Автореферат (1146106), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Безусловно, нельзя утверждать, что память советских ироссийских политиков никак не влияла на отношения двух государств. Но, стоитотметить, что Польша в этой памяти часто даже не фигурировала, а включаласьв регион Восточной (иногда Центральной) Европы. При этом автор обращает вниманиена то, что историческая память польских политиков в рассматриваемый период былав значительно большей степени статична и неизменна, чем память их российскихколлег.В первом параграфе «Представления современных польских политиково дореволюционной России» обращается внимание на то, что, несмотря на отдельныеупоминания этими политиками в рассматриваемый период событий из истории18польско-русских и польско-московских отношений до XVIII в., в том числеупоминания легендарных времен, историческая память, к которой польские политикиактивнее всего обращались, охватывала XVIII–XX вв.Центральное место в исторической памяти польских политиков о XVIII в.занимали воспоминания о разделах Речи Посполитой и связанном с ними принятии3 мая 1791 г.
«первой европейской Конституция, созданной в духе Просвещения».Россия представлялась в этих событиях, как государство, которое не толькоучаствовало в разделах Польши, но и помешало реализации Конституции. В памятипредставителей польской политической элиты о XIX в. важнейшее место занималивосстания 1830–1831 и 1863–1864 гг., которые были направлены против российскогоправления в Польше. Последнее вспоминалось, как «нарушение человеческойприроды», «навязывание чужого строя».Хотя в польском политическом дискурсе 1989–2009 гг.
встречались достаточножесткие оценки отдельных событий польско-российских отношений XVIII и XIX вв.,значительное количество времени, прошедшее после этих событий, привело к сильнойдеэмоционализации данного сегмента исторической памяти, связанной с Россией.Трактовки отдельных фактов и событий в определенном ключе, при этом,обеспечивали и демонстрировали преемственность между поколениями польскихполитиков (исключая политиков ПНР), а также целостность их исторической памяти.Во втором параграфе «Советский Союз до завершения Второй мировойвойны глазами польских и российских политиков» автор концентрируетсяна рассмотрении «осевых» воспоминаний исторической памяти политиков двухгосударств – воспоминаний о Второй мировой войне и о событиях, непосредственноснейсвязанных.Показанопринципиальноеразличиеэтихвоспоминанийу представителей Польши и России.
Это предопределило разницу историческихпамятей и, следовательно, национально-государственных интересов во внешнейполитике обеих стран. Для представителей российской (советской) политическойэлиты важнейшей была память о «Великой Победе» в Великой Отечественной войне(части Второй мировой войны). Польские же политики «помнили», что Вторая мироваявойна началась 1 сентября 1939 г., а этому предшествовало заключение пактаМолотова-Риббентропа, который принес «невыразимые страдания миллионам людей19в этой части Европы». Страдания, принесенные польскому народу Советским Союзом,вспоминались как «Польская Голгофа Востока», их апогеем и символом сталиКатынские расстрелы.
Попытки российской (советской) стороны релятивизироватьответственность СССР посредством противопоставления расстрелам польскихграждан в 1940 г. судьбы пленных красноармейцев в польском плену в 1920 г., а пактуМолотова-Риббентропа – участия Второй Речи Посполитой в разделе Чехословакиив 1938 г. не находили понимания у Варшавы, которая в ответ вновь напоминалао перенесенных поляками после 1939 г.
от СССР страданиях. Изначально обе сторонызамалчивали то, что для них было невыгодно вспоминать, поэтому каждыйиз указанных вопросов был поднят по инициативе партнера. Варшава также ставилаМоскве в укор, что Советская Россия (как часто говорили об СССР политики ТретьейРечи Посполитой) не оказала помощь Варшавскому восстанию, а затем в Ялте вместес союзниками по антигитлеровской коалиции договорилась о разделе континентана сферы влияния, что послужило созданию «двух противоборствующих блоков».Третий параграф – «Образ послевоенного СССР в польском и российскомполитическом дискурсе».
Говоря в 1989–2009 гг. о послевоенной истории, польскиеполитики зачастую вспоминали это время как продолжение страданий, принесенных«Советской Россией», а также ущемление при поддержке последней демократическихправ и свобод поляков, реализацию Ялтинских договоренностей по разделуконтинента. Однозначно негативно, как «советское воплощение зла» вспоминалсясоветский лидер И. В. Сталин, личные распоряжения которого определяли будущийстрой Народной Польши.
