Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 1-2000 (1116255), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Мы придерживались установки, согласно которой между новаторством в философии и глубоким постижением истории философиисуществует неразрывная связь, имеющая характер одной из закономерностей развития философии. Разумеется, существует различие между теми, кто — подобно Диогену Лаэртию, Аристотелю, Лейбницу,Гегелю, Хайдеггеру, Ясперсу, Расселу — писал специальные сочинения или разделы сочинений по истории философии, и теми, кто —подобно Декарту или Канту — этого почти не делал. Однако и в том,и в другом случаях определение своего отношения к главнейшим вехам истории мысли было для философов интегральным элементомсамостоятельного творчества в философии.
Вместе с тем авторы учебника не оставили без внимания критику в адрес истории философии,а то и отрицание ее творчески стимулирующей роли. Такие подходыбыли развиты, например, некоторыми позитивистами и неопозитивистами; они и до сегодняшнего дня играют свою провоцирующую рольв историко-философских дискуссиях. Критические замечания позитивистов были авторами учебника продуманы, а иногда и приняты.
Однако согласиться с отвержением истории философии как "кладбищаантинаучной метафизики" было невозможно. Да, в истории мыслипостоянно сохранялась метафизическая линия в смысле придания философии статуса размышления о мире в целом, о его всеобщих "первооснованиях", о бытии как единстве всего сущего, о сущности человека и единстве человеческого рода, о соединении Блага, Истины ииКрасоты с другими идеями-ценностями. Но эту тенденцию мы, вместесо многими современными авторами, считаем неотъемлемой от философии, хотя и требующей современного осмысления и преобразования.б.
История философии как процесс и как историческая саморефлексия (в согласии, например, с Гегелем или Фейербахом) понималась вданном учебнике как целостное, в основном преемственное и восходящее движение к обнаружению и постижению элементов философской истины. Однако же защищаемая Гегелем идея "телеологического", т.е. руководимого внутренней целью и предопределенного, постоянно прогрессирующего продвижения философии от низшего к высшему,от несовершенного и ограниченного к завершенной системе было намиотвергнуто. В истории философии, как и в других областях человеческой культуры, более позднее, пусть и весьма значительное формообразование отнюдь не обязательно является "более истинным" ивеликим, чем предшествующее.
В философском знании по мере егоразвития, несомненно, присутствуют такие черты, как его обогащение, расширение, видоизменение, т.е. имеют место приращение знания, его кумулятивность. Однако при этом каждое отдельное крупноеявление в истории философской мысли не "снимает", т.е. не устраняет и не поглощает, значимость более раннего по времени философского формообразования. Так, философия Аристотеля не "снимает" какболее "высокая" и "научная" мысль Платона, а система Гегеля не"снимает" (на что явно претендовал Гегель и что особенно акцентировала марксистско-ленинская философия) учения Канта, Фихте, Шеллинга.
Каждый из выдающихся философов, с определенным правомобъединяемых в историческую целостность, которая именуется немецкой классической философией, одновременно имеет самостоятельное значение и вовсе не образует, как'полагали марксистские интерпретаторы, лишь "ступеньку" лестницы, ведущей к Гегелю, а черезнего — к Марксу, преодолевающему якобы все ограниченности предшествующей философии.в. При этом, однако, живое и постоянное взаимодействие идей, их"приключения" образуют едва ли не самое увлекательное в очном, ачаще заочном, обнимающем все эпохи и регионы интеллектуальнофилософском диалоге, в свою очередь образующем существеннуючасть диалога культур и диалога внутри каждой относительно самостоятельной культуры.
Прослеживание того, как складывался в истории мысли такой диалог, как существовало многоголосье спора-дискурса, и было одной из принципиальных задач, которые ставили передсобой авторы учебника, примыкая к имеющим место в отечественной12и мировой литературе пониманиям философии и ее истории как конструктивного, все более широкого и разнообразного диалога. Представляя читателю дивергенцию, т.е. расхождение позиций в историимысли, реконструируя философию различных эпох и регионов, мыстарались не забывать о конвергенции, т.е. объединении идей, их схождении в главные проблемные пункты, о перекличке идей, существовавшей независимо от того, "перекликались" ли идеи по сознательнойволе их создателей или в силу внутреннего родства.
Или, напротив,совершались ли противостояния идей из-за приданной им самими ихтворцами прямой полемической направленности против других идейили в результате объективной проблемно-содержательной противоположности предложенных различными авторами подходов и решений.г. Среди более конкретных аспектов историко-философского диалога, сохранивших свое значение и поныне, внимание будет обращенона следующие, причем мы снова будем понимать их как неснимаемыеисторико-философские антиномии.Это, к примеру, спор о том, является ли философия по своейприроде и предназначению наукой (и тогда все донаучные и вненаучныевиды философствования предстают как "неразвитые", "неподлинные") — или научные, сциентистские (от лат.
scientia — наука) идеии концепции в совокупности составляют лишь одну, и не обязательноглавную, решающую линию философского размышления. Так, бывшееу нас сравнительно недавно расхожим марксистское определение философии как науки о наиболее общих законах природы, общества и человеческого мышления порождало особое отношение к истории мысли:"научные" ориентации философии считались главными и предопределенными стать господствующими в истории мысли, причем на всем"пространстве" философствования. Между тем и в XX в., когда наукаи техника достигли небывалого развития, о безраздельном господствесциентистских подходов, какими бы влиятельными они ни были, говорить не приходится.
