А.Н. Чанышев - Философия Древнего мира (1999) (1116266), страница 79
Текст из файла (страница 79)
В этом-то пункте и состоит изъян учения Антисфена, его, если так можно сказать, софистика (если он ошибался сознательно). Он отождествлял различное и противоречивое. Аристотель потом объяснит, что различные суждения не противоречат друг другу, что можно быть и Сократом, и философом, и образованным, что противоречие — лишь вид противолежашего, а противолежащее— наиболее законченное различие в одном и том же роде. Поэтому человеку противолежит не философ, а не-человек или животное, а белому противолежит не образованное, а не-белое или черное (так что можно быть и белым, и образованным).
Итак, по Аристотелю получается, что тот самый философ, который, как будет утверждать позднее Диоген Лаэртский, первый дал определение понятия, отрицал возможность определения. Аристотель говорит: «Имеет некоторое основание высказанное сторонниками Антисфена и другими столь же мапо сведущими людьми сомнение относительно того, можно ли дать определение сути вещи, ибо опре- 292 деление — зто-де многословие» (Метаф. Ч)П, 3). В самом деле, этот философ, о котором Диоген Лаэртский писал, что «он первый дал определение понятию», вошел в историю философии как философ, который отвергал возможность определения предмета на том основании, что субъекту нельзя приписать отличный от него предикат.
Из антисфеновского понимания противоречия следовало не только отрицание возможности иных суждений, чем суждения наименования, но и отрицание объективности общего. В этом отрицании киники опирались также и на утверждение, что существует лишь то, что мы непосредственно воспринимаем чувствами.
Но чувствами мы воспринимаем только единичное, отдельное, а не общее. Мы видим всякий раз ту или иную конкретную лошадь, но не лошадь как таковую, а тем более не «лошадность». Следовательно, существуег только отдельное, а общего нет. В этом отношении киники были предшественниками средневековых номиналистов, утверждавших, что общее — только имя, прилагаемое к отдельным предметам, в чем-либо между собой сходным.
Но наличие такого общего имени не означает, что в самих подобных друг другу предметах есть какая-либо общая всем этим предметам сущность. Аналогичным образом и киники учили, что можно лишь сказать о том, чему предмет подобен, но определить его значило бы указать на общую этим подобным друг другу предметам сущность, что невозможно. Сказав, что определение — это, по Антисфену, многословие, таящее в себе противоречивость, Аристотель продолжает: «Но какова вещь — зто можно действительно обьяснить; например, нельзя определить, что такое серебро, но можно сказать, что оно подобно олову» (Метаф.
1, ЧП1, 3). Этика. В своей этике Антисфен исходил из примера Сократа: «переняв его твердость и выносливость и подражая его бесстрастию, он этим положил начало кинизму» (ДЛ, Ч1, 1). Следуя Сократу, Антисфен видел счастье в добродетели, а для достижения добродетельности считал достаточным одного лишь желания, силы воли. Позднее Аристотель также с этим не согласится: одного желания мало, необходимо общественное воспитание, делающее добродетель привычкой и научающее применять общие нравственные нормы к конкретным житейским ситуациям.
Антисфен учил, что добродетель едина для всех, что она орудие, которое никто не может отнять, что все стремящиеся к добродетели люди — естественные друзья. Добродетель дает нам счастье. Счастье — цель человеческой жизни, средство к ней добродетель. Высшее счастье дхя человека — «умереть счастливым». Таким образом Антисфен разделял мысль Солона о том, что, пока человек не умер, нельзя сказать, прожил ли он жизнь счастливо или нет.
Счастлив лишь тот, кто умер счастливым. Ведь многие, казалось бы, счастливые жизни имеют ужасный конец, как, например, жизнь Креза, на вопрос которого, считает ли Солон его счастливым, афинский мудрец отказался ответить. 293 Итак, Антисфен положил начало философии киников, одной из сократическнх школ. В чем же своеобразие этой школы? «Три слона» кинизма. Кинизм как образ мыслей и действий киников как бы стоял на «трех слонах». Их имена: аскесис, аяайдеусиа и аут аркейа. Стоя на этих «трех слонах», первые киники еще до гибели суверенного греческого полиса произвели переоценку нравственных и гражданских ценностей классического грека, дискредитировав как их, так н связанные с ними нравственные и гражданские добродетели, и предвосхитив, таким образом, будущее, когда Греции как совокупности суверенных полисов не стало.
