Раймон Арон - Этапы развития социологической мысли (1158956), страница 108

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 108)

Вебер критикует марксистскую теорию приблизительно в том же духе, но делает акцент не столько на важности эконо­мического расчета для всех режимов, сколько на постоянстве таких факторов, как бюрократия, организационные структуры и власть. Парето, исходя из того, что конкуренция и частная собственность являются, как правило, наиболее благоприятны­ми институтами, способствующими развитию и преумноже­нию богатств, считал, что разрастание бюрократии, развитие государственного социализма и изъятие доходов администра­цией в свою пользу или в пользу несостоятельной части насе­ления, вероятно, повлекли бы за собой общий экономический спад. Вебер доказывал, что рациональная организация и бю­рократия представляют собой реально существующие струк­туры современных обществ. В случае перехода к социализму действие этих факторов не только не ослабнет, но даже уси­лится. При социалистической экономике, где собственность на средства производства будет общественной, усугубятся явле-

589

ния, которые Вебер считал наиболее опасными для сохране­ния человеческих ценностей³.

Парето и Вебер отметают марксистскую критику капита­листической экономики как научно не обоснованную. Ни тот, ни другой не отрицают, что в капиталистическом обще­стве есть привилегированный класс, сохраняющий значитель­ную часть доходов и богатств. Они не утверждают, будто капиталистический строй совершенно справедлив и единст­венно эозможен. Более того, и тот и другой склонны счи­тать, что этот строй будет развиваться в социалистическом направлении. Но оба они отказываются признать теорию прибавочной стоимости и капиталистической эксплуатации, отрицают, что социалистическая экономика фундаментально отличается от капиталистической в плане организации произ­водства и распределения доходов. '

Критика Парето и Вебера марксистской теории на этом не останавливается. Она нацелена на подразумеваемый или явный рационализм психологии интерпретации марксизмом истории.

Когда Парето высмеивает надежды революционеров, и в частности марксистов, то в основе его иронической критики лежит чисто экономический подход. Он доказывает, что эко­номика социалистического типа всеми своими пороками будет похожа на капиталистическую, но только к ней прибавятся еще и некоторые дополнительные недостатки. Экономика, ос­нованная на принципе общественной собственности на средст­ва производства, лишенная рыночного механизма и конкурен­ции, будет неизбежно бюрократической; трудящиеся будут подчинены авторитарной дисциплине, по меньшей мере такой же насильственной, как и на капиталистических предприяти­ях, но значительно менее эффективной с точки зрения приум­ножения богатства.

Он критикует и революционные надежды, представляя их* не как рациональную реакцию на реально ощущаемый и пере­живаемый социальный кризис, а как выражение постоянно действующих эмоциональных факторов или вечной метафизи­ческой мечты. Марксизм утверждает, что противоречия капи­тализма вызывающ формирование пролетариата как класса, а пролетариат выполняет задачу, которая является его историче­ской миссией. Марксистское видение перспективы с точки зрения всеобщей истории рационально. Оно предполагает, по­мимо прочего, своего рода рациональную психологию, соглас­но которой люди или группы людей действуют в соответствии со своими интересами. Нечего сказать, поистине весьма опти-

590

мистична психология, предполагающая, будто люди могут быть одновременно и эгоистами, и ясновидящими! Обычно такого рода толкование человеческого поведения называют или мате­риалистическим, или циничным. Какая иллюзия! Если бы все группы людей знали свои интересы и поступали сообразно им, то жизнь обществ была бы действительно куда проще... Как говорил большой психолог по имени Гитлер, между различны­ми интересами всегда возможны компромиссы, между миро­воззрениями — никогда.

Парето и некоторым образом Вебер отвечают на это рацио­налистическое видение Маркса замечанием, что такого рода социальные процессы, как социалистическое движение, ни в коей мере не вызваны осознанием групповых интересов и яв­ляются не выполнением исторической миссии, а всего лишь отражением аффективных или религиозных потребностей, та­ких же древних, как само человечество.

