Диссертация (1105895), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Это происшествие, по всей видимости, во многом повлияло на отношение властей к евреям. Во всяком случае, в 1742 году именным указом снова, как в 1727 году, было предписано «как из великороссийских, так и из малороссийских городов сел и деревень всех мужеска и женска пола жидов, какого бы кто звания и достоинства не был, со всем их имением немедленно выслать за границу и впредь оных ни под каким видом в нашу империю не впускать, разве кто из них захочет быть в христианской вере» 40. В 1743 году Сенат представил доклад, в котором обосновывалось, что для казны было бы выгоднее вновь разрешить еврейским купцам приезжать на российские ярмарки, однако императрица не утвердила это предложение, наложив резолюцию: «От врагов Христовых не желаю иметь интересной прибыли».
В начале своего правления Екатерина II продолжала такую же политику. Согласно воспоминаниям императрицы, вопрос о допущении евреев в Россию рассматривался в Сенате через несколько дней после ее вступления на престол; сама она присутствовала на этом заседании и собиралась уже высказать свое согласие, однако сенатор князь Одоевский указал ей на упомянутую резолюцию Елизаветы Петровны, и она, понимая, что ее мнение не будет поддержано, высказалась за то, чтобы отложить решение этого вопроса41. 4 декабря 1762 года, вероятно, по тем же политическим соображениям, был издан манифест, разрешавший водворение в России всем иностранцам, «кроме жидов» 42. Впрочем, имеются сведения о том, что позже Екатерина II лично давала секретные распоряжения по привлечению еврейских колонистов из Германии и Франции без оглашения их национальности43. Однако на официальном уровне исключение было сделано в 1769 году только евреев из числа присланных из Турции военнопленных, которым было разрешено селиться в Новороссийской губернии44; вероятно, это разрешение объяснялось необходимостью колонизации Причерноморья, а также было некой половинчатой реакцией правительства на просьбы малороссийских дворян и гетмана допустить евреев на украинские ярмарки45.
Таким образом, когда в 1772 году в результате первого раздела Речи Посполитой к России отошли земли, на которых проживало несколько десятков тысяч евреев, это означало коренное изменение политики государства, проводившейся на протяжении нескольких веков. Российские власти по объективным причинам не знали об образе жизни, внутреннем устройстве и претензиях еврейского населения, имели весьма ограниченный и односторонний опыт регулирования правового положения евреев. Все это нужно иметь в виду, объясняя тот факт, что до начала XIX века нормы, касающиеся статуса евреев, были часто отрывочными и непоследовательными.
-
Правовое положение евреев в Речи Посполитой накануне их вступления в российское подданство.
В Польше, в отличие от России, со времен Средневековья существовала огромная, насчитывавшая к XVIII веку несколько сотен тысяч человек, еврейская община. При этом отношения общества и государства с этой общиной были осложнены целым рядом проблем как социокультурного, так и юридического характера.
По мнению Л. Леванды, в Речи Посполитой преобладал «феодально-польский» взгляд на евреев, заключавшийся в том, что польские общество и государство не понимали необходимости учитывать сам факт наличия значительной еврейской диаспоры и, следовательно, с пренебрежением относились к его интересам46. Юридически это выражалось в том, что «вместо положительных законов для евреев существовали только привилегии, которые, как таковые, то им давались, то отнимались у них, так что евреи попеременно бывали то полноправными, то бесправными гражданами Речи Посполитой» 47. Действительно, одной из основных черт правового положения польских евреев была фрагментарность и непоследовательность законодательства по этому вопросу. У государства отсутствовала единая программа в отношении еврейского населения, законы по еврейскому вопросу принимались либо ad hoc, либо под воздействием субъективных факторов. Характерен пример короля Стефана Батория, который в начале 1585 года подтвердил все привилегии, данные евреям в предыдущие правления, а два месяца спустя, удовлетворяя просьбу могилевских горожан, запретил евреям селиться в этом городе48. В особенности это касалось вопросов торговли вообще и шинкарства в особенности, поскольку в этих областях интересы евреев и христиан пересекались и, соответственно, евреи воспринимались как конкуренты. Соответственно, эти занятия то разрешались, то запрещались евреям, иногда на всей территории государства, иногда только в отдельных городах или областях.