Из-за этого парадокса для истории философиивозникает следующая трудная проблема: изображать ли историческоеразвитие мысли как неуклонное движение в сторону научности (чтопредполагает "отсечение" или дискредитацию многих линий и тенденций философии прошлого и настоящего) или одновременно рассматривать в качестве полноправный такие, например, виды философствования, которые еще слиты или стремятся слиться с мифологией и религией; или такие, где наука и научность не считаются главными критериями высокого философствования по той причине, что совершаетсяпоиск неповторимой и не тождественной науке специфики философии._ _ _ _ _J3В данном учебнике, в противовес ригористическому историко-философскому сциентизму, избран другой, синтезирующий путь: движениюфилософии к науке и научности и, в частности, философии наукипридается немалое значение; но и другие, несциентистские и дажеантисциентистские виды философствования приняты к рассмотрениюв качестве существенной, не теряющейся в глубинах истории традиции.Далее, издавна ведется спор о том, какое место философия какотносительно самостоятельная часть культуры, обращенная к проблемевсеобщего-особенного-единичного, занимает в культуре в сравнении сдругими ее сферами, формами и результатами.
Дискуссия упираетсявот в какой вопрос: является ли философия венцом всего знаниячеловечества, его духа и культуры ("наукой наук", вершиной абсолютного духа, как полагал Гегель) или ей и ее истории принадлежитскромная роль специфического вида познания и самопознания, доступного лишь заинтересованной интеллектуальной элите и вряд линужного практике, отдельному человеку, погруженному в повседневные дела и заботы. Не разделяя преувеличенных надежд, возлагаемых на философию и ее историю, не возводя ее в ранг единственнойвершины культуры, авторы учебника вместе с тем считали своим долгом поддержать идею о высоком статусе философии и истории философии, вверенную нам, современным людям, великими предшественниками.
При конкретном освещении историко-философского процесса мы стремились выявить те главные сплетения форм и тенденцийкультуры с повседневным бытием отдельных людей, где роль философии была уникальна, т.е. невосполнима ничем другим и весьмазначительна. И, в сущности, рассказ о каждом крупном этапе историифилософской мысли, о каждом великом или просто заметном философе — это повествование о том, сколь реальным и значительным былои остается влияние философии (но, конечно, философии высочайшегоранга) на культуру, на ценности и идеалы, на сознание и самосознаниеиндивидов и всего человечества.В связи с длившимся в ряде стран, включая Россию, целые десятилетия подчинением философии ( и в определенной, несколько меньшейстепени — истории философии) диктату марксистско-ленинской идеологии следует особо упомянуть еще об одной антиномии более широкогозначения.
Стоит вопрос: правомерно ли толковать философию, соответственно историю философии по-марксистски — как часть классовойпо природе идеологии, как партийно-ангажированное размышление(которому одновременно парадоксальным образом приписывается статус "самой истинной" науки) — или философией в подлинном смыслеите или иные рассуждения и идеи мыслителей становятся тогда и только тогда, когда они как бы превозмогают всегда имеющиеся идеологические, политические, партийно-групповые влияния и восходят именно к всеобщему в его смысле общецивилизационного, общечеловеческого. Авторы учебника разделяют вторую позицию, что отнюдь несвязано с "модной" сегодня крайностью — простым вычеркиваниемМаркса и марксизма из истории философской мысли. Во второй книге учебника философскому содержанию этого учения — одного изналичествующих в истории мысли и сегодня сохраняющих немалоевлияние — посвящена особая глава.При этом защита неангажированной (в смысле приверженностикакой-либо идеологии), внепартийной (в смысле невмешательства висторико-философское исследование партийно-политических симпатийи антипатий) позиции для одних авторов — более молодых — естьпростое и естественное следствие незасоренности их сознания недавноеще господствовавшими догмами.
Для других авторов такая неангажированность предполагала трудное и долгое (не ограниченное последними годами) преодоление философских и историко-философскихдогм марксизма-ленинизма. Мы очень надеемся на то, что преодоление хотя бы в основном состоялось, и читатели получат учебник, сообразованный с мировыми критериями, не подчиненный сектантскимпартийным требованиям и принципам какой-либо одной идеологии, ивместе с тем — учебник, в котором авторы развивают и аргументированно отстаивают именно свое понимание освещаемых проблем историифилософской мысли.Мы отчетливо сознаем, что следование перечисленным выше, вомногих отношениях новым для отечественной и мировой практики принципам-антиномиям "с первого захода" не могло привести к полностьюудовлетворяющим читателей, коллег, да и нас самих результатам.
Ограниченный по объему учебник, одновременно посвященный философииЗапада, Востока, России,— первый такого рода опыт, и тут былинеизбежны издержки и недостатки. Мы будем стремиться преодолевать их, продолжая работу, учитывая замечания коллег и пожеланиячитателей, а также наши собственные, пока еще не полностью реализовавшиеся устремления и замыслы.ЗАПАДЧАСТЬ IАНТИЧНАЯ Ф И Л О С О Ф И ЯРАЗДЕЛ IВВЕДЕНИЕПроблема изложения,хронологические рамки и периодизацияантичной философии1. ПРОБЛЕМА ИЗЛОЖЕНИЯ АНТИЧНОЙ ФИЛОСОФИИ:КОНЦЕПТУАЛЬНЫЙ И ИСТОРИЧЕСКИЙ ПОДХОДЫПриступая к античной философии, европейский историк философиибезусловно чувствует себя дома, потому что само слово философия ипонятие философии появились в первой европейской стране — в ГрецииVI в.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
