Диссертация (1098035), страница 45
Текст из файла (страница 45)
758 Конспект письма М.И.Цветаевой Б.Л.Пастернаку <13 октября 1927 г.>// Марина Цветаева. Неизданное. Сводные тетради. С.401.
759 6 октября 1927// Там же. С.357.
760 Письмо М.И.Цветаевой от 29 сентября—2 октября 1927// Марина Цветаева. Борис Пастернак. Души начинают видеть. Письма 1922-1936 годов. М., 2004. С.391.
письмом Пастернаку. В конце октября 1927 г. Цветаева писала Пастернаку:
«Сувчинский пять дней носил в сердечном кармане (сердечной сумке!) – как не то соблазн, не то раскаяние – письмо к тебе, все не решаясь, которое отправил только после моего утверждения, что ты все равно поймешь другое» 761. В письме Сучинского содержался едва ли не самый глубокий и созвучный Пастернаку отзыв на «905-й год»: «Целую неделю живу под знаком Вашего “1905 года”. <…> Ваш “1905”, конечно, второй “Медный всадник”, вернее сказать, что и тут, и там выражено то, что я бы назвал русским светопреставлением. А.Блок в “Двенадцати” только метнулся к выражению того же самого, но — не осилил. Если бы Вы знали, до какой степени я со-чувствую Вам в ощущении “нашего детства” и “юности наших учителей”!» И далее: «Наше и всеобщее русское созревание далось в страшных муках, но как хорошо, что мы наконец взрослые. Вы, конечно, первый взрослый поэт. <…> Вы <…>, когда обращаетесь к прошлому,
<…> отражаете его с некоторой горечью настоящей зрелости и мудрости, переходящей иногда в очень глубокую иронию, но не иронию высмеивания, а сострадательного понимания» 762. Собственно, отзывы более восторженные, степени более превосходные Пастернак уже слышал в свой адрес из-за границы. Так, совсем недавно Святополк-Мирский написал ему: «... Такого поэта, как Вы, у нас в России не было со времени золотого века, а в Европе сейчас может быть спор только между Вами и Т.С.Элиотом» 763. Но голос Сувчинского был фактически первый голос из эмигрантской среды, явственно сообщивший Пастернаку о полном и адекватном понимании его поэзии. И поэт мгновенно заговорил с ним на одном языке: «Сейчас мне кажется, что я остаюсь Вашим должником по вопросу о взрослости, т.е. что, принадлежи мне сейчас время хоть скромною долей, я написал бы Вам о том, каким прагматическим,
761 Там же. С.423.
762 Письмо П.П.Сувчинского от 23 октября 1927 года// «Первый взрослый поэт»: Из переписки Пастернака и Сувчинского// Литературное обозрение. М., 1990, №12. С.100-101.
763 Письмо Д.П. Святополка-Мирского Б.Л.Пастернаку от 8 января 1927 г.// Slavica Hierosolymitana, 1981,
№5/6. С.536.
осязательным и удобообсудимым содержанием я наполняю это Ваше, до крайности мне близкое и много говорящее понятие» 764.
Несколько критических статей о «905-м годе» принадлежали перу Д.П.Святополка-Мирского, скрупулезно отслеживающего все последние публикации Пастернака в советской России и, очевидно, явившегося инициатором перепечатки отрывка «Потемкин» из «Нового мира» в 1-ой книге «Верст» за 1926 г. Рецензируя этот номер «Нового мира», Мирский намеренно пропускает Пастернака ради конечного pointe: «Некоторые страницы “Нового мира” войдут в историю литературы: Борис Пастернак» 765. Эта лаконичная формула впоследствии будет повторяться и варьироваться ее автором. Так, свою статью о Пастернаке в 3-ьем номере
«Верст» за 1928 г. Мирский закончит следующим образом: «Все узлы до- революционной русской традиции сошлись теперь в поэте, который исходная точка всех будущих русских традиций» 766. (Ср. с общим местом статей Ходасевича о Пастернаке и футуризме, где он противопоставляет
«метафорическую муть» пушкинской традиции). Возможно, эти утверждения Мирского провоцировали полемические выпады Вейдле в адрес Пастернака: талант «не мешает Пастернаку вызывать подражания, поверхностные моды, подрывать глубокие традиции», «судьбе его мы не можем придавать слишком большого сверхличного значения, да и самая судьба эта еще темна» 767. Ср. с выводами знаменитой статьи Вейдле
«Владислав Ходасевич» о «совершенно особом отношении, в котором находятся стихи Ходасевича ко всему прошлому русского стиха» 768.
