Автореферат (1136153), страница 9
Текст из файла (страница 9)
Но эта неоднородность пространства имеет важную особенность. "Там" только потому "там", чтоесть "здесь". "Левое" отличается от "правого". "Ближнего" не бывает без "дальнего". Разнородные ориентации взаимно предполагаются, имплицируются тем сложным контекстом, в котором ни действующий, ни пространство, предполагающеевещи, предполагающие нахождение на своем месте, не могут рассматриваться поотдельности.Может ли нас удовлетворить такая постановка вопроса? – Только до известнойстепени.
Мы можем принять ее как значимое описание некоторого фундаментального отношения, которое можно назвать экзистенциальным. Это фундаментальное отношение,так сказать, просвечивает, дает о себе знать в любом социальном событии в пространстве.Но анализ не может остановится на этом уровне – прежде всего потому, что объективирование мест и дистанций также и в фундаментальном отношении представляет собойобычное дело, и только термины объективированного отношения могут меняться от культуры к культуре и от эпохи к эпохе.Поэтому нам требуется обратиться к ряду социологических исследований личнойтерриториальности, в частности, к концепциям "личной территориальности" С.
Лаймена иМ. Скотта, к проксемике Э. Холла, но более всего – к социологии Ирвинга Гофмана, вмногообразных аспектах исследовавшего социальные значения места. Гофман показывает, что физические аспекты ситуации, безусловно, очень важны. Но как таковые они37должны быть обязательно интерпретированы участниками взаимодействия, а смысл интерпретации может включать не только референцию к непосредственно воспринимаемому. Таким образом, само присутствие оказывается достаточно сложным феноменом. Какмы видели, уже Зиммель придает решающее значение тому обстоятельству, что некотороепространство значимо для участников взаимодействия, что они концентрируют на чемлибо свое внимание.
Гофман представляет это в куда более тонкой и дифференцированной форме.Пространство, по Гофману, и разделяет, и соединяет участников взаимодействия. Внем находятся барьеры для восприятия, но в нем же размещены тела взаимодействующих.Пространство – будь то дистанция или территория – представляет собой и ограничение, иресурс действия. Участники взаимодействия не просто находятся на некоторой территории, которая вычленяется как таковая некоторым внешним наблюдателем. Для них важното, что они имеют некоторое общее представление о месте своего взаимодействия, и этопредставление носит совершенно практический характер.
Иначе говоря, концептуализация места может предшествовать поведению и может сопровождать поведение и дажеможет быть никак не связанной с собственным поведением (например, при наблюдении),но практически поведение никогда не бывает простым переводом понятия в инструкцию.Основания этого нам уже ясны: с одной стороны, необходима самоочевидность пространственного расположения, которая нарушается любой объективацией и которая некоторымобразом сохраняется при любой объективации – как ее условие или как ее смысловое отложение, устойчивый осадок смысловых операций объективации; с другой стороны, множественность участников взаимодействия означает множественность перспектив, которыене могут полностью совпадать между собой.
Их несовпадение обусловлено уже хотя бытем, что в каждый момент взаимодействия каждый из участников не может не заниматьуникальную личную территорию, центрированную вокруг его тела. Описывая территориии регионы, Гофман делает акцент на модусе внимания участников взаимодействия. Делоне только в различиях между фокусированным и не фокусированным взаимодействием.Дело еще и в том, что любое пребывание, перемещение, участие, присутствие, препятствие могут иметь ярко выраженный характер, осознаваться (и, вероятно, также концептуализироваться) как таковые или, напротив, пребывать в модусе самоочевидности.Это позволяет нам сделать предположение, что любые определения зон, территорий, границ и прочего в том же роде имеют приблизительный характер.
Речь может идтилишь о руководящих наблюдением и поведением ориентирах – обладающих разной степенью принудительности материального и/или социального факта. Но эти ориентирыважны для нас не просто как намеки на некоторое возможное членение мест как отчетливо38прорисованных на картах территорий. Скорее, речь идет о специфической проблематикедействия и взаимодействия, поскольку оно не может не быть пространственным. Территория осознается как "личная" или "социальная" в модусе внимания (наблюдателя илиучастника). Она является областью борьбы и договора, чувства уверенности или чувства уязвленности в модусе практической схематизации.