Подобные исключительно негативные оценки не совпадалис восприятием Сталина российскими политиками, для которых его образ был тесносвязан с мифом о «Великой Победе». Боясь нарушить целостность последнего,российские лидеры не предпринимали решительных попыток десталинизации. Еслиподобные и имели место, то носили фрагментарный характер. Отличаласьисторическая память о И. В. Сталине даже у польских посткоммунистов и российскихкоммунистов – наследников, одной идеологии.Важнейшие воспоминания о послевоенном СССР в польском политическомдискурсе 1989–2009 гг.
– воспоминания о подчинении и зависимости от него ПольскойНародной Республики. Степень этого подчинения оценивалась представителями20польской политической элиты по-разному, в зависимости от их политических взглядов.На этом основывалось главное внутреннее противоречие в исторической памятипольских политиков указанного периода. Члены Союза Демократических Левых Сил,посткоммунисты, говорили об ограниченном суверенитете ПНР, тогда как правыекатегорично заявляли, что «ПНР была несуверенным образованием, созданнымсоветской агентурой для подавления стремлений польского народа к свободе».При этом среди польских политиков не было споров относительно высокой оценкироли НСП «Солидарность» в демократизации страны и прекращении существованиярежима Народной Польши, это стало особенно очевидным в 2000-х гг.
А советскаяПерестройка вспоминалась как фактор, способствующий польским переменам, нодалеко не ключевой.Описанная польская историческая память объясняет, почему распад СоветскогоСоюза был положительно воспринят в Польше, и вспоминался подобным образомпозже, когда его трактовки стали частью исторической памяти польских политиков.Это предопределяло еще одно поле противоречий с памятью представителейполитической элиты России. Большинство из них были согласны со словамиВ.В. Путина о том, что «крушение Советского Союза было крупнейшейгеополитической катастрофой века» и «настоящей драмой» для российского народа».В завершении параграфа отдельно рассмотрена историческая память польскихполитиков указанного периода о российском (советском) народе.
Она отличаласьот памяти о государстве. Чаще всего о народе России (СССР) политики Третьей РечиПосполитой вспоминали, что он страдал от своего государства не меньше, чем поляки.В четвертом параграфе «Историческая память о России и СССР и польскаянациональная идентичность» рассмотрена связь двух «воображаемых» факторовопределявших польскую внешнюю и внутреннюю политику в 1989–2009 гг.На основании замечаний Э. Саида и А. Нойманна сделан вывод, что историческаяРоссия и Советский Союз играли для польской национальной идентичности рольвнешнего «Другого». Подобная историческая память способствовала стабильностипольской национальной идентичности, что предопределяло потребность именнов такой памяти о России. Образ исторической России (СССР) был в равной степениважен для поляков при подчеркивании собственной значимости, героических21моментов своей истории, при доказательстве жертвенности, акцентировании вниманияна перенесенных народом страданиях.
Через призму польского постимперскогосиндрома историческая Россия (СССР) представлялась отсталым варварскимгосударством с низкой культурой. В свете постколониального синдрома о нейвспоминали, как об агрессивном государстве, стремящемся к территориальнымзахватам, приносящем завоеванным народам страдания. Подобная память о восточномсоседе позволяла сохранять единство и согласованность различных элементовнациональной идентичности. В значительной степени историческая память о России иСССР была перенесена на современную Российскую Федерацию, чей образ такжепривлекался для обеспечения стабильности польской идентичности, как писал об этомТ. Зарицкий.В главе 2 «Вопросы исторической памяти в польско-российскихотношениях 1989–2009 гг.», состоящей из трех параграфов, исследуются формы,характер и динамика влияния на отношения Польши и России исторической памяти,рассмотренной в первой главе диссертации.Первый параграф «Проблемы обращения политиков к исторической памятив отношениях Польши с СССР и Россией (1989–1993 гг.)» охватывает первый «пик»обращений к прошлому в польско-советских, затем польско-российских отношениях.Начало параграфапосвященособытиямеще 1985–1989 гг.,предварявшимрассматриваемый период.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
