Диссертация (1145207), страница 17
Текст из файла (страница 17)
Как этоможно понимать? Только одним образом: то, что ценностями не называлось,носчиталосьтаковымибессознательно,европейскоесамосознаниерационализирует сначала как ценности и тут же вынуждено обесценивает их.Возникшие вслед за этим сомнения более чем оправданы. Метафизика,как система предписывающая мировоззрение, утратила свою легитимность.В традиционно осмысляемом мире человек относился к себе как к особому,новсежтакиуравновешенномусовсемостальнымсущемупредустановленностью места в мироздании. Расставляющие все по своимместам универсально действующие силы происходили откуда-то «вне»,«сверх» всего налично данного сущего, из трансцендентного.
В античностиэти силы «позволяли» человеку «увидеть» их проявление в бытии сущего, внепотаенном, в средние века они предстали как вера в «суммированную»авторитетами церкви истину о мыслях Бога. И даже в Новое времясохранялся метафизический способ рассмотрения предетерминант бытия,несмотря на усиливающееся дробление представлений о них. Это были илиобожествленный разум Просвещения, или прогрессирующая наука –«обещающая»открытьсмыслбытиясущего,илиискусство,«обнадеживающее» спасением через красоту. И только мышление вкатегориях ценностей сначала «рушит» христианского Бога, а потом иоставшиеся «осколки веры» в разум.Только прежде «верховные» ценности позволяли мыслить мир – – не как постоянную изменчивость, текучесть, становление и некоторуюкажимость, а как единое, проистекающее из априорного истока бытиясущего.
Предшествующее миру начало – – обуславливало цельдвижения всего изменчивого, направляла его к трансцендентной цели, к85свершениюглобальногосмыславсегостановящегося,преходящего,блуждающего. Только так за человеком закреплялась его собственнаябессознательная ценность как такого сущего, которому цель приоткрываетсяв непотаенности, в силу чего ему дана возможность быть хотя бы чуточкувыше становления и изменчивости. Низложение «верховных» ценностей«превратило» мир в совокупность сущего, в сплошное становление ибесконечную изменчивость не могущую быть ценностью. Категории «цель»и «смысл» оказались изъятыми из него.Хайдеггер цитирует Ницше: «Ценность есть высший квант власти,который может вобрать в себя человек – человек, не человечество.Человечество гораздо скорее еще средство, чем цель.
Дело идет о типе:человечествопростоподопытныйматериал,чудовищныйизбытокнеудачников: руины». [240, с.101]. А все «смыслы», которые приписываютсячеловеческому существованию, «вытесаны только из психологическихпотребностей», то есть и предельно субъективны, и не имеют отношения кистине. То, что Ницше сказал о «новом» человеке – нигилисте, прямо иликосвенно обнаруживается у его современников: и у Г.
Зиммеля, и А.Бергсона, и В. Дильтея, и О. Шпенглера. Философия жизни сформировалапринципы мироощущения человека, отвергающего внеположенную мируидею и верящего в то, что жить следует только для того, чтобы жить, то естьпро-жить, с тем, чтобы от-жить, без ответа на вопрос «зачем?». Этаиррациональная доктрина жизни, лишенной смысла, выдвигает свой способотношения к ней: интуицию, вчувствование, или чутье, посредством которыхвырабатывается непосредственное отношение к проживанию.Если убрать многочисленные, но не столь существенные наслоения,возникшие в философии жизни, оголяются четыре важнейшие установкикризисного сознания в момент его самого очевидного проявления. Вопервых, удостоверение самого себя в акте представления, по отношению ккоторомувсеостальноенесущественно,–воспринимаетсякакисчерпывающая установка в отношении к миру.
Во-вторых, в акте86представления совокупность сущего воспринимается не чем иным, какпредоставленным субъекту кругом контроля и учета. В-третьих, смыслосуществления контроля и учета определяется субъектом самостоятельноисходя из фундаментального положения об удостоверенности фактомпредставления. В-четвертых, существует правило ограничения смысла: он неможет находиться вне круга контроля и учета.Эти установки могут быть рассмотрены как признаки действительноглубоко кризисного сознания, так как они указывают и на существенныепротиворечия, возникающие внутри сознания, и на незавершенный процесстрансформации динамической системы смыслов личности, и на значительноеискажение восприятия интерсубъективного смыслового контекста.
Критерийсамосознания – истинность суждения о смысле мироздания в такихситуациях «замещается» критерием рассудка – непротиворечивостьюкатегориально понятийного аппарата явлениям объективного мира. Образноговоря, тем самым ранее бессознательно присущая человеку способностьразличать смысл предложения о смысле жизни и смысл предложения о чемлибо еще, оказалась утраченной. Именно на это философия кризисной эпохиотреагировала опасениями, что сложилось положение принципиальнойзависимостичеловеческойразумностиотживотногоначала,инравственности от благополучия.