В условиях, когда не существовало ни единства правовой системы, ни идеи равенства перед законом, не было ничего ненормального в том, что государство регулировало жизнь части подданных посредством особых привилегий; плохо было только то, что предоставление этих привилегий осуществлялось непоследовательно49. Более того, исследователи приводят примеры ситуаций, когда взаимопротиворечащие акты о привилегиях действовали одновременно50. Вероятно, переменчивость политики по еврейскому вопросу в немалой степени предопределялась особенностями государственного строя Польши: выборные короли, осознавая зависимость своего положения, были вынуждены, во-первых, считаться с интересами местных элит, во-вторых, уделять наибольшее внимание урегулированию своих отношений с сеймом и проведению популистских мер; кроме того, отсутствовала династическая преемственность, которая в других государствах того времени могла выступать одной из предпосылок политической преемственности.
Тем не менее, несмотря на такую неустойчивость правового статуса польских евреев, можно попытаться выделить его ключевые элементы. В 1453 году король Казимир Ягеллончик называл евреев «servi camerae regis» - «слуги королевской казны» 51 (в Германии в тот же период использовалась практически аналогичная дефиниция – «Kammerknechte», «коронные крепостные»)52. В системе феодальных общественных отношений подчинение напрямую монарху означало не столько особое покровительство верховной власти – хотя евреи неоднократно получали от королей охранительные грамоты, гарантирующие им защиту от притеснений53, - сколько особый правовой статус, предполагавший нахождение вне той социально-административной системы, которая распространялась на нееврейское население54. Широкая автономия еврейских общин уходила корнями в магдебургское право (в XIV-XVI вв. последовательно вводимое во многих городах Литвы и Польши, в частности, в Вильно, Бресте, Гродно, Киеве, Полоцке, Минске, Могилеве55), которое вообще не распространялось на еврейское население, не признаваемое частью городских обществ56. Конституциями 1633 г. и 1661 г. была закреплена привилегия, выводившая евреев из-под юрисдикции городского суда и подчинявшая их суду воевод и старост – королевских чиновников57; эта привилегия была важна как символически, поскольку уравнивала евреев со шляхтичами, на которых также не распространялось магдебургское право, так и практически, поскольку королевские чиновники не имели причин для неприязни к евреям, в отличие от горожан, конкурировавших с евреями за источники дохода.
Евреи имели особый, отличный от остальных подданных статус, на них не распространялось сословное деление, они не служили в армии (поскольку армия в Речи Посполитой представляла собой шляхетское ополчение). По данным, приводимым Ф. Чацким – главой финансовой комиссии, готовившей для польского сейма 1788 года проект реорганизации быта евреев, - известно, что, хотя более половины ремесленников в городах, не относившихся к Великой Польше, были евреями, никто из евреев-горожан не входил в цехи и ремесленные братства58; это объяснялось как борьбой за экономические ниши, так и формальными причинами - традиционные европейские ремесленные гильдии имели религиозный характер, в частности, членство в них было тесно связано с поклонением святому, считавшемуся покровителем определенного ремесла59. Более тщательные исследования этого вопроса показывают, что евреи иногда образовывали собственные цехи либо становились членами общих цехов, однако почти всегда вопреки активному сопротивлению цеховых ремесленников-христиан60. Хотя в отдельных литовских городах евреям разрешалось иметь свои собственные, отдельные от христиан цехи61, в т.ч. и по привилегиям от владельцев этих городов62, повсеместным явлением это, очевидно, не было.
Для евреев устанавливался особый налог (тот fiscus judaicus, который в той или иной форме взимался в период Средневековья во всех европейских государствах, где евреи были терпимы, и был отменен только в эпоху наполеоновских завоеваний), заменявший все иные подати, взимаемые с христианского населения, кроме чрезвычайных налогов, назначаемых особыми решениями сеймов63; освобождение от регулярных податей взамен уплаты особого налога было закреплено решением Варшавского сейма 1661 года64. Исторически сумма подати для евреев устанавливалась огульно, т.е. в целом для всей еврейской общины Речи Посполитой. Однако с 1764 года, когда новый король Станислав Август Понятовский начал реформы, призванные централизовать управление слабеющим польским государством, огульная подать была заменена pogłównem, т.е. поголовным сбором65. Нужно, однако, иметь в виду, что при взимании этого личного налога все равно продолжал действовать принцип круговой поруки66. Эта мера фактически сводила на нет попытки польской администрации устранить руководство общин от контроля над финансами, который она получала, аккумулируя собранные с евреев средства перед передачей их в казну, однако существовавший на тот момент низкий уровень бюрократизации не позволял государству собирать подать с евреев напрямую, отказавшись от посредничества кагала как налогового агента. В дальнейшем аналогичные соображения заставят и российское правительство мириться с сохранением еврейской автономии вплоть до 1844 года.