Место – это элемент, далее неразложимая единица территории, и как таковое оно несет на себе черты территории,определяемой в понятиях и практических схемах. Однако, ни понятия, ни практическиесхемы не являются результатом индивидуальной смысловой деятельности. Они частичновырабатываются или интерпретируются в самом взаимодействии, а частично достаютсяего участникам, так сказать, в готовом виде, как смысловой запас, наработанный в болеепродолжительных и/или более широких взаимодействиях. Подобно тому как место естьэлемент территории, так чувство места или определение места суть элемент болееширокого и постоянного смыслового комплекса.
Но это определение не может быть сугубо ментальным. Разумеется человека нельзя представлять как марионетку культуры,простого исполнителя значимых в обществе предписаний. Возможны любые исключения,нарушения любых запретов. Но, как правило, повседневная рутина именно такова: действия определенного типа соотносятся с определенными регионами. А регионы мы знаемкак таковые лишь потому, что с ними соотносятся определенного типа действия.Наконец, в третьем параграфе мы рассматриваем места с точки зрения социальных отношений. Места суть проявления социальных связей, узлы социальных сетей и потоков. Они формируются под влиянием экономики и власти, так что эти понятия и проблемы переводят нас в русло традиционной социологической проблематики господства,контроля, влияния и солидарности, что позволяет нам исчерпать тему именно в теоретикометодологическом аспекте.Итак, говоря о власти в пространстве мы, с одной стороны, легко прослеживаем совершенно очевидное сопряжение понятий: "тело – пространство – движение– область размещения – воздействие на тело (насилие) – ограничение движения(насилие) – вмешательство в действия тела, в том числе и возможные, в том числеи перемещения (власть) – дополнение и обоснование насилия и власти в идейном исимволическом плане (легитимность)".
Таким образом, область, будь то не расшифрованное Вебером понятие, или локал, или метафора контейнера, действительно "включается в признак", и властные регуляции суть одно из определенийсоциологически трактуемого пространства, наряду с привычками и обычаями поведения, которые существенным образом со-определяют смысловое единство мес-39та. С другой стороны, мы не можем не видеть ограниченности такой метафорики истоящей за ней общей идеи пространства, хотя новые метафоры сетей и потоковобладают также лишь ограниченной продуктивностью.
По существу, получаетсятак, что область значимости правил "союза" по-настоящему понимается только вперспективе "государства" – того "союза господства", у которого территория является одной из ключевых составляющих дефиниции. Речь идет не только о воздействии силы на тело, но о достижимости тела для силы, причем за пределами непосредственного взаимодействия, то есть о правилах, следование которым и применение которых, с одной стороны, только и делает возможным воздействие "телана тело", а с другой стороны – только и гарантировано, в конечном счете, возможностью такого воздействия.Очевидно, однако, что угроза такого воздействия и правомерность такой угрозысущественно перевешивают любую непосредственность. Точнее говоря, здесь есть два аспекта. С одной стороны, власть характеризуется именно своей потенциальностью.
Реальность насилия свидетельствует именно о недостатке власти, если только это насилие неносит демонстративного, символического характера, то есть не призвано подтвердить состоятельность угроз, но действительно применяется как последнее средство принуждения.С другой стороны, возможность "добраться до тела" подвластного за пределами непосредственности присутствия в сенсорной или манипулятивной зоне обеспечена не толькосредствами коммуникации в смысле простой передачи информации, но и средствамикоммуникации символизированного насилия. Таким образом, "область, которая включается в признак", – это именно регион в той его социологической трактовке, которая быларазвернута выше. Смысловому единству региона соответствует смысловое единство власти, связанной как с местами внутри региона, так и с перемещениями с места на место.Минимальное пространство тождественно месту тела.
Максимальная власть тождественная способности "добраться до тела", разрушить его. Увеличение пространства означаетнарастание символической, смысловой составляющей власти. Возможное перемещениетела и возможность ожидаемого применения власти суть горизонты социальных событий,для описания которых нужна семантика социального (смыслового) времени.