Кортунов С.В. - Современная внешняя политика России (стратегия избирательной вовлечённости) (1094457), страница 33
Текст из файла (страница 33)
Итак, М.Саакашвили занял пост президента в результате выборов, которые бывшие автономии бывшей Грузинской ССР не признали. И если новые лидеры Грузии на это закрывали глаза, значит, они сами де-факто отделили автономии от территории Грузии: таковые стали уже не «мятежными республиками», а независимыми государствами. Нельзя было назначать выборы на пост высшего руководителя страны, не договорившись о проведении таковых на всей территории бывшей Грузинской ССР. И уже после 4 января 2004 г. махать кулаками было уже поздно: выбранный в Тбилиси президент не был признан ни в Абхазии, ни в Южной Осетии. И если до выборов президента военные операции Центра против «мятежной» периферии (при всей физической невозможности их осуществить) все же могли иметь хотя бы видимость легитимности (Центр «усмиряет» мятежников–сепаратистов), то после них уже никто – ни Европа, ни США, ни ООН, ни ОБСЕ, ни одна другая организация – уже не вправе согласиться с «законностью» возможных военных действий Тбилиси против уже де-факто независимых государств.
Могут сказать: а как же Чечня? Ведь и она не признала результатов президентских выборов в России в 1996 и в 2004 гг. Историческим фактом, однако, является то, что Россия, пусть и кровавым путем, но усмирила-таки свою мятежную республику, кстати говоря, дорого заплатив за это и чисто экономически: она и сегодня находится на полном иждивении России. Грузия этого сделать не смогла и не захотела.
Уместно заметить, что некоторые грузинские политические круги все эти годы старались использовать Россию в качестве дубинки для подавления «сепаратистов» в Грузии шантажируя ее чеченской проблемой. Одновременно России навязывалась по большому счету надуманная проблема сохранения ее территориальной целостности с требованием неадекватного участия в подавлении транснационального терроризма. Однако перейти к более жесткой политике России в 2000-2008 гг. не давали прежде всего «чеченские путы» и то, что она поддавалась шантажу тех, кто грозил ей якобы неминуемым распадом при любом изменении ныне существующих границ (на деле многократно подвергавшихся изменениям и после распада СССР). Между тем, Россия после урегулировании ситуации на Северном Кавказе, включая Чечню, могла бы возвратить в свое лоно Абхазию и Южную Осетию. Это одновременно послужило бы реальному уменьшению опасности транснационального терроризма, дало бы России право и возможность открыто и с принципиальных позиций разрешать военные конфликты на постсоветском пространстве, с большей интенсивностью участвовать вместе с США и другими великими странами в формировании нового мирового порядка.
Наивны расчеты грузинских политиков на американцев (с их двойными стандартами), которые, разумеется, никогда не смогут, а главное, вряд ли захотят военной силой загонять автономии под знамена М.Саакашвили. Более того, когда американцы окончательно убедятся, что с действиями этого лидера отнюдь не связаны стабилизация ситуации в Грузии и установление мира в регионе, то они, не колеблясь, отступятся от него. Для американцев главное – обеспечить стабильность в регионе и тем самым стабильность поставок нефти по трубопроводу Баку-Джейхан. Поддерживая М.Саакашвили, они совершили крупный просчет. Ибо М.Саакашвили обещал восстановить «территориальную целостность» бывшей советской республики «любым возможным путем». Но из всех путей он выбрал только один – военно-силовой. Но он-то как раз и провалился в 2008 г.
После военного конфликта в августе 2008 г. положение дел следующее: Грузии как территориально-целостного государственного образования в бывших советских границах не существует. Москва признала независимость Абхазии и Южной Осетии, посрамив тех грузинских и западных политиков, которые до этого спекулировали на тему намерения России «аннексировать» эти территории. Как разъяснил Президент России Д.Медведев, это был единственный способ обеспечить выживание абхазского и юго-осетинского народов в условиях, когда Грузия при покровительстве США и некоторых европейских стран попыталась вернуть свои бывшие автономии любым путем, включая физическое уничтожение абхазов и осетин.
