Культурологический анализ научной парадигмы в психиатрии (1102239), страница 52
Текст из файла (страница 52)
О научных парадигмах сказано немало; сказанное можно умножить еще применением к данной области теорий, первоначально бытовавших в других областях, например, теории экстраверсии-интраверсии Юнга. (Юнг сам указывает на то, что в современной науке господствует экстравертированная установка на коллекционирование и систематизацию фактов, в противовес интравертированной, которая заключалась бы в личном теоретизировании) [Юнг, 1996].Таким образом, наука как деятельность несколько напоминает искусство: в нейесть жанры, есть мода, есть свои эпохальные стили (научные парадигмы) и т.п.
Наукаже как социальное явление, как институт находится в естественной диалектике с этими своими парадигмами, жанрами, модами: с одной стороны, в структуре лабораторий закрепляются существующие "общественные отношения", господствующие вданном научном стиле, с другой стороны, и стиль до какой-то степени определяетсядиктатом структуры лабораторий и университетов.
(Впрочем, структура университетов меняется, кажется, медленнее, чем парадигмы и уж точно чем жанры.) Что же касается упомянутых мной "общественных отношений", то в большой степени они, конечно, определяются присущим науке характером: отношение, например, руководитель - исследователь. Таковы же отношения, складывающиеся между теоретиками ипрактиками и т.п. Есть и отношения, несколько побочные для внутренней сущностинауки: между исследователем и спонсором, между ним и издателем его трудов и т.п.Все эти отношения, однако же, социальны. Они подвержены осмыслению в категориях социальной философии или культурологии, а не в категориях методологии науки.Другими словами, они не имеют прямого отношения к тому, что именно изучается.Вводимое мной понятие научной маргинальности тоже подлежит осмыслениюкак социальное явление, хотя интересует меня в данном случае вопрос, как влияютмаргиналы на саму науку, а не на социум, не на научное сообщество.
Конечно, не209мыслимо ответить на этот вопрос исчерпывающе, когда неизвестен, например, ответна параллельный вопрос, "как влияет на науку ее истеблишмент". Кроме того, для мало-мальски ответственного подхода к этой проблеме нужен глубоко разработанныйконцептуальный аппарат, например, критерии влияния. Конечно же, нужно строгоеопределение маргинальности, истеблишмента и науки (например: что мы считаемнаукой, обязательно ли то же самое, что считает наукой ее истеблишмент?) Кроме того, не под силу ответить на этот вопрос лично мне.
Я хотела бы ограничиться толькоизложением нескольких наблюдений и соображений.Итак, социально-культурологическое определение научной маргинальности будет сводиться к тому, что научные маргиналы - те ученые, которые в большей илименьшей степени находятся в оппозиции к научному истеблишменту. Признаки этойоппозиции могут быть чисто "социальные": например, ученый не пользуется грантами, не публикует свои открытия, не работает в каком бы то ни было научноисследовательском учреждении; самая крайняя форма такого рода маргинальностисостоит в полном отказе от какой бы то ни было передачи своего труда и своих открытий.
Можно сразу сказать, что крайняя форма будет весьма мало влиять на науку,какие бы открытия ни сделал ученый маргинал. Пример такой крайней формы: лордКавендиш.Другие признаки оппозиции истеблишменту могут на вид касаться скорее внутринаучных проблем, однако при ближайшем рассмотрении суть их оказывается культурной.
Например, когда речь идет о несоответствии жанров, ученый может работатьв "жанре", который находится "не в моде", как это в наше время происходит с темибиологами, которые практикуют изучение единичных особей. Поскольку эти ученыене могут, как это принято, привести солидную статистику, журналы не принимают ихстатьи и т.п.На этом примере между прочим видно, как важно различать маргинальность инедобросовестность. Требование подкреплять опыты статистикой было (неписанно)принято ученым сообществом в рамках максимального стремления к объективности.Во многих случаях такой подход совершенно оправдан.