Макс Вебер свою социологию религий порой называл «эмпирическим опровержением исторического материализ­ма». Действительно, в ней иногда приводятся доказательства того, что отношение некоторых групп людей к экономиче­ской жизни могло быть обусловлено религиозными воззре­ниями. Но обусловленности религиозных воззрений экономи­ческими позициями не существует, при том что обратное вполне допустимо.

С точки зрения Парето, если бы поступки людей были логическими, то они определялись бы стремлением к наживе или власти, а борьба групп могла быть истолкована сугубо рациональной терминологией. Но по сути дела, людьми дви­жут относительно постоянные категории аффективных фак­торов. История развивается не по пути, ведущему к завер­шению, коим стало бы примирение человечества, а подчиня­ясь взаимозависимым циклам. Воздействие той или иной группы факторов образует исторические фазы, и невозмож­но предвидеть ни конечного результата, ни момента их за­вершения.

Вместе с тем и Парето и Вебер признают вклад Маркса в науку. С точки зрения Парето, «социологическая часть тру­да Маркса с научной точки зрения значительно выше эконо­мической» (Pareto. Les Systèmes socialistes, t. II, p. 386). Классовая борьба наполняет большую часть вековой истори­ческой хроники и представляет собой одно из крупнейших явлений всех известных общественных систем. «Борьба за жизнь или благополучие есть общее для живых существ яв­ление, и все, что мы об этом знаем, говорит нам о том, что

591

она является одним из самых мощных факторов сохранения
^улучшения расы» (ibid., р. 455). Парето допускает, таким
образом, наличие классовой борьбы, но дает ей иную, отлич­
ную от Марксовой интерпретацию. С одной стороны, в об­
ществе нет тенденции к разделению на два, и только на два,
класса: на владельцев средств производства и эксплуатируе­
мую массу. «Классовая борьба осложняется и приобретает
многообразные формы. Мы далеки от простой борьбы двух
классов; раскол усиливается в среде как буржуазии, так и
пролетариата» (ibid., р. 420). Он подчеркивает, что социаль-¹
ные и экономические группы многочисленны. С другой сто- }.

роны, поскольку Парето исходит из двойственного характера
общества, он считает, что последнее основано на противоречи- *

ях между правителями и управляемыми, между элитой и
массой; при этом принадлежность к элите необязательно on- j

ределяется владением средствами производства. Поскольку j

основным противоречием является противоречие между пра­
вящими и управляемыми, то классовая борьба вечна и не i
может быть преодолена в обществе с политическим строем
без эксплуатации. Если, как полагал Маркс, источник клас­
совой борьбы — частная собственность на средства произ­
водства, то можно представить себе общество без частной
собственности, а стало быть, и без эксплуатации. Но если
первопричина социальных конфликтов — власть меньшинст­
ва над большинством, то социальная неоднородность неиз- А
бежна и надежда на бесклассовое общество — это всего ?'
лишь псевдорелигиозный миф. Парето склонен характеризо- j
вать различные классы по их психологии. Элита жестока или
хитра, ее составляют или бойцы, или плутократы; в нее вхо- L
дят спекулянты и ростовщики; она похожа то на льва, то на
лисицу. Все эти формулировки выделяют скорее психологи­
ческую особенность, чем чисто социологическую характери­
стику классов, и в частности правящего класса.

Вебер, социальная мысль которого драматична, но не име- ι

ет при этом отношения к миротворчеству, тоже допускал
реальность и остроту классовой борьбы и, таким образом, в
определенном смысле принимал марксистское наследие и ».