По мере отдаления от эпицентра кризисавозникло два крайних варианта преобразования данных установок вконкретику действий субъекта, направленных на преодоление кризиса.Первый вариант выстраивался посредством отказа от поиска смыславообще. Ибо его вовсе не может быть в том, чему «новый» человекимманентен своей биологической природой. Ошарашенный человек вдругосознал всю трагичность своего положения. После «смерти Бога» любыепредставленияотрансцендентномстановятсянесостоятельнымидляотыскания смысла бытия. Свобода от оков «высших» ценностей вроде быоткрываетпросторстановлениясверхчеловека.Нометафизическаявознамеренность стать господином места, в котором человек пребывает в87качестве материала воли к власти, не имела оптимистеческой перспективы. Втаком«господстве»нетникакойчеловеческойценности,ибовсясовокупность сущего не ценна. Следовательно, на пути к сверхчеловеку,человечество – совокупность конкретных отдельных людей – не имеетсмысла, и у такого «существования» нет цели, только разрозненные задачисамого процесса существования.Биологически предопределенные задачи – задачи выживания – хотя иприобрели характер не только первой, но и исключительной необходимости,но оказались бесплодными для определения глобального смысла.
В глазахчеловека Земля стремительно превращалась в место его временногопребывания, а единственный «надежный» инструмент познания – интуиция –в «уверенность животного инстинкта», не говорящий о смысле ничего более,чем как о «слепой замкнутости животного существа внутри области, которойоно пользуется». Тем самым человеческое и животный инстинкт фактическиотождествлялись: люди – биологический материал для воли к власти, чтопочти тоже самое, что особи в теории эволюционного происхождения видовЧ.
Дарвина.Иначе говоря, «жертвой обесценения» стали не только «верховныеценности». Только в эпицентре кризиса могла возникнуть мысль, что после«переоценки» человек должен стать верховной ценностью, то есть считатьсяистинно преображенным, в смысле «сверхчеловеком». [345; 346]. Нолишенная всего трансцендентного реальность, состоящая в признаниисмертности как окончательного финала, обращает такую «верховнуюценность» в призрак бессмысленных надежд. Смысл, заключенный ввыживании, обращается в прах, ибо мы все смертны.
В таком случаенесостоятелен даже тезис «Человек смертен, но человечество бессмертно»,ибо это не так.Удивительно ли, что почти мгновенно появилось многократноповторенное: «цели сущего пошатнулись», с обесценением верховныхценностей пропадает цель, пропадает «ответ на “зачем?”», мир становится не88только бесценным, но и бессмысленным?.. На поверку человек оказалсявовсе не сверхчеловеком, а не более, чем несчастным существом, котороевознамерилось свободно задаться вопросом о смысле бытия и не получитьникакого внятного ответа. М. Хайдеггер резюмирует: «Так возникаетсвоеобразное промежуточное состояние: 1.
Мир становления, т.е. здесь итеперь проводимая жизнь с ее переменчивыми очертаниями, не можетотрицаться как действительный. 2. Этот самый единственно действительныймир в настоящий момент лишен цели и ценности и потому в таком виденевыносим. Царит не просто ощущение неценности действительного, ночувство безысходности внутри всего действительного; основание этойситуации и возможность ее преодоления неясны». [344, с.82].Вслед за этим стало заметным: человек, открывающийся самому себетолько в субъективном мироощущении, «ускользает» из всего реальнодействительного, что есть помимо него.
Кроме того, вся обретенная свободатотально ограничена природой – биологическим в человеке, и тогда даженигилизм – лишь маска бессмысленности. За «антропологическим» отказом ввозможности проникновения в тайну бытия, раскрылся человек как«трудящееся животное, оставленное дышать угаром своих достижений». Нодостижения хоть и не всегда, но приносят временное состояние комфорта,так почему бы не воспользоваться ими? Дерзнувшие, но разочаровавшиеся впопытке стать «сверхчеловеками», ринулись к антиподу нигилизма. Ихлозунгом стало «лови минуту!».
Лучшее, что нашлось в «противовес»теряющему значение нигилизму – это забыться.Но даже в самом удачном случае некуда было деть очень неудобноепризнание: «человек не думающий» встретился лицом к лицу со своейнесостоятельностью. Облегчению участи человека, ставшего смертельноимманентным миру, не может помочь ни один инструмент. Единственноеисключение – какое-нибудь «наркотическое» средство, чтобы перестатьдумать о бессмысленности про-живания без внеположенного смыслаокончательно. Но такой удел еще хуже, чем просто биологическое89существование. С ним не идут ни в какое сравнение даже самые мрачныепредостережения Достоевского об ужасе, в который превращается совестьбез Бога.
В данном случае никакой совести, никакой метафизики, толькоодна «голая», человечески бессмысленная физика, дающая уверенныепрогнозы просчета действительности с целью ее использования.Второй вариант отношения к последствиям кризиса кажется болееоптимистичным, хотя и возникает из абсолютно тех же установок кризисногосознания. «Голая» физика в данном случае получает новую метафизическуюоболочку. Казалось бы, это противоречит самому кризисному сознанию, и М.Хайдеггер констатирует именно завершение метафизики.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
