А.Н. Чанышев - Философия Древнего мира (1999) (1116266), страница 137
Текст из файла (страница 137)
а следовательно, и существенными частями. Это наслоение происходило в памяти, так что оттиск — «памятование того, что часто являлось нам извне». Эги оттиски и есть, далее, не что иное, как то, что обычно подразумевают под понятиями. Иначе говоря, понятия — это те глубокие оттиски в нашей памяти, которые создаются в результате неоднократных наслоений в нашем сознании и в нашем восприятии ощущений от сходных предметов и которые служат в дальнейшем для опознавания предметов и явлений окружающего нас мира, для ориентировки в нем как «предвосхищения».
Что же касается претерпевания («патхэ»), то это критерий не столько истины, сколько нашего отношения к вещам, определяющий то, к каким вещам мы должны стремиться, а чего должны избегать— в соответствии с эпикурейским представлением о наслаждении как высшей ценности жизни и о страдании как о высшем зле. Если угодно, «претерпевание» можно назвать критерием моральных оценок.
Остаются несколько загадочные «броски мысли», которым Эпикур придавал большое значение, говоря, что «истинно только то, что доступно наблюдению или уловляется броском мысли» (Х, б2) и что «главным признаком совершенного и полного знания является умение быстро пользоваться бросками мысли» (Х, 36). Судя по контексту, можно подумать, что Эпикур понимает под такими «бросками» умение объяснять многое через немногое, умение обобщать, видеть за частями целое, выделить главное, умение в кратких словах охватить все, что ранее изучено по частям, умение свести многое к простым основам и словам, увидеть первое, не нуждающееся в доказательстве значение. Возможно, что под «броском мысли» Эпикур понимал и удачное домысливание, для чего необходима интеллектуальная интуиция, а также умение представить себе то, что в принципе чувственно невоспринимаемо.
Так, сам Эпикур домысливал чувственную картину мира до атомов и пустоты. Без домысливания пустоты невозможно эмпирически наблюдаемое движение, а без домысливания атомов необъяснима масса данных нам в наших ощущениях эмпирических явлений. Так что получается, что разум все же не пленник ощущений, но и сам многое может.
Отождествляя воспринимаемый нами в ощущениях мир и мир обьективный, действительный, так, как он существует независимо от наших ощущений, Эпикур несколько иначе, чем Демокрит, решает 496 проблему того, что позднее было названо проблемой первичных и вторичных качеств. Он согласен с Демокритом, что сами по себе атомы не имеют вторичных, чувственных качеств, но он не согласен с тем, что вторичные качества совершенно субъективны. Здесь Эпикур занимает среднюю позицию: вторичные качества не присущи самим атомам, но они и не возникают лишь на ступени субъектно-объектного отношения.
Вторичные качества возникают на уровне сложных, состоящих из многих атомов объектов как результат взаимодействия атомов, их сочетаний и движений. Однако саму возможность чувственного восприятия отдаленных от бас предметов Эпикур объясняет в духе Демокрита. Все предметы существуют как бы двояко: сами по себе, первично, и вторично — в качестве постоянно истекающих от них тончайших вещественных образов, «идолов» Эти «идолы» существуют так же объективно, как и сами испускающие их вещи. Непосредственно мы живем не среди самих вещей, а среди их образов, которые постоянно теснятся вокруг нас, отчего мы и можем вспомнить отсутствующий предмет: вспоминая, мы просто обращаем свое внимание на образ предмета, который существует объективно, независимо от нашего сознания и в то же время дан нам непосредственно.
Поскольку Эпикур полагал чувства непогрешимыми, ошибки в познании или заблуждения он объяснял не ошибкой в восприятии, а тем, что мы неправильно судим о данных нам ощущениях. Чувства не ошибаются — ошибается разум. Но, могли бы мы возразить Эпикуру, суждения разума могут быть и суждениями об истинности или ложности ощущений и восприятий предметов. Однако такое суждение Эпикур запрещает разуму, утверждая, что видения безумцев и спящих тоже истинны. Таким образом, теория познания Эпикура страдает абсолютизацией сенсуализма. Как мы уже сказали, сами по себе ощущения не могуг быть критерием истины — таким критерием может быть только практика.
Физика. Учение Эпикура о природе включает в себя как общие, мировоззренческие вопросы, так и частные. В «Письме к Пифоклу», предметом которого являются небесные, астрономические и метеорологические явления, Эпикур задается вопросом не только о возникновении мира — его интересуют и конкретные знания. Он говорит о восходе и закате светил, об их движении, о фазах Луны и о происхож, дении лунного света, о солнечных и лунных затмениях, о причинах правильности движения небесных тел и о причинах изменения продолжительности дня и ночи. В центре его внимания предсказания погоды, происхождение облаков, грома, молнии, вихрей, землетрясений, ветров, града, снега, росы, льда.