Если в биологическом опытеидет речь о "вообще" свойстве организма, естественно изучить много случаев. То жеестественно, когда речь заходит о формулировке положения, сколько-нибудь претендующего на обобщенный характер. Следовательно, добросовестный ученый не пре210небрегает требованиями, адекватными изучаемому предмету.
Однако если общенаучное требование "быть объективным" (=стремиться к истине) должно безусловно выполняться, иначе деятельность не будет наукой, то частное требование "проводитьмного опытов" адекватно не всегда (например: силы ученого ограничены, и невозможно совместить детальное и долговременное изучение организма с многочисленностью опытов). То, что оно в некоторых случаях возводится в ранг общезначимого,свидетельствует только о господстве в науке частного жанра.Наконец, маргинальность может иметь действительно определенно научный характер. Так обстоит дело, например, когда ученый отстаивает точку зрения, котораясчитается ложной остальным научным сообществом.
Этот чисто научный дискурс напрактике зачастую оборачивается социальными последствиями для ученого (в тоймере, в какой его карьера зависит от коллег). Кроме того, в ходе дискуссий иногдапускаются в ход не чисто теоретические аргументы и не всегда используются толькодопустимые средства.Другой случай: ученому не чинят препятствий в той его деятельности, результаты которой идут вразрез с общепринятыми, он имеет возможность работать, публиковать открытия и т.п. Однако за счет того, что основными резервами (рабочей силы,молодой смены и т.п.) всегда владеет истеблишмент, а в системе истеблишмента передается общепринятая теория, результаты его работы игнорируются. Это, впрочем,относительно благоприятный случай.
Если в работе маргинала есть своя доля истины,то имеются шансы, что справедливость восторжествует, поскольку наука по своемухарактеру объективна. Примеров отсроченного признания открытий много.Вышеприведенные рассуждения подводят к мысли, что критерий, определяющий, насколько маргинальные исследования оказывают влияние на науку - степеньпубликации. Достаточно очевидно, что предоставление маргиналам возможностипубликовать необщепринятые результаты возможно преимущественно в толерантнойсреде. Толерантность не является качеством самой науки и, судя по всему, более всего определяется культурной атмосферой эпохи.2. Pro et contraИз всего вышеизложенного никак не следует, способствует ли деятельность маргиналов движению науки вперед или тормозит ее.
Вообще говоря, легче всего рассу211ждать задним числом. Например, вся история философии сложилась таким образом,что в основании ее стоят мысли Сократа. Для того, чтобы назвать Сократа "научныммаргиналом", нужно сделать над собой определенное усилие, и тот, кто это скажет,рискует сам попасть в маргиналы. Однако "социальный" критерий - оппозиция к истеблишменту - указывает на то, что это так.
Сократа приговорили к смерти не за нечто, не имеющее отношения к его философии, а за нечто, с ней напрямую связанное.Следовательно, он был в оппозиции. Следовательно, он был маргинал.Почему же трудно нам сейчас так сказать? Видимо, потому, что к науке, как онаесть здесь и сейчас, Сократ не в оппозиции; он признанный основоположник философии. (Отдельный вопрос при этом, как отнеслись бы к Сократу, если бы он жил в наше время. Он ведь тоже не стал бы публиковаться, а вместо этого устно преподавалбы необщепринятые вещи). Следовательно, когда получается так, что открытия маргинала со временем интегрируются в науку, он перестает считаться маргиналом, дажеесли он был им при жизни. Во всех таких случаях можно сказать, что маргиналы обогатили науку. Для таких случаев, вероятно, будет характерно то, что они происходятна переломе, во время зарождения новых теорий, смены парадигм и т.д.По аналогии с этим, когда наука движется равномерным поступательным движением, когда она разрабатывает продуктивные перспективы, появляющиеся маргиналы, видимо, остаются за бортом этого осуществляемого научным истеблишментомдвижения.