Диссетация (1137676), страница 12
Текст из файла (страница 12)
Van Gogh Prométhée // ŒC. T. 1. P. 498.139"Ce n'est pas à l'histoire de l'art, c'est au mythe ensanglanté de notre existence d'humains qu'appartient Vincent VanGogh. Il compte a nombre des rares êtres qui dans un monde envoûté de stabilité, de sommeil, ont tout à coup atteint leterrible 'point d'ébullition', sans lequel ce qui prétend durer devient fade, intolérable et décline", Ibid. P.
500.48одержим фантазиями о создании «подлинного сообщества» и обретении имдуховного, т.е. основанного на жертвоприношении, авторитета: он пишет, чтосвязь «дикой участи человеческой» с излучением, пламенем или взрывом,сообщает ей власть [puissance]140. Эта идея отсылает нас к батаевской концепциибезголового, трагического сообщества, которое становится таковым в результатедобровольного жертвоприношения его вождя, и его еще более поздней трактовкефеномена суверенности (которая есть ничто).В завершение темы связи между солнцем, насилием и жертвоприношениемрассмотрим еще один текст, написанный в том же 1938 г. – «Небесные тела».Примечательным его делает прежде всего язык, который какое-то время кажетсяестественнонаучным (хотя и достаточно популярным), хотя и соскальзывает затемв привычную для философа вдохновенную эссеистику.
Связано это, вероятно, сувлечением Батая ядерной физикой и тесным общением с Жоржем Амброзино,специалистом в этой области и по совместительству – соратником философа поКоллежу и Ацефалу. В своем эссе Батай предлагает читателю взглянуть насобственное бытие с точки зрения не вечности, а вселенной: ему кажется, чтоземля под ним неподвижна и устойчива, сам он, вроде бы, крепко стоит на ногах ипотому вправе полагать себя пупом земли. Однако на самом деле все обстоитровным счетом наоборот: наша планета, солнце, галактика и целая вселенная сострашной скоростью несутся куда-то вдаль, а все ее элементы при этом бешеновращаются вокруг своей оси; чрезвычайно примечательно, что описываемое им«движение всего» Батай характеризует как violence rapide и mouvement explosif,т.е. как движение разрушительное, быстрое и взрывное141.
Если вспомнить теперьвстреченное нами в «Истории глаза» чудовище, которое рождалось как бы в телах,разорванных эротическими конвульсиями, то характер этой вселенской гонкиможно счесть заключительным этапом объективации его существования.Но, несмотря на то, что крохотный желтый карлик теоретически мог бы изатеряться в этом кошмарном коловращении, Солнце для Батая остается140141Ibid.Bataille G. Corps célestes // ŒC. T. 1, P. 515.49основным символом процессов вселенского разрушения: «Такая звезда, какСолнце, ядро и центр системы, к которой принадлежит само, излучает, т.е.беспрерывно отбрасывает в форме света и жара, часть своей субстанции в космос(вполне возможно, что значительное количество растраченной таким образомэнергии рождается в непрерывном внутреннем разрушении самой субстанциизвезды)»142.
Мимикрия под естественнонаучный дискурс с полным комплектомссылок на ученые труды едва ли может ввести нас здесь в заблуждение: речь идетвсе о том же – о жертве, в которую солнце приносит самое себя, порождая жизньиз самокалечения, насилия и смерти.
Этой жертве все так же противопоставляетсяхолодная и скупая Земля, которой следует перейти от накопления к растрате инаучиться дарить, приобщаясь к радости дневного светила: «В потере люди могутзаново обрести свободное движение вселенной, могут танцевать и кружиться вопьянении столь же избавительном, что и опьянение огромных скоплений звезд,но в насильственной растрате самих себя они вынуждены осознавать, что дышат,находясь во власти смерти»143. Итак, жизнь вселенной пронизана смертью, и самосолнце светит ее светом: таков окончательный вывод Батая, к которому он долгошел и который неизменно будет повторять в будущем.