Его интересуют и кольца вокруг Луны, и кометы, и движение звезд. Но вместе с тем Эпикур не стремится к единственно правильному объяснению. Он допускает как бы гносеологический плюрализм, 'то, 497 что каждое явление может иметь несколько объяснений (например, думает Эпикур, затмения Солнца и Луны могут происходить и вследствие погасания этих светил, и вследствие их заслонен ия другим телом). Для Эпикура здесь важно одно — доказать то, что, каковыми бы ни были причины природных явлений, они все являются естественными.
Для него важно то, чтобы при объяснении не прибегали к вымышленным божественным силам. Естественное же обьяснение небесных явлений возможно потому, что происходящее на небе принципиально не отличается от происходящего на Земле, которая сама — часть неба, ведь сам наш мир— «область неба, заключающая в себе светила, Землю и все небесные явления» (Х, 88). В отличие от идеалиста Платона с его космической теологией и Аристотеля с его резким делением мира на надлунную и подлунную части Эпикур отстаивает материальное единство мира. Здесь он резко противопоставляет науку и мифологию. Мировоззрение Эпикура не только антиидеалистично, но и антимифологично. Только подобная физика может освободить людей от распространенного страха перед небом и снять с их души бремя беспокойства.
Эпикур не мог дать подлинно научного объяснения, пожалуй, ни одному из интересующих его небесных явлений, но мы называем его физику научной, потому что он подчеркивал, что физика должна не только описывать природу, но и находить естественные причины природных явлений. Только такая физика может принести людям искомую эпикурейцами безмятежность, а это для Эпикура, у которого физика должна бьща служить этике, главное: если бы людей не беспокоили страх перед атмосферными явлениями и страх смерти, то не было бы нужды в физике. Как бы там ни было, Эпикур рисует грандиозную картину мира, правда, следуя здесь за Левкиппом и Демокритом. Как и его предшественники, Эпикур берет из философии все, по его мнению, рациональное. Он вполне согласен с тем, что мы называем «законом сохранения бытия .
В письме к Геродоту Эпикур говорит: «...прежде всего: ничто не возникает из несуществующего» (Х, 39), иначе все возникало бы из всего, не нуждаясь ни в каких семенах. С другой стороны, ничто и не погибает и не превращается в несуществующее, потому что «если бы исчезающее разрушалось в несуществующее, все давно бы уже погибло, ибо то, что получается от разрушения, не существовало бы» (Х, 39). Эпикур обосновывает, далее, вечность Вселенной; «...какова Вселенная теперь, такова она вечно была и будет», потому что «изменяться ей не во что», ведь «кроме Вселенной нет ничего, что могло бы войти в нее, внеся изменение» (Х, 39). Согласно Эпикуру, существуют лишь тела, их свойства, постоянные и преходящие, и пустота. О том, что существуют тела, говорят ощущения.
Они же говорят и о свойствах тел. Постоянные свойства тел: их 49л форма, величина, вес. За пустоту говорит движение: «...если бы не существовало того, что мы называем пустотой, то телам не было бы где двигаться и сквозь что двигаться, — между тем очевидно, что они двигаются» (Х, 40). Сами тела или простые, или сложные, при этом сложные тела состоят из простых, простые же тела просты, потому что неделимы. Это атомы. Эпикур домысливает атомы — может быть, это и есть пример все же несколько загадочного «броска мысли» вЂ” так: если бы не было предела деления, то сущее, дробись, разлагалось бы в ничто, если, конечно, беспредельно делимое тело не было бесконечно велико. Только бесконечно большое тело может бесконечно делиться, не становясь ничем! Но таких тел не бывает. Итак, должен быть допущен предел деления — это неделимое, это атомы, которые крепки и неделимы благодаря своей абсолютности, ведь атомы нисколько не содержат в себе пустоты.
Атомы разнятся друг от друга величиной, формой и весом. Величина атома ограничена, атом не может быть зрим. Число форм атомов не бесконечно, а неисчислимо (необъятно) велико, потому что «не может быть, чтобы столько различий возникло из обьятного количества одних и тех же видов» (Х, 42). Здесь чувствуется скрытая полемика Эпикура с Левкиппом и с Демокритом, которые допускали атомы величиной с мир и считали число форм атомов бесконечным.
В последнем вопросе неправы и Эпикур, и Левкипп с Демокритом: число форм атомов (химических элементов или, на другом уровне, элементарных частиц) конечно, атомисты недооценивали число комбинаций из конечного числа элементов и преувеличивали разнообразие мира. Отрицая превращение бытия в небытие и обратно. Эпикур не допускает ни абсолютного возникновения, ни абсолютного уничтожения, все изменения и перемены совершаются путем пространственных перемещений атомов, пугем их прибавления где-либо и убавления в другом месте. Источник движения находится в самих атомах.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
