Диссертация (1098579), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Вся система воспитания спартанцев была основана на организации жизни воспитанников определенным образом. Юноша, становясь полноправным гражданином, присваивал в качестве идеального устройства собственной самостоятельной жизни образ жизни, характерный для данной воспитательной системы. Определенный образ жизни как некой ведущей идеи был основой эпикурейской, стоической, скептической систем воспитания.
Так, если эпикуреец утопал в чувственных наслаждениях, то он делал это, основываясь хотя и на ложно понятом, но не вызывавшем у него сомнений, учении школы, утверждавшем, что «искать по возможности наслаждения и избегать неприятного - значит быть мудрым». И если стоик делался самоубийцей, то это случалось от стремления к добродетели и идеалу совершенства. Даже кажущаяся непоследовательность в поступках скептика извиняется учением школы, проповедующим, что «ничего нет верного на свете и что даже сомнение сомнительно».
Все эти, казалось бы, разные системы воспитания всегда были основаны на известных нравственных началах и убеждениях, что является проявлением самого существенного атрибута духовной натуры человека -стремление разрешить вопрос жизни о цели бытия.
В средние века в течение одиннадцати столетий церковь берет на себя полную ответственность за жизнь отдельного человека и общества в целом, вполне жестко определив, как нужно и должно жить. Личности вновь отказано в праве на свободу выстраивания собственной жизни, так как существовала четкая иерархия взаимоподчинений в обществе сверху до низу. Все взаимоотношения строились по парадигме «сюзерен -вассал». Теология как наука и предмет в учебных заведениях той эпохи своей главной целью имеет развитие определенным образом ориентированного ценностного сознания через формирование образа жизни. Проблема осознания человеком собственного образа жизни отпадает, хотя научная мысль не прекращает поисков решения проблемы образа жизни, достойной человека. Так, Николай Кузанский утверждает: «Человечность есть человечески определенным образом единство, оно же и бесконечность, и если свойство единства - развертывать из себя сущее, поскольку единство есть бытие, свертывающее в своей простоте все сущее, то человек обладает силой развертывать из себя все в круге своей области, все производить из потенции своего центра»[168, С.261].
В эпоху Возрождения появление новых социальных отношений имело своим следствием возникновение нового взгляда на мир и человека в противовес средневековому религиозно-догматическому мировоззрению. По мнению М.Б.Мамардашвили, «возрожденческий человек - это особого рода человек, который один на один стоит с миром и готов на своих плечах нести всю тяжесть риска и ответственности за жизнь, и платит «кусками своего мяса и души»[135, С.268-272]. Видные философы и педагоги Томас Мор, Томмазо Кампанелла, Франсуа Рабле[90,С.49-56; 214, С.81,89] вновь обращаются к проблеме осмысления человеком собственной жизни как одной из самых важных, подробно и в контрасте рисуя существующий и достойный Человека образ жизни. Мишель Монтень, полагая, что учить жизни следует в детском возрасте, а «не тогда, когда жизнь прошла», в своих "Опытах" пишет: "Я полагаю, что рассуждениями, долженствующими в первую очередь напитать ум воспитанника, должны быть те, которые предназначены внести порядок в его нравы и чувства, научить его познавать самого себя и также жить и умереть подобающим образом"[156, С.210].
«В человеке обязанности царя осуществляет разум. Благородными можешь считать некоторые страсти, хотя они и плотские, однако не слишком грубые; это врожденное почитание родителей, любовь к братьям, расположение к друзьям, милосердие к падшим, боязнь дурной славы, желание уважения и тому подобное. С другой стороны, последними отбросами простого люда считай те движения души, которые весьма сильно расходятся с установлениями разума и нисходят до низости скотского состояния. Это - похоть, роскошь, зависть и подобные им хвори души, которых, вроде грязных рабов и нечестных колодников, надо всех принуждать к одному: чтобы, если могут, выполняли дело и урок, заданный господином, или, по крайней мере, не причиняли явного зла»[225, С.111-114].
