Диссертация (1137497), страница 13
Текст из файла (страница 13)
К 1830м годам эта тема будет все меньше занимать автора на фоне роста его интересак политической жизни страны, а также к философским воззрениям И. Бентама.Роман «Годольфин» находится в той же системе координат, что и «Пелэм»Бульвера-Литтона и «Пенденнис» Теккерея. Это был уже не роман об утраченных иллюзиях молодого денди, но еще и не реалистичное повествование о реальной жизни. Главный герой, Перси Годольфин, которого мы встречаемшестнадцатилетним юношей, пытается найти свое месте в мире и выстроитьсвои отношения с английской элитой.
Его история связана с историей второгоглавного героя, Констанции Вернон, которая пытается отомстить за смертьсвоего отца его политическим оппонентам. Констанция описывается как умная и независимая девушка. Парадоксально, Бульвер-Литтон считает, чтоименно общество и образование, которое оно дает молодым девушкам, препятствует их развитию:«They employ the imagination and the heart. They fall in love and are wretched; or theyremain virtuous, and are either wearied by an eternal monotony, or they fritter away intellect,помешает» [Стасов, 1847, с.
43].59mind, character, in the minutest frivolities, frivolities being their only refuge from stagnation» [Bulwer-Lytton, 1833, с. 288].«[A husband] wants neither a singing animal, nor a drawing animal, nor a dancing animal:he wants a talking animal. But to talk they are never taught; all they know of conversation isslander, and that „comes by nature“» [Bulwer-Lytton, 1833, с. 20].«Годольфин» был издан в 1833 году анонимно, и лишь во втором издании 1840 года Бульвер-Литтон не только подтвердил свое авторство, но и существенно переработал текст романа. Важное для истории английского романа воспитания, это произведение не получило откликов в русской критике.Как отмечает И. А. Матвеенко, другие произведения Бульвера-Литтона читались в России сразу по их выходе на английском или французском языках, такчто отсутствие русского перевода не свидетельствует о незнании этого произведения русскими читателями и журналистами.Если мы вернемся к статье 1847 года в «Отечественных записках», гдеавтор приписывает авторство «Нового Тимона» не Бульверу-Литтону, аДизраэли, мы можем найти еще одну причину отсутствия каких-либо упоминаний о романе «Годольфин» в русской критике.Описывая сюжет «Нового Тимона», автор рецензии отмечает, что британские реалии далеки от русского читателя, а «недовольство английским обществом» и «мелкие оттенки» политической жизни никогда не смогут заинтересовать русского читателя:«Весь роман состоит из двух главных сцен: длинноватого рассказа Ардена и сценыоткрытий, и этого очень довольно для намерения автора, потому что цель его была не самроман, а возможность посредством романа выговорить английскому свету устами мизантропа Морвеля различные воззрения и замечания автора о всем том, чем он недоволен ванглийском обществе.
Самого же романа никакого нет, и в этом неизвестный автор совершенно остался верен английским преданиям. Другая сторона этого сочинения, не меньшеудовлетворяющая вкусу и потребности английской публики, — сатирические очерки, картинная галерея всех лондонских societies, особенно политических.
Этот чисто местный интерес меньше всего прочего может интересовать в романе, где всем мелким оттенкам политических партий и всей внутренней жизни палат и камер никогда не сойтись с сюжетами,60принадлежащими искусству, которые одни в состоянии овладеть воображением, чувствоми полным интересом человека» [Стасов, 1847, с. 46].Таким образом, мы можем предположить, что именно отсутствие интереса к политическим перипетиям в романе «Годольфин» делало его непривлекательным для русского перевода или критического освещения в русских журналах того времени.Роман Pelham, or Adventures of A Gentleman (1828) был вторым крупнымпроизведением Бульвера-Литтона.
Как указывает Уильям Крэгг, роман был,возможно, написан под влиянием вышедшего двумя годами ранее произведения Роберта Уорда Tremaine, or the Man of Refinement, английского светскогоромана, очень популярного сразу после публикации [Cragg, 1986, c. 675].По словам самого Бульвера-Литтона, роман «Пелэм» являет собой попытку представить английской публике нового героя в надежде, что молодыелюди перестанут «играть в „Корсара“», а найдут себе новый пример для подражания в лице Пелэма:«To turn the thoughts and ambition of young gentlemen without neckcloths, and youngclerks who were sallow, from playing the Corsar and boasting they were villains» [Bulwer-Lytton,1828, c. 9].Это высказывание автора подтверждает, насколько образ байронического героя с «преждевременной старостью души» сохраняет свою привлекательность в конце 1820-х годов.Нам кажется очень важным обратить внимание на эту трансформациюглавного героя в английском романе воспитания 1820—1830-х гг, истоки которой обнаруживаются задолго до прихода Бульвера-Литтона в литературу.Сюзан Фрайман в книге Unbecoming Women, указывает, что герой «Вильгельма Мейстера» в переводе Карлейля получился гораздо более живым, чеморигинал.
