Диссертация (1137616), страница 7
Текст из файла (страница 7)
В христианстве высокий статус СвященногоПисания объяснялся тем, что оно, согласно традиции, было продиктованонепосредственно Святым Духом. С другой стороны, в протестантстве Лютера и КальвинаСвятой Дух помогал при прочтении того или иного отрывка. Естественно возникалвопрос: каковы отношения между Святым Духом и словом Священного писания,проводником и выразителем этого духа. В классической традиции любое отхождение отслова считалось и отхождением от духа. Но у пуритан это тождество соблюдалось уже невсегда строго.
Кромвель говорит, что иногда Святой Дух говорит сверх слова (хотя и«согласно слову»). А квакеры, например, совершенно порвали с этой традицией,утверждая, что священное писание заложено в каждом из нас.Возможностью общения с Богом фактически напрямую объясняется толерантный иэгалитаристский климат английской революции.
Поскольку каждому вменяласьспособность понимать слово Божье не хуже других, барьеры между представителямиразличных сословий и религиозных конфессий отчасти снимались. В религиозных кругахэто привело к распространению практики публичного «толкования» Священного Писания.При Кромвеле серьезно обсуждался вопрос о том, могут ли простые, нерукоположенныеприхожане даже проповедовать наравне со священнослужителями. Нельзя не отметитьпрямую параллель с практикой экспериментальных философов, считавших, что каждыйможет поучаствовать в общем деле познания природы, за счет обнаружения илиописания того или иного научного факта. Tе проводили уже некоторые из пуританскихутопистов, например, Джеррард Уинстанлей.Тенденция к разрушению социальной и духовной иерархии, близкаяэкспериментальной философии, была характерна как для умеренного пуританства, так идля многочисленных сект (индепендентов, конгрегационалистов, левеллеров, диггеров ит.д.) Помимо уже упомянутой аналогии, для развития нового знания такая тенденцияимела несколько важных последствий: она сыграла роль в формировании идеалавзаимовыгодного сотрудничества людей разных сословий и неизбежно сказалась напривлекательности философии Бэкона.Стремление к прямому контакту с Богом привело и к эффекту «узнавания» Бога в еготворениях, характерному для пуританского религиозного сознания.
Этому способствовалоеще и то, что дистанция между Богом и человеком‐созерцателем была сокращена доминимума, благодаря изобретенным в начале XVII века инструментам, таким как телескопи особенно микроскоп. Скрупулезное изображение живых объектов, характерное,например, для Micrographia Гука, стало способом продемонстрировать мудрость имогущество Бога. Здесь нельзя не заметить, что исследовательский размах, о котором мыговорили как об отличительной особенности экспериментальной философии,объясняется, видимо, еще и тем, что абсолютно на всем экспериментальный философвидел печать божественного провидения.
Более того, некоторые считали, чтонаблюденияи эксперименты смогут в конечном итоге свидетельствовать и о существованиинематериальной реальности.В настойчивом примирении науки и религии чувствуется, конечно, некотораянарочитость. Она объясняется осознанным желанием ученых пойти навстречу религии ивоспользоваться благоприятной для них социальной атмосферой. Хотя пуританский этоссам по себе способствовал формированию и развитию в обществе научных интересов,ученые, не смущаясь, пользовались этим в риторических целях. Это было тем болееестественно, что каждая из сторон извлекала из взаимодействия выгоду: положениеученых в обществе становилось гораздо более прочным, а богословие, в свою очередь,становилось как бы доказательной дисциплиной.5.4Пуританство и экспериментальная философияРазные способы познания природы занимали разное место на шкале пуританскихценностей.
Это произошло из‐за резко негативного отношения пуритан к любой формепраздности. Те, что требовали затрат физической энергии, котировались выше остальных– интеллектуальная деятельность если не приравнивалась к лени, то цениласьзначительно ниже. Именно отсюда происходит популярный в пуританских кругах обычайвосхвалять добродетели простого ремесленника. И именно поэтому экспериментальнаяфилософия получала в этой среде конкурентное преимущество в сравнении с болеерационалистическими эпистемологиями.
Помимо этого, она как нельзя гармоничновписывалась в религиозный климат английской революции, потому что:«Во‐первых, у нее отсутствовали очевидные недостатки схоластической системы.Бэконианская наука была в целом анти‐авторитарна; ее критерий истинностиосновывался на апелляции к эксперименту, что воспринималось как аналогияличному откровению.
Далее, в отличие от философии Аристотеля, она неассоциировалось напрямую с метафизикой и богословием <…> и ее легко можнобыло примирить с пуританской богословской позицией. Во‐вторых, благодаряестественному богословию, экспериментальная философия могла быть вознесенадо роли важнейшего союзника духовной религии. Наконец, наука могла бытьиспользована для практических целей, в согласии с социальной этикойпуритан…»19Здесь, очевидно, речь идет о том, что мы назвали косвенным или непредумышленнымвлиянием пуританской религиозной доктрины на экспериментальное естествознание.
Номежду ними существовала в то же время и прямая, хотя, быть может, не настолькосильная связь: переживание духовного опыта, характерное для пуритан, было в чем‐тосинонимично проведению научного эксперимента.ЗаключениеЭкспериментальная философия была, безусловно, важнейшим явлением английскойнаучной жизни между 1645 и 1670 гг. Тем не менее, она оказалась лишь переходнойстадией между эклектичным бэконианским экспериментированием и тем, что можноназвать современным научным методом. Осуществление этого перехода сталовозможным, на наш взгляд, только благодаря тесному и плодотворному сотрудничествумежду учеными и представителями власти во время пуританской революции инепосредственно после нее.
При этом плодотворная роль последних могла быть, как и вслучае с религиозной доктриной, непредумышленной. В целом, это может поставить подсомнение утверждение Теренса Кили, что «[история научного метода] показывает, что его19 Webster C. The Great Instauration. Science, Medicine and Reform 1626 ‐1660.
Oxford, 2002успех не нуждался в активной государственной поддержке»20. Потому что еслисогласиться с тем, что государственное влияние во время пуританской революции былоположительным, гипотеза английского исследователя становится недоказуемой. В то жевремя, историю экспериментальной философии можно интерпретировать и в пользутеории невмешательства. Ведь английское научное сообщество во многомкристаллизовалось именно после падения авторитарного государственного строя, когдановая власть, больше занятая войной или политическим устройством, невольнопрактиковала по отношению к науке laissez‐faire.Основное содержание диссертации нашло отражение в следующих публикациях:1. Боганцев И. А. Социально‐политическое измерение экспериментальнойфилософии // Новое литературное обозрение.
№107 (2011, №1) с. 56‐70. [1.2 а.л.]2. Боганцев И.A. Институциональное наследие Фрэнсиса Бэкона. Эпистемология &философия науки. 2010, № 3 (XXV) с. 122‐135 [0.8 а.л. ]3. Боганцев И.А. Лорен Дастон: наука в ее «живой» истории. Эпистемология &философия науки. 2009, № 1 (XIX) с. 95‐110 [0.9 а.л. ]20 Kealey T. The Economic Laws of Scientific Research. London, 1996__.