Самым же важным правом польских евреев было право самоуправления, которое осуществлялось через коллегию выборных представителей общин - кагал. Существование кагалов должно было восприниматься как ординарное явление, находившееся в русле общеевропейских традиций предоставления каждому сословию своей системы самоуправления67. Кроме того, предоставление подобной автономии соответствовало и специфическим польским правовым традициям: так, например, в Речи Посполитой со времен Средневековья существовали самоуправляемые сельские общины, не подчинявшиеся местной власти в судебных и административных вопросах68; помимо этого, исследователи усматривают сходство в привилегиях самоуправления, полученных евреями и некоторыми другими национальными меньшинствами – шотландцами, армянами и татарами69. Что же касается польских городов, то там иногда учреждалось несколько параллельных городских советов (рад) – отдельно для немцев, поляков, армян и русских70. Кагалы имелись в каждом городе, где существовали еврейские общины. Кагалы управляли всеми сторонами жизни общины, ведали вопросами религии и образования, выступали в качестве посредника между общиной и государством.
Наряду с кагалами, действовали бес-дины – суды, рассматривающие дела в соответствии с нормами Галахи, т.е. иудейского права. Традиция автономного суда у евреев является даже более древней, чем кагальная организация – если последняя зародилась около X века71, то правом судиться у раввинов евреи были наделены с самого начала периода диаспоры72: это право как уже действующее подтверждается кодексом Юстиниана73. При этом, согласно обычаям иудаизма, спор между двумя евреями мог рассматриваться только в еврейском суде; проигравший, апеллировавший к государственному суду, подвергался херему – религиозному проклятию и изгнанию из общины74.
В XVI-XVII вв.75 сформировался институт «хазаки», основанный на талмудической норме, согласно которой евреи не вправе отнимать друг у друга источники дохода; на практике это означало, например, что евреям было запрещено заводить торговые отношения с купцом, если было известно, что другой еврей уже имеет с ним подобные отношения, что арендатор имел преимущественное право на перезаключение этого договора после окончания срока аренды и т.п.76 Со временем единственным подтверждением хазаки стали документы, выдаваемые кагалом, и постепенно появилось представление о том, что кагал может не только подтверждать это право, но и распоряжаться им, т.е. крайне действенно вмешиваться в экономическую жизнь своих членов77. Кроме того, следует, вероятно, признать, что ограничение конкуренции еврейских торговцев друг с другом неизбежно должно было обострить их конкуренцию с христианскими купцами, что стало впоследствии важной причиной, по которой российские города прилагали все усилия к тому, чтобы избавиться от еврейских общин.
Старшины кагала и раввины распоряжались крупными денежными суммами, поступавшими из многих источников: уплачивался т.н. «коробочный сбор» на нужды общины, поступала арендная плата за сдачу внаем принадлежащей общине недвижимости, также существовали различные специальные разовые сборы (например, за совершение обрезания или брака, за получение почетного места в синагоге, за право выйти к чтению Торы во время субботних молитв78, за предоставление должности раввина или учителя, за право поселиться в городе и стать членом еврейской общины – хезкат-иешуб, за признание забойщиков скота сведущими в своем деле и пр.)79. Известно, что на практике часто кагалы собирали на свои нужды в 1,5-2 раза больше, чем государство; некоторая часть этих сумм неизбежно присваивалась еврейской верхушкой, но в то же время кагал, освобождая членов общины от многих трат, нес высокие расходы: содержал хедер (школу) и синагогу, уплачивал судебные издержки, раздавал взятки официальным лицам (что, как признают даже апологеты, с точки зрения этики иудаизма всегда считалось допустимым способом разрешения конфликтов с властью80), содержал вдов и сирот, выкупал неоплатных должников, готовил подвенечные наряды невестам из бедных семей, предоставлял еду больным и нищим81. Значительную роль кагала предопределяло также и то, что он считался не только органом самоуправления, но и представительским учреждением, выступавшим посредником между еврейским населением и польским правительством82.
