Автореферат (1149008), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Идеология представляет консервативную тенденцию. Утопия,также как и идеология, трансцендентна наличному бытию, однако выражает принципиальноенесогласие с имеющимся состоянием вещей и стремится преобразовать существующуюдействительность, приблизив ее к своим представлениям, не отступая от своих целей.Возможность критики идеологии, покрывающей и «консервирующей» действительность,создается благодаря утопической направленности сознания. Утопическое «нигде» оказываетсяединственным местом, откуда можно критиковать идеологическое «здесь».Раскрывается отношение утопического сознания к логике исторического детерминизма.Утопия оспаривает историческую предопределенность, утверждая, что в истории есть лишьпроцессы и тенденции.
Эти процессы и тенденции отражаются в психике и сознании человека,в свою очередь «работающих» над тем, что находится вовне, производя волевой импульс,направленный на возможное будущее и способствующий преобразованию наличнойсоциальной реальности. Утопии свойственны социально-критическая, предвосхищающая ипрогностическая функции, выражающиеся в стремлении к социальному идеалу, неизбежно втой или иной форме противопоставляемому реальности Здесь-существующего.Во втором параграфе исследуются особенности критики утопии в различных традицияхсоциально-философской и политической мысли: в либеральной мыли XX века (К.
Поппер), врусской религиозной философии (Ф.М. Достоевский и Н.А. Бердяев), в учении Ж. Сореля и уосновоположников марксизма.Стратегия маргинализации и криминализации утопического является краеугольнымкамнем современного либерального дискурса. В работах авторов либеральных взглядов утопияпредставляется далекой от реальной жизни рационалистической конструкцией, продуктомабстрактного мышления интеллектуалов или же трактуется как побочный теоретическийпродукт идеалов Просвещения, осуществление которого чревато огромной опасностью. Вутопии отказываются видеть адекватную модель социальной критики, так как сама критика вданном типе дискурса исполняет сугубо фигуративную роль.11У представителей русской религиозной философии наблюдается смешение в пониманииутопического, связанное с историческими обстоятельствами: «старая» или «просветительская»утопия с ее обожествлением научно-технического прогресса вызывала все больше недоверия искептицизма, новое осмысление утопического еще не появилось.
Удивительным образом в этойкритике «старой» утопии зачастую открываются истины утопии «новой» - с ее озабоченностьюкоренными экзистенциальными проблемами ипротивостоящемурастущейстремлением к целостному человеку-творцу,инструментализациижизнииотчуждениючеловеческихотношений.
Это свойственно, в частности, теургической эстетике символистов и концепциитворчества Н.А. Бердяева.Классический марксизм и теория социальных мифов Сореля определяли себя посредствомоппозиции к утопии. Либо через ее диалектическое преодоление, как это было у основателеймарксизма (Энгельс признает историческое значение поисков Сен-Симона, Оуэна и Фурье, нодля развития собственной теории использует качественно иную методологию), либо каксущностную противоположность, что наблюдаем у Сореля.
Однако когда мы говорим об этойоппозиции, важно всегда помнить, что и Энгельс и Сорель имели в виду историческоепонимание утопии – то, что существовало в XIX веке, когда целостной концепции утопии иутопического сознания еще попросту не было.В третьем параграфе исследуются различия между утопией Города и утопией Аркадии,объясняется значение данной типологии для социальной науки. По отношению к природе испособам ее преобразования, а, следовательно, роли технологической рациональности и«искусственного» в утверждении нового мира, можно выделить две альтернативные формыутопического — утопии Города и утопии Сада: Нового Иерусалима и Аркадии. Утопии Городасвойственна установка на радикальное преобразование природы на основе новых знаний(мистического откровения, алхимии или научных достижений), в предельной форме этостремление выражено в словах героя романа И.С.