По ее мнению, Мейстер в его английском варианте представляет собой молодого человека, который не поддается своей меланхолии, а пытаетсянайти свое место в мире. Тем самым Пелэм с его новым, более деятельным61героем был подготовлен образом Мейстера, который возник в английском переводе романа Гёте.Неслучайно и то, что в романе «Пелэм» главный герой активно пытаетсястроить политическую карьеру. Ричард Салмон [Salmon, 2004] предлагает рассматривать карьеру главных героев английских романов воспитания 1820—1830-х гг. с учетом нового для той эпохи явления — lionism. Этот термин,впервые зафиксированный в 1835 году в статье одного из самых популярныханглийских журналов того времени, Athenaeum, имеет примерно то же значение, что и словосочетание «звездная болезнь» в наше время.Салмона в первую очередь интересует литературная звездная болезньего героев как неотъемлемая часть «воспитательного» пути героя.
Автор предлагает термин literary lionism для обозначения этого периода в истории героя [Salmon, 2004, c. 43].Термин lionism может быть применен не только к литературной деятельности героя. Политическая карьера, которую пытается построить Пелэм,также полна ошибками, из-за которых герой может быть подвержен звезднойболезни, political lionism. В конце произведения главный герой Бульвера преодолевает эти искушения.Русская публика читала роман либо в оригинале, либо во французскомпереводе 1831 года.Первое упоминание романа «Пелэм» можно найти в «Телескопе» в статье 1832 года о творчестве писателя:«В оригинале „Пельгам“ остается историей, полной занимательности, представляющей в себе редкое смешение трагических и комических сцен, характеров, отличающихсяоригинальностью и истиной, тонкой наблюдательности, умеющей возбуждать смех простым рассказом, не обременяя картины красками и не впадая в гротеск карикатуры, наконец, французского остроумия более, нежели в каком-либо из известных произведений английской литературы» [Английская словесность: [О Бульвер-Литтоне] , 1832, c.
94].Бульвер-Литтон приписывает своему герою стремление построить карь-62еру, политическую в данном случае, так же, как и его предшественники в английском и немецком романах воспитания строили карьеры в обществе (героиДизраэли) или театральной среде (Вильгельм Мейстер).Ричард Салмон подчеркивает в своей работе, что английский роман воспитания 1830—1850-х годов неразрывно связан с темой литературной карьеры: «Journalism forms one of the great topical concerns of the early-to-midnineteenth-century literary Bildungsroman» [Salmon, 213, c.
46]. Исследовательобъясняет это тем, что для молодых людей, чьи поиски места в обществе начинаются в 1820—1830-е гг., карьера литератора представляла собой один из самых распространенный вариантов. В качестве примера Салмон упоминает литературные карьеры Бульвера, Теккерея и Диккенса.Выводы первой главыТаким образом, в данной главе рассматриваются две темы. Первая конспективно намечает историю изучения европейского романа воспитания. Еедлительность и многослойность, а также те результаты, к которым приходят исследователи разных научных школ и традиций, свидетельствует о давнем возникновении самостоятельного направления в гуманитарной науке.С самого начала и до последнего времени исследовательский интересне ослабевает к жанру и его модификациям.Однако, множество методологических подходов не проясняют картину- прежде всего природу жанра, динамику его развития.
Отсутствует согласиеи в том, что считать «правильной» дефиницией, в чем заключаются национальные особенности жанра, допустимо ли говорить о национальной модели.Теория романа воспитания скорее предлагает больше вопросов, причем вопросов, на которые нет определенного ответа. Исследователи совпадают втом, что роман воспитания изначально транснационален, предлагают вариации одной общей модели, которая по мере развития все больше вбирает признаки других жанров. Роман воспитания сближается с романом семейным, психологическим, образовательным, философским, авантюрно63приключенческим. Внутрижанровые границы раздвигаются, и подвиды романа воспитания – роман карьеры, роман о становлении художника тоже достаточно условны.