При этом власть кагала держалась преимущественно на обычае и на авторитете старшин; в Польше только небольшая часть привилегий была закреплена решениями сеймов или законами: в 1672 и 1676 гг. – уголовная юстиция, в 1713 году – гражданская юстиция, в 1735 году – право собирать съезды еврейских общин83. Последняя из упомянутых привилегий заслуживает особого внимания. Съезды представителей общин – ваады – были своеобразными органами надкагального управления. Их появление, вероятно, объясняется влиянием сеймового устройства Речи Посполитой; кроме того, они были аналогичны надобщинным еврейским организациям, действовавшим в тот же период в Моравии и Венгрии84. На общегосударственном уровне в Речи Посполитой действовало два ваада – Ваад четырех земель в Царстве Польском и Ваад Великого княжества Литовского. Деятельность ваадов поддерживалось польским государством, поскольку они рассматривались как агенты, распределявшие между отдельными общинами сумму огульной подати. С точки зрения самих евреев, значение ваадов было еще выше: на съездах разрешались те проблемы, которые не могли быть решены отдельными кагалами, например, организовывался поиск беглых должников, собирались деньги для подкупа королевских чиновников, принимались решения о запрете еретических книг и проповедей, регулировались правила содержания религиозных школ, разрешались торговые споры между общинами и т.п.85. При этом ни один кагал не вправе был принимать решений, противоречащих решениям ваада86.
Нефинансовая деятельность ваадов не запрещалась, но полностью игнорировалась правительством, что проявилось в частности, в том, что в 1764-1765 гг., когда был введен pogłównem и раскладка огульной подати прекратилась, ваады были распущены87. Разумеется, необходимость в координации усилий по различным вопросам внутренней еврейской жизни после этого не отпала, связи между общинами не разрушились, и негласные съезды продолжали иногда собираться ad hoc, в т.ч. и после разделов Речи Посполитой. Тем не менее, формального статуса такие собрания не получили, к тому же в абсолютистской России администрация относилась к ним с большим подозрением, чем в децентрализованной Польше88. В западноевропейской литературе по еврейскому вопросу нередко отмечается, что лишение российских евреев права организовывать надобщинные институты, подобные ваадам, было серьезным ограничением их автономии89. Однако на самом деле эта тема практически не обсуждалась на государственном уровне, и даже сами евреи не выступали с соответствующими инициативами. Отсутствие в Российской империи подобных формализованных органов нужно объяснять не сознательным политическим стремлением к ограничению еврейского самоуправления, а тем фактам, что это не воспринималось в качестве проблемы ни правительством, ни еврейскими общинами.
Исследователи сходятся во мнении, что влияние польских кагалов особенно возросло в XVII-XVIII вв., но предлагают разные объяснения этому явлению. В. Мацеевский связывал его с распространившимися в тот период слухами о том, что сейм и король намерены изгнать евреев из Польши; в связи с этим кагальные старшины настояли на увеличении сумм коробочного сбора, чтобы получить средства на подкуп чиновников, которые могли бы отстоять интересы евреев90. С.А. Бершадский обращал внимание на тот разгром, который перенесли евреи во время «казацко-шляхетских войн» - восстания Б. Хмельницкого: еврейские общины были разорены, кагальная организация сломана, а в новых общинах, которые воссоздавались на новых местах и под руководством новых лидеров, не сохранились традиции равенства, и еврейство раскололось на «кагал» - привилегированное богатое меньшинство, из поколения в поколение занимающее почетные и прибыльные синекуры, - и «поспольство» - массы несостоятельных людей91 (факторами, позволявшими определенным еврейским семействам войти в узкий круг кагальной элиты, были богатство92, происхождение из родов левитов и коэнов (т.е. священнослужителей Иерусалимского Храма)93, талмудическая ученость94, родство с раввинами95). Таким образом, антисемитские выступления в Польше XVII века можно счесть хоть и косвенной, но, возможно, важнейшей причиной той остроты, которой достиг еврейский вопрос в России XIX века. В результате восстания Хмельницкого еврейские общины превратились в жестко организованные социальные структуры, причем антисемитская идеология, широко распространенная в среде коренного населения Польши, способствовала тому, что эти общины ощущали себя «осажденным лагерем» и еще сильнее консолидировались вокруг новых лидеров
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