Мы видим также, что всетермины, которыми философ определяет мировые процессы, он зачастуюсвязывает с насилием: насилием является для него бешеная гонка звезд и планет,какнасильственнуюонопределяетрастратусобственнойсущности,свойственную солнцу и людям. Здесь мы можем замкнуть круг рассуждения ивспомнить пассаж из «Солнечного ануса»: «Солнце любит исключительно Ночь иустремляет к ней свое светозарное насилие, отвратительный фалл...»: как мытеперь видим, по прошествии более чем десяти лет Батай все же облекаетвыраженную в нем интуицию о неразрывной связи между солнцем и насилием в142"Une étoile que le Soleil, noyau central du système auquel elle appartient, rayonne, c'est-à-dire projette sans cesse, sousforme de lumière et de chaleur, une partie de sa substance à traver l'espace (il est possible que la quatité considérable etpesante d'énergie ainsi dépensée provienne dans anéantissement intérieur constant de la substance de l'astre)", Ibid.
P. 517.143"Les hommes peuvent retrouver par la perte le mouvement libre de l'univers, ils peuvent danser et tournoyer avec uneivresse aussi délivrante que celle des grands essaims d'étoiles, mais, dans la dépence violente qu'ils font ainsi d'eux-mêmes,ils sont ceontraints d'apercevoir qu'ils respirent dans le pouvoir de la mort", Ibid. P. 520.50более точные формулы и концепты. В этом законченном виде они и будутвоспроизведены им в работах по «всеобщей экономике» конца 40-х гг.1.3. Солнце как гносеологический концептПоследний вопрос, который следует обозначить в связи с образом солнца вранних текстах Батая и который мы уже частично затронули – его роль вбатаевских трактовках тем познания и познающего субъекта.
Соображение, чтосолнце ослепляет, является в сущности не столько эмпирическим фактом, накоторый опирается батаевская философская мифология, сколько полемическойотсылкой к классическим для западной традиции гносеологическим метафорам.Чтобы разобраться в неочевидных коннотациях, которыми нагружена эта идея,необходимо обратиться почти что к самым истокам, а именно – к Платону.Познание для него (это трюизм, но в данном случае неизбежный) соответствуетзрению, а позволяющий видеть свет солнца является символом, аналогом, иличувственным отражением идеи блага.
Как замечает Хайдеггер в своемкомментарии на миф о пещере, солнце для философа – это не творениечеловеческих рук, а некоторый общий принцип, делающий вещи зримыми144.Однако уже Платон предполагает возможность ослепления светом истины:...если заставить его смотреть прямо на самый свет, разве не заболят у него глаза и неотвернется он бегом к тому, что он в силах видеть, считая, что это действительно достовернеетех вещей, которые ему показывают? [...] А когда бы он вышел на свет, глаза его настолькобыли бы поражены сиянием, что он не мог бы разглядеть ни одного предмета из тех, оподлинности которых ему теперь говорят145.144«...Солнечный свет вне пещеры, прежде всего, не творение человеческих рук.
В его сиянии сами возникающие иналичествующие вещи обнаруживают себя непосредственно, не нуждаясь в представлении через отбрасываниетеней. Сами себя обнаруживающие, вещи в этой "притче" суть "изображение" "идей". Солнце же служит в этой"притче" "изображением" того, что все идеи делает зримыми"» // Хайдеггер М. Учение Платона об истине //Историко-философский ежегодник.
1986. М.: Наука, 1986. С. 259-260.145Платон. Государство 515 e // Платон. Собрание сочинений в 4-х тт. Т. 3. С. 351.51Далее философ пишет о том, что для прямого созерцания солнца необходимапривычка, которая достигается с помощью своего рода практики, аскезиса:человек должен сперва научиться смотреть на тени, потом – на отражения в воде,на вещи ночью и на лунный свет. И солнце, и благо здесь – пределы, но такие,достигнуть которых не только возможно, но и необходимо. Против этой-то идеи ивыступает Батай: для него смотреть на солнце в упор невозможно, к этому никакне привыкнешь, не научишься, такой взгляд разрушает того, кто смотрит. Однакотолько такое познание, с необходимостью приносящее познающего в жертву, онготов считать ценным.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
