Диссертация (1137535), страница 6
Текст из файла (страница 6)
До этого большинство трудов о пифагорейцах, в т. ч. и Целлера, былинаправлены только на один аспект (только на философию или только на «науку» ит. д.). Согласно Буркерту, многие ошибочные оценки произошли из-за отсутствиявопроса о том, где все эти разные аспекты пересекаются. Также Франк предположил,что пифагорейская «числовая теория» была выдумана Спевсиппом и приписанаранним пифагорейцам.44Ср. например [Burkert 1972: 13, 16 n. 4], [Barnes 1982: 79].
По мнению Хафмена[Huffman 1993: 188], традиция меньше заинтересовалась аристотелевской версиейпифагореизма: «The big problem here is that the later tradition is not very interested inAristotle's account of the Pythagoreans, as Burkert has shown, and the later tradition asseen both in the pseudepigrapha and in writers like Nicomachus makes virtually noreference to Aristotle's brand of Pythagoreanism».45[Huffman 1993: 31].46[Burkert 1972: 218ff].27ПоявлениетрудаБуркерта([Burkert1972],расширенныйпереводнемецкого оригинала), по мнению многих47, считается не только ключевымфактором нашей возможности правильно понимать ранний пифагореизм, нои ориентиром для всех последующих исследований.
Как отмечает КарлХафмен, редактор новейшего авторитетного сборника по пифагореизму[Huffman (ed.) 2014], «ссылок на книгу Буркерта в сносках этого изданиябольше, чем на любой другой академический труд о пифагореизме». 48 Охват иглубина его анализа источников таковы, что любую литературу опифагореизме, написанную до появления его книги, теперь надо читать сособенной осторожностью. Что касается аутентичности доступного намматериала ключевого философа раннего пифагореизма, Филолая, с выводамиБуркерта (с незначительными отклонениями) согласен и Хафмен, первыйиздатель фрагментов Филолая после Бёка (1993, почти два века спустя). 49Конечно же, необходимо упомянуть о том, что в случае ранних пифагорейцевдаже самые мелкие различия в трактовке, — например, признаем ли мысвидетельства А 20 и А 2450, — существенно влияют на наше понимание иоценку Филолая как мыслителя.
В данной диссертации это будетпродемонстрировано на примере признания свидетельства А 16 (подразделы2.4.1 и 2.4.2).Из всего вышесказанного мы можем сделать вывод, что поискиаутентичного материала ранних пифагорейцев больше напоминали детективили охоту и изнуряли соответствующе. Хафмен приводит следующий факт:коллекция пифагорейских псевдэпиграфов Теслефа содержит более 200страниц фальсификатов, в то время как те фрагменты ранних пифагорейцев всобрании Дильса и Кранца, которые могут претендовать на аутентичность,в лучшем случае занимают не более 10–20 страниц.
Сам Теслеф писал: «Не47Ср. [Kahn 2001: viii–ix], [Huffman 1993: xiii]; [Жмудь 2012: 8].48[Huffman (ed.) 2014: 1].49[Huffman 1993: 17–18]. В издании Хафмена аутентичными считаются фрагменты 44B 1–7, 13 и 16–17 и свидетельства 44 А 7а, 9–10, 16–24 и 27–29.50Там же.28смотря на то, что у греков не было такого концепта литературной честностикак в наше время, такая крупномасштабная подделка, наподобие того, с чеммы здесь имеем дело, несомненно уникальная в античности».51Зная это, вопрос о том, почему исследование раннего пифагореизматребует большей осторожности, чем в каком бы то ни было другом разделедосократической мысли, уже не стоит.521.3.
Проблема интерпретации учения ранних пифагорейцевНи один из вышеописанных случаев успеха в реконструкции не былбезупречным, каждый имел свои недостатки и последствия. Это эффектноописывает Жмудь: «Вывод Буркерта о подлинности части фрагментовФилолая был на удивление быстро принят подавляющим большинствомисследователей досократической философии.
