примешиваетсягоречь, под маской веселости скрывается обеспокоенность.

И как бы мы ни старалисьограничить это зло, ущерб — налицо. Наши, обычно не осознаваемые нами, обычаи ипривычки показаны нам в кривом зеркале. Мы были вынуждены посмотреть на них сиронией, отстраниться от своей собственной жизни. И уже не требуется никакихдополнительных вопросов — наш комфорт нарушен.Как видим, есть достаточно причин, чтобы относиться к чужакам сподозрением, как к потенциально опасным. Они были бы относительно безобиднымидля нас, если бы вполне четко отличали себя от нас и оставались бы посторонними,согласившись с тем, что наша жизнь — для нас, а их жизнь — это их жизнь, и“вместе нам не сойтись”; если бы, другими словами, мы могли не обращать на нихвнимания, даже когда они появляются в поле нашего зрения. Но беспокойствокатастрофически нарастает по мере того, как различия перестают быть такимичеткими, как раньше, и теряют все больше ясность. То, что вначале, возможно,рассматривалось как объект для шуток и насмешек, теперь возбуждает враждебностьи даже агрессивность.Первая реакция — восстановить утраченную ясность различий, отправивчужаков обратно — туда, “откуда они явились” (т.е.

если существует такаяестественная обитель, которую они когда-то покинули; это относится прежде всего кэтническим иммигрантам, приехавшим в надежде поселиться в новой стране). Поройпредпринимаются попытки заставить их эмигрировать или сделать их существованиенастолько жалким, чтобы они сами предпочли исход как меньшее из зол. Но если этипопытки наталкиваются на сопротивление или массовое выселение непредставляется по той или иной причине возможным, то может последовать геноцид;жестокая физическая расправа имеет целью сделать то, что не удалось сделать путемфизического перемещения.

Геноцид — самый крайний и отвратительный метод“восстановления порядка”, и все же недавняя история показывает с ужасающейочевидностью, что угроза геноцида не надуманна, что нельзя исключить его новыерецидивы, несмотря на его всеобщее осуждение и неприятие.Как правило, избираются все же менее одиозные и радикальные решениярассматриваемой проблемы.

Характеристики

Список файлов книги