Автореферат (1149091), страница 5
Текст из файла (страница 5)
А. Мурелатоса «Горгий о функции языка». Мурелатос,развив идеи Гвидо Калоджеро, выдвинул гипотезу об автономии языка вученииГоргия.Коммуникационныйбарьерприданномподходепреодолевается благодаря тому, что слова суть стимулы, а все то, что онивызывают в человеке,—мысли, образы, действия—суть реакции. СогласноМурелатосу, познание для Горгия возможно в единственном случае—этоличный чувственный опыт. Однако им можно в известной степени поделитьсяи с другими, поскольку всякое сказанное или написанное слово, будучистимулом, не может не вызвать в человеке определенной реакции.
Данныйподход углублен автором диссертации при помощи теоретических разработокУ. Куайна и Л. Витгенштейна. Несмотря на это, подобный подход, тем неменее, является паллиативом, поскольку он не может предоставить доступ кэкстралингвистическойонтологииивсецелонаходитсяврамкахвышеуказанной риторической «реальности». Ценность же этого подхода в том,23что он «освобождает» язык от привязки к референту и тем самым еще лучшеможет продемонстрировать всецело социальную природу первого.В третьем разделе второй главы «Еще раз о небытии. Как же, все-таки,быть?» ретроспективно освещается проблематика «Трактата» и магистральныепути научной критики к ее решению.Было время, когда «Трактат» рассматривался с точки зрения кантовскойдиалектики феномена и ноумена, в таком случае Горгий, полагая последний воснову адекватного познания как сущность или подлинное бытие, лежащее заявлениями, признает тем самым его непознаваемым (Grote).
Согласно другойверсии, единственное знание—это абсолютное, или безусловное, знание, т. е.знание того, каковы вещи в-себе. Личное знание, будучи относительным и не отом, как вещи суть поистине, не есть знание в указанном смысле, это знаниетого, не как вещи суть, но как они суть в опыте, который всегдаиндивидуальный и неповторимый. И такое-то знание действительно нельзясообщить другим. Отсюда вытекает важный философский вопрос оботношении личного и общественного знания (Mansfeld).
Еще одна трактовкапризнает определенную возможность коммуникации, но невозможностьреференции: коммуникация осуществима исключительно при помощи речи ислов, внешние объекты же—это не слова, нет возможности преобразоватьвещи в слова и, как следствие, нет возможности сообщать вещи через или припомощислов(Kerferd).Существуетверсия,чтоГоргийсознательно«освободил» язык от привязки к означаемому, тем самым дав господство т. н.логологии — порождению бытия при помощи речи (Cassin).Если взглянуть на «Трактат» с «объект-исследовательской» стороны(Barnes), то, подобно тому, как для Парменида бытие является относительнонепроблематичным, а проблему представляют лишь те объекты, которые мыможем изучать, т.
е. к которым мы можем приписать атрибут бытия, посколькуизучать, так или иначе, мы можем лишь то, что хотя бы в некоторой степени24есть, равным образом и «Трактат», оказываясь в данном случае тожеперевертышем «Поэмы», в качестве объекта исследования постулирует«существование» ничто,—будь то ни-что в смысле единичной вещи, котораяне может быть описана языком Парменида, или ничто в качестве небытия, — вобоих случаях «Поэма» предстает как абсурд.Так или иначе, невозможно прочесть «Трактат» в отрыве от «Поэмы»,чтобы не впасть в признание Горгия либо абсолютным агностиком инигилистом,—а это невозможно, т. к. остальные речи оратора говорят нам овозможности познания, в то время как нигилистом он быть не мог, посколькуконцепции ничто тогда еще не существовало; либо сошедшим с умафилософом,чтотожемаловероятно.Другимисловами,непротивсуществования или бытия борется Горгий, а против существования или бытия вэлейском бездвижном, сверхчувственном, вневременном, внепространственномсмысле.
И, отвергая такое понимание элейского εστί, Горгий вынужденпризнать, что «ничего нет», но не для Горгия, а для Парменида и для нас, еслимы встаем на точку зрения элейца и придерживаемся его семантики бытия.В четвертом разделе второй главы «“Похвала Елене”. Сила слова.Дискурс и бытие» проведено исследование риторических сочинений софиста,природы убедительной речи и возможности слова влиять на реальность.Автор диссертации работает с допущением, что эффективность речейГоргия может быть практическим следствием теоретических положений«Трактата». Развивается взгляд, согласно которому в обеих речах, черезсерию отрицаний при помощи эпидейксиса того, чего никогда не было,утверждается и доказывается небытие: Паламед производит словеснуюреконструкцию того, чего никогда не было и что в итоге приводит его кгибели, — пусть последняя и осуществляется вне горгиевой речи; Елена черезто,чего тоже никогда якобы не было, предстает как фантом, образ—присутствие небытия (Porter).