Тургенева «Отцы и дети» Базарова: «Природане храм, а мастерская, и человек в ней — работник». Суть Аркадии, наоборот, в достижениигармонии с природой и соотнесение общественной жизни с ее законами. Утопия Аркадииисторически выступала как средоточие чаяний крестьянских масс, формируя полюснонконформистской религиозности по типу пантеистических учений.В четвертом параграфе рассматривается трансформация утопического сознания в XXвеке в свете диалектики проекта Просвещения (М. Хоркхаймер, Т. Адорно), с логикой которогосвязывала себя традиция утопической мысли, доминировавшая в XVII-XIX веках.Внутри самого объекта исследования (утопического сознания) в середине XX векапроисходит серьезная трансформация, отмеченная значительным усилением внимания утопии к12измерениюсубъективностииэкзистенциальнымпроблемамвместопрежнейсосредоточенности на внешней деятельности по преобразованию природы, совершенствованиютехники, росту производительности и регламентации общественной жизни.Утопия ставит своей задачей утверждение другого типа рациональности, в корнеотличающегося от доминирующей сегодня рациональности деструктивной производительности(деструктивной в отношении природы и природного начала в человеке).
Предвосхищение этойновой рациональности можно обнаружить и в прошлом, однако в прежние времена в силуразличных причин из социальной теории и реальной жизни общества оно было вытеснено всферу эстетики и народной религиозности, как правило, еретической по отношению кгосподствовавшим церквям. Такой тип рациональности базируется одновременно наестественной чувственности и высших формах сознания, он указывает на необходимостьумиротворения существования и настойчиво требует как последовательной гуманизацииприроды, так и натурализации человека.Пятый параграф посвящен раскрытию онтологических оснований проекта утопии, гдеключевым вопросом для понимания утопического оказывается возможность преодолениясмерти.
Проект утопии всегда несет в себе трансформацию человеческого бытия в егототальности.Невозможновыделитькакую-нибудьоднукатегорию,будьточастовстречающиеся в дискуссии об утопическом категории «счастья» или «свободы», изменениекоторой позволило бы определить содержание этой трансформации в целом. В данномпараграфе объясняется укорененность как утопии, так и сопротивления утопическому импульсув структуре психики индивидов.
То, что приближает утопию или ее «конец» в вульгарномпонимании, одновременно создает условия для блокирования утопического импульса всознании человека, редуцируя способность индивида к предвосхищению действительноНового.Устанавливаетсясвязьмеждунеприятием(маргинализацией)утопии,самоидентификацией индивидов со смертью и идеологией развитой индустриальнойцивилизации. Идентификация со смертью имеет глубинную связь с идентификацией индивидовс социальным порядком, к которому они прикреплены и в котором находят то, что считаютоправданием своего существования.Утопическоесознаниеоспариваетсмертькаконтологическуюсущность,какглавенствующий экзистенциал нашего бытия.
Оно есть тип сознания, признающийвозможность того, что людям не придется больше умирать и испытывать страх перед смертью.В то же время, ввиду антиномии смерти, о содержании утопии невозможно говорить впозитивных терминах, а только в негативных, через указания на то, чем утопия не является. Всилу этого утопия дает негативный концепт будущего: мы знаем чего в нем не будет.13В шестом параграфе исследуется связь утопии и эсхатологии линейного (исторического)типа.
Конкретизируются отношения между понятиями утопии, хилиазма и эсхатологическимсознанием. Раскрывается связь утопии и утопического сознания с ключевыми представлениямикенотического христианства. Объясняется различие между мифологическим и историческимтипом эсхатологии, индивидуальным и всемирным уровнями эсхатологии. Показывается, чтодля эсхатологического сознания исторического типа характерно переживание конечностичеловеческого бытия, наполняемое конкретным содержанием в зависимости от историческихобстоятельств.Элементыэсхатологическогоимманентноприсущичеловекувсилубессознательного переживания им своей пространственно-временной ограниченности ипоследующей проекции этого переживания на окружающий мир и общественную жизнь.Эсхатология рассматривается как предшественница утопии в ее современных формах.Там же, где утопия не совершила разрыва с религией, как например, в хилиастическихдвижениях, эсхатология и вовсе продолжает прямо выражать ее суть.
В основе эсхатологиилежит чувство мировой трагедии и трагедии существования каждого отдельного человека. Эточувство трагедии и есть чувство истории – как внешней или общественной, так и историиличности. В свою очередь это чувство зиждется на аффектах ожидания – именно посредствомних происходит проникновение в онтические корни человека, осуществляется единствотелесности и духовности. Аффекты ожидания бывают как негативные (страх и боязнь), так ипозитивные (уверенность и надежда).Наибольшего напряжения конфликт между аффектами ожидания – надеждой и страхом –достигает в той части христианской эсхатологии, где говорится об Аде и воздаянии за грехи,или, наоборот, о всеобщем прощении грехов. Исследуются эсхатологические представленияН.