Мирский оценил «905-й год» чрезвычайно высоко, как «самую значительную вещь, написанную за последние годы в России» 769. Он положительно отметил именно стремление Пастернака к крупной
764 Письмо Пастернака П.П,Сувчинскому от 31 октября 1927 года// «Первый взрослый поэт»: Из переписки Пастернака и Сувчинского// Литературное обозрение. М., 1990, №12. С.101.
765 Версты, 1926. №1. С.229.
766 Святополк-Мирский Д.П. “1905 год” Бориса Пастернака// Версты, 1928, №3. С.154. 767 Вейдле В.В.Стихи и проза Пастернака// Современные записки, 1928. №36. С.470. 768 Вейдле В.В. Владислав Ходасевич// Современные записки, 1928, №34. С.453.
769 Святополк-Мирский Д.П. (Д.Р.) Борис Пастернак. 1905 год. Рецензия// Воля России, 1928, №1. С.170.
эпической форме: «После четырех книг лирических стихов <…> Б.Пастернак настойчиво пробивается в эпос» 770. Мирский представляет поэму не случайным набором удачных лирических фрагментов, а единым целым, которое только и существенно в «этой могущественной поэме о Революции, с ее широким историческим захватом с величественным движением» 771.
Предваряя отзыв Мирского на революционные поэмы, Цветаева сообщала Пастернаку: «Святополк-Мирский сам тебе напишет <…>. Пока
– одну его фразу: “У меня впечатление что это насилие. Как и Спекторский впрочем” (которого очень любит). [“Родился человек лириком, а эпос не дает спать”]» 772. Ко времени написания рецензии Святополк-Мирский, видимо, справился со своим первым впечатлением. Сравнение с лирическими книгами Пастернака он считает попросту неуместным (вспомним цветаевское стремление отодвинуть Пастернака от эпоса: «Ты лирик, Борис, каких свет не видывал и Бог не создавал» 773), поскольку «для себя и для будущего поэты никогда не застывают, и каждое осуществление тем самым исключает возможность повторения» 774. Опираясь на цветаевскую метафору: «Сестра моя жизнь» – ливень, Мирский выводит новую формулу: «905-й год» – море. Это море не столько реальное, сколько тоже метафорическое: море истории. Эти два образа в творческом развитии Пастернака обозначают его рост от лирики к эпосу. «Пастернак с исключительной непосредственностью чувствует непрерывно-разный поток времени и непрерывно-разную ткань пространства» 775. Об органическом историзме Пастернака Д.П.Святополк-Мирский рассуждает в личном письме поэту: «В Вашем 1905 году меня поражает именно глубинный историзм, так сказать, вкус и цвет времени. Я этого не
770 Там же. С.168.
771 Святополк-Мирский Д.П. “1905 год” Бориса Пастернака// Версты, 1928, №3. С.150.
772 Письмо М.И.Цветаевой Б.Л.Пастернаку от 4 августа 1926// Марина Цветаева. Борис Пастернак. Души начинают видеть. Письма 1922-1936 годов. М., 2004. С.264.
773 Там же.
774 Святополк-Мирский Д.П. «1905 год» Бориса Пастернака// Версты, 1928. №3. С.130.
775 Там же.
чувствовал в Сестре моей Жизни, где слишком сильно динамическое начало, дробящее и воссоздающее реальность. Но мне кажется, что уже в Детстве Люверс есть какой-то дальний, но совершенно ясный план историзма» 776.
Однако, несмотря на отчетливое противопоставление эпоса «Сестре моей жизни», Святополк-Мирский придает эпическое звучание поэтической биографии Пастернака, в которой революционная тема уже не раз звучала: «Не даром “Сестра моя жизнь” писалась летом 1917 года. Но и в более узком смысле тема истории и Революции имеет свою традицию у Пастернака – “Кремль в буран конца 1918 года”, “Матрос в Москве”, “Высокая болезнь”, “Воздушные пути” – подводят к “1905 году”. В них онтологическая революционность поэта сливается в одно русло с исторической революционностью эпохи» 777. Заметим в скобках, что аналогичную революционную биографию приписывали Пастернаку и советские критики, желавшие выявить преемственную связь «905-го года» с его лирическими книгами (В.А.Красильников). Мирский делает это, конечно, иначе: он отмечает онтологическую прирожденную революционность Пастернака, о которой писала в свое время и Цветаева в
«Световом ливне». Благодаря этому качеству пастернаковской поэзии, в ней воедино сливаются три плана – личный, исторический и космический.
Поэма «905-й год» – это овладение историей через мелкие наблюдения, детали, личный опыт. В этом смысле критика особенно поражает глава «Отцы» с ее «острым историзмом» и «чувством преемства». Единый стихотворный размер поэмы создает впечатление
«стихийного, мореподобного движения истории» 778. «Лейтенант Шмидт» производит совершенно иное впечатление – здесь нет никакого величественного движения, наоборот «пересечение энергий». Вся история
776 Письмо Д.П.Святополка-Мирского Б.Л.Пастернаку от 14 июня 1927// Б.Пастернак: Pro et contra. СПб., 2012. С.289.