Художественно-философская мысль эпохи Возрождения, выраженная в произведениях Данте, Микеланджело, Шекспира и др., выдвигает проблему образа жизни, достойной человека, на одно из главных мест. Так, идея ада у Данте - это идея ответственности человека за свои поступки, действия, за свою жизнь. Интерес поэта сосредоточен на земном мире, на жизненных, злободневных проблемах реальной жизни. Фантастическое путешествие по загробному миру было лишь способом «возвыситься над повседневной былью». За формальным признанием подвластности людей божественному произволу скрывается программа преобразующей деятельности людей как хозяев собственной судьбы. Аскетическая идеология средневековья отворачивалась от мира как от юдоли греха. Данте же, напротив, радуется реальному, земному миру, любуется им, он любит его, для него высшая ценность, какой обладает человек, есть жизнь, свободная, справедливая, разумная, достойная.
Вы созданы не для животной доли,
Но к доблести и к знанию рождены! [287, С.7-9,20].
Искания научной мысли образа достойной жизни оказываются достаточно тесно связанными с конкретной жизнью общества. Идеал поведения берется из жизни - и в каждой более или менее значительной социальной группе он свой: герой в античности, «рыцарь без страха и упрека» и святой - в средние века, «человек, который сам себя сделал» - и в эпоху Возрождения, и во времена Просвещения [86, С.17-18].
Интересна трактовка идеального образа добродетельной матери в немецкой педагогике в период с XIV до конца XVIII века. В отличие от средних веков, когда воспитание девочек, особенно из непривилегированных сословий, ограничивалось приучением вести хозяйство, обучением рукоделию и религиозным наставлениям, важными для добродетельной матери становятся как её общая осведомленность в области музыки, литературы, искусства, иностранных языков, хорошая выносливость, здоровье, так и внешняя привлекательность. Как от жены от нее теперь требовались желание доставлять мужу радость и проявлять любовь к мужу. Функция женщины как матери в эпоху Просвещения стала гораздо шире, включая в себя не только заботу о детях, обладание воспитательными навыками, но и эмоциональную привязанность, любовь как новые составляющие материнства [95].
Великие мыслители гуманисты XVII-XVIII вв. (Вольтер, К.А.Гельвеций, Т. Гоббс, Б. Паскаль, Ж. Ж. Руссо, Ф. Шлегель, Ф.В.Шеллинг и др.), будучи одновременно философами, психологами и педагогами, считали, что существует связь между природой человека и нормами человеческой жизни. Они говорили, что социальный характер человека обусловлен, прежде всего, образом жизни, который принят в данном обществе. Стремление к жизни, внутреннему росту и реализации всех своих способностей в соответствии с обретенным смыслом жизни превращает биологическую единицу в человека. Именно на этом внутреннем свойстве, присущим именно человеку, подчеркивали они, основано неотъемлемое и законное право человека на свободу и счастье.
В XIX веке Н.И. Пирогов в своей работе «Вопросы жизни» [194] ставит в качестве важнейшей задачи образования рассмотрение вопросов жизни, делает попытку научно обосновать принципы общечеловеческого образования. По мнению Пирогова, воспитание должно «вкладывать нам в рот ответы» на главные вопросы жизни: «В чем состоит цель нашей жизни? Какое наше назначение? К чему мы призваны? Чего должны искать мы?»
Пирогов полагал, что подобная постановка цели воспитания требует таланта, проницательности и добросовестности воспитателей, а число подобных работников не соответствует массе людей, требующих воспитания. Отсюда необходима серьезная работа по профессиональной подготовке специалистов для осуществления подобного общечеловеческого воспитания.
Главная же беда и причина всех проблем воспитания заключается в том, что самые существенные основы подобного воспитания находятся в совершенном разладе с направлением, которому следует общество. Пирогов отмечает, что в явном противоречии с духовной жизненной ориентацией на добро, истину, красоту в современном ему обществе во всех проявлениях практической и умственной жизни наблюдается «резко выраженное, материальное, почти торговое стремление, основанием которому служит идея о счастье через наслаждения». Несомненно, современное общество имеет немногим отличающиеся приоритеты.