Эту переоценку начал делать Антисфен, а продолжил Диоген Синопский. Легенда рассказывает, что Диоген Синопский, сын Гикесия из 'южночерноморской Синопы, вместе со своим отцом-менялой подделывал деньги (обрезывал монеты). Когда его отец попал за это в тюрьму, а Диогену пришлось бежать из Синопы, он„оказавшись в Афинах, начал подделывать ценности иного рода, те, о которых Выло сказано выше. Согласно другой версии легенды, Диоген получил в Дельфах в храме Аполлона от жрицы-пифии двусмысленный оракул: «Сделать переоценку ценностей», что можно было понять и как указание переоценивать (т.
е. подделывать) имеющую хождение монету и как указание переоценивать установившиеся обычаи, общественный порядок, сложившуюся традицию, правовые нормы. Аекееис. Древнегреческое слово — аскесис означало «упражнение, практическое изучение, практика; образ жизни, занятие; образ мыслей, направление»„так что здесь до аскетизма как самоистязания во имя какой-либо надуманной цели (как это было, например, в христианском аскетизме как соучастии в страданиях Христа и умерщвлении плоти ради спасения души) было далеко. Киники придавали большое значение такой практике: «Тому, кто хочет стать добродетельным человеком, следует укреплять тело гимнастическими упражнениями, а душу— образованием и воспитанием» (Анткин, 1! б-117).
Киники считали, что без таких упражнений никакой успех в жизни невозможен. Они различали два вида аскесиса: для тела и для души. Однако их аскесис был настолько суров, что о нем можно говорить как об аскетизме в нашем понимании этого слова. Кинический аскесис — максимальное опрощение, максимальное ограничение своих элементарных потребностей, привыкание к холоду, голоду, жажде, полный отказ от всех искусственных надуманных потребностей, не говоря уже о роскоши. Диоген Лаэртский говорит, что «мнение их (киников.— А. Ч.), что жить нужно в простоте, есть в меру голода, ходить в одном плаще» (М, 105). Кинический плащ - грубый короткий плащ, который надевали на голое тело.
Весь «багаж» бродячего киника состоял из котомки и посоха. Ходили они обычно босиком. Борода и длинные нечесаные волосы завершали облик киника. Киники думали, что самой здоровой 294 была жизнь первобытного человека, у которого еще не было и огня. Поэтому они осуждали Прометея, который, одарив людей огнем, положил начало их испорченности.
Идеалом их был Геракл. Закаляя свою душу, Диоген Синопский просил подаяния у статуй, чтобы приучить себя к отказам. Закаляя тело, он зимой обнимал ту же статую, запорошенную снегом, а летом катался по раскаленному песку. Говорят, что он даже ходил босыми ногами по снегу и пытался есть сырое мясо, но не мог его переварить (см. Ч1, 34). Стремясь к максимальной свободе от вещей, Диоген, увидев, как мальчик пил воду из горсти, выбросил из котомки чашку, а когда увидел, как другой мальчик, нечаянно разбив свою плошку, ест чечевичную похлебку из куска выеденного хлеба, выбросил и миску. Некоторое время Диоген ночевал в большом глиняном сосуде — пифосе. Киники думали, что боги, дав людям все самое необходимое для жизни, обеспечили им легкую и счастливую жизнь.
Люди же, не зная меры в своих потребностях, сами себя сделали вечно озабоченными и несчастными. Обратной стороной кинического аскесиса было презрение к наслаждениям, которое, правда, само приняло форму наслаждения. Киники «с наслаждением презирают самое наслаждение» (Ч1, 71). Свой идеал по возможности простой жизни киники пытались прививать через воспитание. Когда, став нечаянно рабом, Диоген из Синопы оказался воспитателем детей своего хозяина, грека Ксениада в Коринфе, он учил их, «чтобы они сами о себе заботились, чтобы ели простую пищу и пили воду, коротко стриглись, не надевали украшений, не носили ни хитонов, ни сандалий, по улицам ходили молча и потупив взгляд» (Ч1, 31).
Киники презирали богатство. Переоценка ценностей и состояла прежде всего в том, чтобы бедные перестали стыдиться своей нищеты. Если Гесиод полтысячелетием ранее сказал в своей поэме «Труды и дни», что «стыд удел бедняков, а взоры богатого смелы» ( О происхождении богов. М., 1990. С. 177), то киники вознамерились перевернуть эту вечную ситуацию и добиться того, чтобы стыд стал уделом богатых, а взоры бедных стали бы смелыми. Напрасная затея! Но так или иначе киники учили, что «богатство не относится к числу необходимых вещей» (Анткин, 106). Богатство аморально — таков основной тезис киников.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