значение социологических наблюдений, которые служат от­
правным моментом «Коммунистического манифеста». «Тот,
кто берет на себя смелость сунуть пальцы в колеса полити­
ческого развития своей родины, должен иметь крепкие нер- }
вы и не быть слишком сентиментальным, чтобы заниматься
современной политикой. И тот, кто берется заниматься по­
литикой, прежде всего не должен питать иллюзий и при-

592

знать... наличие непременного фактора неизбежного сущест­вования на этой земле вечной борьбы людей против людей» (цит. по: J.Freund. Essais sur la théorie de la science. Introduction, p. 15). Если бы Вебер не воспользовался с такой нарочитой резкостью аргументами Парето, то отметил бы, что при режиме, основанном на коллективной собственности и плановом хозяйстве, меньшинство обладало бы огромной как политической, так и экономической властью и только непомерное, свойственное человеческой природе доверие позволило бы надеяться, что это меньшинство не злоупотре­бит обстоятельствами. Неравенство в распределении доходов и привилегий переживет исчезновение частной собственно­сти и капиталистической конкуренции. Более того, в социа­листическом обществе на самом верху окажется тот, кто бу­дет наиболее ловким в мрачной, малоизвестной бюрократи­ческой борьбе, несомненно не менее неприглядной, чем эко­номическая конкуренция. Бюрократический естественный отбор был бы даже по-человечески значительно хуже, чем подобный полуиндивидуалистский отбор, который в какой-то степени существует в лоне соответствующих организаций капиталистических обществ.

Для того чтобы стабилизировать современные общества и сделать их высокоморальными, Дюркгейм ратовал за воссоз­дание корпораций. Парето не считал себя вправе предлагать какие-либо реформы, но заявлял, несколько сомневаясь в сро­ках, о кристаллизации бюрократической системы и предвидел приход к власти в обществах жесткой элиты, которая сменит власть «лисиц плутократии». Что касается Вебера, то его пес­симистические пророчества говорят о поступательном разра­стании бюрократии в организационных структурах.

Из предсказаний трех авторов менее всего, köx мне кажет­ся, оправдались предсказания Дюркгейма. Профессиональные корпорации,' в том виде, как их себе представлял Дюркгейм, т.е. как промежуточное образование, наделенное авторитетом, не получили развития ни в одной стране с современной эконо­микой, ни в СССР, ни на Западе. В СССР — потому что прин­цип всякой власти и всякой моральности есть Партия и Госу­дарство, слитые воедино; на Западе — поскольку для того, чтобы в профессиональных организациях рабочих или пред­принимателей обнаружить малейший след признанного или принятого морального авторитета, требовалась исключитель­ная проницательность. Парето же не ошибся, предсказав при­ход к власти сильной элиты, а Вебер — предвидев бюрократи­зацию. Возможно, эти два явления не определяют исчерпыва-

593

юще всей социальной действительности современного обще­ства, но сочетание их, несомненно, представляет собой харак­терные черты нашего времени.

Наконец, можно отметить, что вклад каждого из этих трех авторов в развитие научной социологии разносторонен и одно­временно направлен к одной цели. Все трое в одном историче­ском контексте осмыслили тему взаимосвязи науки и религии, стремились дать объяснение религии с социальной точки зре­ния, а социальных процессов — с точки зрения религии. Соци­альное существо есть существо религиозное, а верующий — всегда член того или иного общества. Эта первостепенной важности мысль высвечивает их вклад в научное развитие социологии. Парето и Вебер наглядно, а Дюркгейм косвенным путем вывели концепцию социологии как науки социального действия. Социальное и религиозное существо, человек явля­ется создателем ценностей и общественных систем, а социо­логия стремится осмыслить структуру этих ценностей и сис­тем, т.е. структуру социального поведения. Для Вебера социо­логия есть понимающая наука человеческого поведения. Если это определение и не представлено слово в слово в «Трактате по общей социологии» Парето, то сама мысль в его творчестве присутствует. Определение Дюркгейма также мало чем отли­чается от этого.

Представленная таким образом социология исключает на­туралистическое объяснение социального поведения, т.е. что социальное действие можно понять и объяснить, исходя из наследственности и среды проживания. Человек ставит перед собой цели, выбирает средства для их достижения, приспосаб­ливается к обстоятельствам, находит вдохновение в системах ценностей. Каждая из этих формулировок касается одного из аспектов понимания поведения и отсылает нас к одному из элементов структуры социального поведения.

Характеристики

Список файлов книги