777 Святополк-Мирский Д.П. «1905 год» Бориса Пастернака// Версты, 1928. №3. С.131.
778 Там же.
кристаллизуется здесь в личности Шмидта, специально представленной в негероическом, а личном ключе. Мирский останавливает внимание на письмах Шмидта, которые, по свидетельству Цветаевой, ему тоже не нравились при первом чтении поэмы. Однако теперь критик находит объяснение их видимой слабости: «…Только на фоне целого самая эта слабость получает свой смысл. Шмидт не более, как буер в бурю. За ним стоит коллективный герой – Верста матросских подбородков. А за матросами – море и история. Но мотив безнадежной преждевременности господствует…» 779. Особую поэтическую силу Мирский признает за последней, третьей частью «Лейтенанта Шмидта», в которой раскрыта тема поражения старой народовольческой революции. Лиризм последних сцен поэмы не уступает по степени воздействия лиризму «Сестры моей жизни» или «Тем и вариаций». В письме Пастернаку Святополк-Мирский свидетельствует о том впечатлении, которое оказала на него сцена суда:
«Но на днях М<арина> Ив<ановна> мне читала конец Шмидта (суд), который произвел на меня сильнейшее действие и показался одним из Ваших высочайших достижений» 780.
В Пастернаке Мирский видит слияние двух великих традиций русской поэзии: элегической традиции Тютчева-Фета-Анненского и посленеркасовской традиции жертвенной революционности. Только в творчестве великого поэта-реформатора эти линии могли соединиться.
Прочитав статью Мирского, посвященную его книге поэм, Пастернак написал Цветаевой следующее: «Пробежал конечно и статью Дм<итрия> Петр<ови>ча <…>Все его статьи всегда меня восхищали… Он их писал сам, без всякой помехи. Статью же о “Годе” скомкал ему я. Вот как это случилось. Осенью я написал ему, что он единственный человек, чье мненье об этой черно-красной книжке станет и моим собственным, и прекратит мои колебанья в отношеньи ее. Я и сейчас держусь такого
779 Там же. С.132.
780 Письмо Д.П.Святополка-Мирского Б.Л.Пастернаку от 2 августа 1927// Б.Пастернак: Pro et contra. СПб., 2012. С.289-290.
взгляда на его мненье насчет этой контекстово-водопроводческой, исторической, адовой, уродливо мужской работы. Но именно эти мои слова вероятно и связали его, не в мысли, так в эмоции. Вероятно, он писал ее, боясь не додать в чувстве, то есть все ему казалось недостаточным после моего заявленья, которое на него действовало (и его отвлекало), как доверчиво протянутая рука. Вся статья хороша, тонка в разборе и констатациях, вся сплошь преувеличенно незаслужена, но есть четыре слова, в нестерпимости которых нельзя винить его, потому что в них-то и сказалась аффектация (даже и стилистическая), повод к которой подал я своею несчастной фразой. <…> Эти 4 слова, как ты догадываешься, в последнем абзаце. “Великий революционер и преобразователь русской поэзии”» 781. Скромность Пастернака, его уверенность в собственном влиянии на мнение критика, его страстное желание объективности в оценках все же не может служить свидетельством неискренности Святополка-Мирского, отношение которого к творчеству Пастернака легко оценить по письмам. В ответ на сомнения Пастернака он писал: «Вы в свое время не очень верили моей любви к 1905 году. С тех пор месяцами я не расставался с этой книгой, а особенно первая часть (Отцы) сделалась для меня “вечным спутником”» 782.
Книга Пастернака «905-й год» еще раз обозначила позиции двух лагерей русской эмиграции, для которых Пастернак с начала 20-х годов был яблоком раздора, – тем острее, что теперь темой обсуждения становятся революционные поэмы. Спектр отрицательных оценок творчества Пастернака зарубежной критикой конца 1920-х гг. сводился к нескольким традиционным пунктам: затемненность смысла, повышенная метафоричность, ошибки языка. Ничего принципиально нового по сравнению с 1923 г. изобретено не было. В статьях, авторы которых отвлекались от журнальной полемики и идеологических предпочтений и
781 Письмо М.И.Цветаевой от 10 января 1928// Марина Цветаева. Борис Пастернак. Души начинают видеть. Письма 1922-1936 годов. М., 2004. С.461.
782 Письмо Д.П.Святополка-Мирского Б.Л.Пастернаку от 05 сентября 1927// Б.Пастернак: Pro et contra. СПб., 2012. С.290.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