«Реальная школа имеет преимущественно целью практическое образование, не может в то же время сосредоточить свою деятельность на приготовлении нравственной стороны ребенка к той борьбе, которая предстоит ему впоследствии при вступлении свет. Все внимание воспитателей обращается преимущественно на достижение главной, ближайшей цели: они заботятся о том, чтобы не пропустить времени и не опоздать с практическим образованием. Курсы и сроки учения определены. Будущая карьера резко обозначена. Сам воспитанник, подстрекаемый примером сверстников, только в том и полагает всю свою работу: как бы скорее выступить на практическое поприще, где воображение ему представляет служебные награды, корысть и другие идеалы окружающего его общества»[194, С.37].
Нельзя не согласиться с Пироговым, когда он призывает не спешить с «прикладной реальностью», имея в виду знания для выстраивания карьеры, а дать время и средства созреть и окрепнуть внутреннему духовному человеку, чтобы он смог подчинить себе наружного, обуреваемого страстями и материальными потребностями. Управляемый духовными устремлениями, «внешний человек, может быть, будет не так ловок, не так сговорчив и уклончив, как воспитанники практического образования, но, зато на него можно будет вернее положиться, он не за свое не возьмется"[194, С.37]. У общества в этом случае будут и солдаты, и моряки, и юристы, и деловые люди, а главное, у общества будут люди и граждане.
Кризис нравственности, проявившийся в потере высших мировоззренческих ориентиров, способствовал тому, что на рубеже XIX-XX веков сначала в философии, а затем психологии выделяется особое направление, проявляющее главный интерес к проблемам человеческого существования и стремящееся рассматривать человека как субъекта собственной жизни. Благодаря трудам Ф. Ницше, К. Ясперса, Н.А.Бердяева, Ж.П. Сартра, М. Хайдеггера, Э. Фромма, П. Тейяр де Шардена, С. Л. Франка, А. Швейцера и др. рождается экзистенциальная философия и психология как способ реализации гуманистической направленности обеих наук. В 1874 году выдающийся философ В.С. Соловьев, размышляя над ростом числа самоубийств, отмечал, что самоубийства не могут быть удовлетворительно объяснены из одних внешних частных причин. Сокровища непосредственной жизни имеют цену лишь тогда, когда за ними таится безусловное содержание, когда над ними стоит безусловная цель. Если же это содержание, эта цель перестали существовать для человека, а интересы материальной жизни обнаружили между тем свое ничтожество, то понятно, что ничего не остается, кроме самоубийства или «бегства от жизни» с помощью наркомании, алкоголизма, преступления. В.С. Соловьев приходит к выводу о том, что «безусловно необходимы для жизни человеческой убеждения и воззрения высшего порядка, т. е. такие, что решали бы существенные вопросы ума, вопросы об истине сущего, о смысле или разуме явлений, и вместе с тем удовлетворяли бы высшим требованиям воли, ставя безусловную цель для хотения, определяя верховную норму деятельности, давая внутреннее содержание всей жизни» [260, С.16-17]. Подобная же мысль звучит и у Виктора Франкла, когда он говорит: «Человек - это больше, чем психика, человек - это дух».
В истории науки вопрос общего представления о жизни раскрывали через такие понятия, как содержание жизни, смысл жизни, нередко его переносили в плоскость счастья жизни. В 60-70-х годах ХХ века, когда в контексте идеологической борьбы все чаще стал употребляться как самодостаточный термин «социалистический образ жизни», категория образа жизни вводится в научный оборот и определяется в зависимости от философского, социологического или любого другого «отраслевого» подхода.
Трактуя образ жизни именно как социалистический, большинство исследователей понимали его, исходя из существующих нормативных моделей социализма, как должной (а не реально имеющейся) социальной действительности, прежде всего как антипод «всего буржуазного» и характеризовали его через «эмпирически обосновываемые» черты-признаки: коллективистский, трудовой, интернационалистский и т.п. образ жизни [171]. Драматизм ситуации заключался в том, что, дав толчок определенного рода исследованиям, идеология исказила реально возникшие социологические проблемы, заблокировала исследование онтологических структур обыденной жизни людей в ее целостности [50, С.715-717]. Однако в этот период, когда образ жизни понимался как непосредственная эмпирическая фиксация наличной жизнедеятельности людей, проблема формирования данного феномена у школьников широко изучалась и разрабатывалась как в теории, так и в школьной практике.