Однако, как обычно бывает внауке, решение одной частной проблемы сразу же породило новые. Буркерт“спас” часть фрагментов Филолая, но не самого Филолая как философа иученого. Он рассматривал Филолая как переходную фигуру от религиозномифологического учения и числового символизма времени Пифагора кпифагорейской науке, представленной поколением Архита (ок. 435 – ок. 350).К. Хафмен, во многом опираясь на анализ Буркерта, попытался продвинутьсядальше и максимально полно реконструировать философское и научноеучение Филолая, содержавшееся в подлинных фрагментах и свидетельствах.Стремясь “спасти” Филолая как философа и ученого, Хафмен счелвозможным пожертвовать ради этого и Пифагором, и практически всемипифагорейцами до Филолая, никто из которых, с его точки зрения, наукой ифилософией не занимался. […] Естественно, что у Хафмена возникаетсерьезная проблема с идентификацией Филолая в качестве носителяпифагорейской традиции, которую он решает следующим образом: Филолай,51[Thesleff 1961: 73].52[Huffman 1993: 18–19].29хотя и не полностью перестает быть пифагорейцем, все больше становится“досократиком”.»53Однако оценка, выраженная в формулировке «быть досократиком» сильноотличается от оценки Буркерта.
Как резюмирует сам Хафмен (и вторящийему здесь Жмудь), «Буркертов Филолай не отвечает на проблемы, поднятыедосократической традицией; он не философ природы (натурфилософ). Скорееонпытаетсяперевестипосуществурелигиозноемировоззрение,наследованное от Пифагора, на чужой язык ионийской φυσιολογία.» Какрезюмирует Жмудь, новый Филолай стал пифагорейцем, но первымпифагорейцем, поскольку «он первым позанимался “философией и наукой”за первые 150 лет существования пифагореизма».54Проблема сводится к тому, что разделение между наследием раннегопифагореизма и псевдэпиграфами невозможно осуществить полностью, еслипользоваться только филологическими и историческими средствами —практически во всех случаях необходимо прибегнуть к интерпретации,которая подразумевает реконструкцию целостности мысли, и уже на основереконструкции судить об аутентичности свидетельств.Интерпретация необходима, потому что сохранившиеся фрагменты непозволяют составить представление об общей картине, на которую мырассчитываем ссылаться, когда хотим объяснить некое явление в историифилософии.
У ранних пифагорейцев, — вероятно, больше, чем у любогодругого досократического течения, — интерпретация и оценка аутентичностисмешиваются, и оценка аутентичности нередко зависит исключительно отрезультатов интерпретации, а для интерпретации, в свою очередь,принципиальное значение имеет оценка аутентичности.Примеры: оценка сходства изложения пифагорейцев у Аристотеля сфрагментами Филолая, в большинстве случаев дается на основе общихпонятий о философии, — однако она может перевернуть «с ног на голову»53[Жмудь 2012: 9–10].54[Zhmud 1998: 244].30все понимание раннего пифагореизма;55 оценка существования логическойконтрадикции между фрагментами может стать аргументом за включениефрагмента в список неаутентичных (например, Хафмен отрицает фрагмент 8у Филолая как идущий вразрез с фрагментами 6 и 7 вместе взятыми56); оценканевозможности существования в пифагорейской школе IV в.
этических идей,сходных с «развитыми» теориями Платона и Аристотеля, привела котрицанию аутентичности записей Аристоксена о «пифагорейской этике»; 57оценка идей Экфанта как примитивных по сравнению с уровнем математики,на котором стало возможно «открытие несоизмеримости», заставила Норрапересмотреть всю хронологию раннего пифагореизма; 58 оценка одногоединственногофрагментаЭпихармаможетрадикально повлиятьнареконструкцию истории пифагорейской математики V в., — тексты целыхкниг, содержащие сотни реконструкций, окажутся ошибочными.
59 А когдадело доходит до самого тяжелого вопроса — о влиянии Пифагора на культуру— Жмудь признается, что здесь историк неизбежно исходит «из того, чтолежит за пределами источников: из своих общих представлений овозникновении греческой философии и науки […] очевидно, что в силуразличия исходных предпосылок конечные результаты редко бываютоднозначными».60Как мы отметили в разделе 1.1, одной из важнейших таких предпосылокявляется ответ на вопрос, соизмеримы ли миры Платона, Аристотеля и болеепоздних мыслителей с досократическим.