Совмещение «Елены» и «Трактата» становится25в итоге возможным в результате введения в игру, помимо имеющихсяглавных действующих лиц, дополнительных персонажей, которые в итогестановятся главными,другое,——Бытия, Говорения и того, что обращает одно вЯвления, или Кажимости (ibid). Горгий пытается создать такойобраз Елены, который никогда не существовал, который, за редкимисключением, противоречит мифопоэтической традиции. Это становитсявозможным при помощи ключевого понятия риторики Горгия—кайроса, т.е. подходящего времени, удобного случая или обстоятельства дляимпровизированнойвыступления.активизацииЕлена,автореферентным—какиречевойлюбоедеятельностивысказывание,впроцессеможетбытьфункционировать без своего референта (Derrida),другими словами, означающее становится для себя означаемым.
Этопроисходит как само по себе, так и ввиду деятельности социума, но можетбыть инициировано и индивидуальной субъективностью. И Горгий здесьвыступает как раз в роли последней—как homo significans—«человекозначивающий», человек структурализма, ибо «структуральный человекпроверяет пригодность (а отнюдь не истинность) своих суждений» (R.Barthes).
Горгий производит «деконструкцию» Елены и при помощириторической техники и осуществления убедительности своей речи в моменткайроса порождает новую доксу о Елене, которая, будучи принятааудиторией, становится истиной о Елене. «Похвала Елене» являетсяпохвалой вовсе не Елене, но риторическому искусству, в рамках которого иосуществляется вышеуказанная сила слова (Dillon). Елена в этой речипредстает как бездеятельное, аффицируемое логосом существо, от которогоничего не зависит. Предполагаемые слушатели «Похвалы» являютсяучастниками театрализованной мистерии, в которой воссоздается не такартина, которая была, но та, которая могла бы быть в случае, если бы дляних, как и для Горгия, бытие рождалось в момент произнесения речи, ибо«мир Горгия—это лингвистический мир по преимуществу, в котором26каждый жест и каждое действие значимы» (Consigny).
Как была убежденааудитория? Чтобы ответить на этот вопрос, нельзя забывать, что риторикаГоргия основывается не только на убеждении (persuasion), которoе по сутисвоей есть обман (ἀπάτη), вытекающий из теории познания софиста (мыобречены оставаться в мире видимостей, поскольку истинная природа вещейнам недоступна), и аналогичный или даже тождественный тому обману,которому люди подчиняются в театре и который лежит в основе эстетикисофиста, но еще и на непреложности, или неопровержимости (cogency),речи, в основе которой лежит широкий спектр поэтических качеств(Verdenius). Другими словами, убеждение случилось потому, что в речиГоргия через кульминацию кайроса смог родиться новый мир—мир,сходный по структуре миру комедиографа или трагика, т. е.
мирпоэтический, для которого не важно, что было на самом деле, т. к. «задачапоэта—говорить не о действительно случившемся, но о том, что могло быслучиться» (Аристотель).Горгий отрицал критерий истины в том смысле, что истина-де есть лицомира самого по себе, и что эта подлинная природа вещей есть основание илиреференция для всего того, что мы высказываем, следовательно, он отрицалее познаваемость в привычном смысле метафизики. Истина возможна инеобходима лишь в той мере, в какой произойдет взаимодействиеговорящего и слушающего, т.
е. истина может родиться только черезгомоною—единомыслие. Или, по-другому, предмет дискуссии не естьнаходящийся где-то вне самой дискуссии и дожидающийся, пока его в этудискуссию «введут», нет, этот предмет буквально создается во времявнутри самой дискуссии (Consigny). С чем все согласились,—ито и истинно;что действенно, функционально, полезно, то и истинно (Liotard). Если мыизображаем Горгия как антифундаменталиста, то можем утверждать, чтоистина и реальность для него становятся общим местом, риторическим27топосом, который может наполняться любым содержанием в зависимости отконкретной языковой игры, т.
е. Горгий не отрицает этих понятий: можноразличать знание и мнение, отделять кажущееся от реального, истинное иложное, добро и зло, но значение эти термины приобретают исключительнопосредством убедительной аргументации в конкретной дискуссии, никогданесвободнойотсоциокультурныхобстоятельств,вкоторыхонафункционирует (Fish). Итак, ввиду отсутствия привязки означающего козначаемому, Горгий, при помощи пойесиса, и создает новую Елену, т. е.новоеозначаемое,перформативногоинаделяетееновымвысказываниявмоментбытиемприкайроса,помощипосколькуперформативное высказывание, помимо дела-действия, есть высказывание,изменяющее бытие, ибо «мы с помощью высказываний вносим изменения всуществующий мир» (Serle).