После событий лета 2008 г. настаивать на «территориальной целостности» Грузии, выделившейся из состава СССР в географической конфигурации Грузинской ССР, по меньшей мере, было бы не честно и не справедливо по отношению к абхазам и осетинам, которые «грузинами» себя никогда не считали (они могли считать себя советскими людьми и то, как оказалось временно, но грузинами – никогда: такой «новой исторической общности» в рамках Грузинской ССР грузины не смогли или не успели создать). Отвернуться от Абхазии и Южной Осетии Россия сегодня уже не может, хотя бы по гуманитарным соображениям. Понятно, что существовать как самостоятельные государства ни Южная Осетия, ни Абхазия без мощной экономической, военной и политической поддержки России не могут.
У грузин (тех, которые считают себя грузинами) был теоретический шанс после распада СССР создать на базе Грузинской ССР демократическую федеративную республику. Однако у грузинской политической элиты господствовала «мини-имперская» идеология шовиниста З.Гамсахурдии (настораживает, что именно режим М.Саакашвили реабилитировал этого махрового грузинского националиста): «Грузия – для грузин», которая и привела к неминуемому распаду искусственно созданной и насильственно удерживаемой советской республики, функционировавшей только в условиях тоталитарной советской системы. В любом случае очевидно: если Грузия и Южная Осетия – не части России, то с какой стати им было становиться частями Грузии? Требуемая, например, Абхазией в 1992-2008 гг. равносубъектность с Грузией было нечем иным, как уступкой со стороны Абхазии. В конце концов, если исходить из некогда существовавшего «Закона о порядке выхода союзной республики из состава СССР», то Абхазия просто могла бы воссоединиться с Россией безо всяких там «равносубъектных переговоров» с Тбилиси. Поэтому Россия не могла потакать насильственному поглощению Грузией Абхазии (и Южной Осетии). Это было бы грубейшим нарушением международного права.
Поэтому возвращение ныне всех желающих под защиту России хотя бы в качестве независимых государств (а затем, возможно, и в качестве автономных частей Российской Федерации), возвратившейся к своей растоптанной коммунистами освободительной, цивилизаторской миссии, не только справедливый, но и естественный шаг и для них, и для России. Конечно, желательно было заранее договориться об этом с ООН и ОБСЕ, а главное – с США. Но даже если по каким-то причинам (в том числе и по вине нашей дипломатии) этого сделать сейчас не удалось, все равно обеспечивать стабильность на Кавказе, кроме России, пока больше некому. Да и нет другой страны, которая в такой стабильности была бы заинтересована больше, чем сама Россия. А прочный мир и долгосрочная стабильность возможны только в условиях соблюдения прав народов, установления демократических режимов и восстановления исторической справедливости.
Завершая данную главу, хотелось бы высказать несколько обобщающих тезисов.
Первое. Российский политический класс должен, наконец, признать, что наша внешняя политика на направлении СНГ в 1991-2008 гг. потерпела сокрушительное поражение. Ни одна из стратегических целей, которые были поставлены в эти годы, не была достигнута. Ни одна задача не была решена. Ни одного дееспособного института, будь то в экономической, политической или военной сфере, создано не было.
Второе. Политической воли и экономических ресурсов для форсирования интеграционных процессов на постсоветском пространстве ни у одной страны, включая Россию, сегодня нет. Идея доминирования России на постсоветском пространстве, которая могла бы сплотить российскую элиту, на данном этапе не работает. Не работает и такой имперский эвфемизм, как «либеральная империя», о котором в свое время говорил А.Чубайс: в этой парадигме Россия становится лишь второстепенной частью большого западного либерального проекта, т.е. периферией Запада, которая на постсоветском пространстве никому не интересна.
Третье. Проводить историческую аналогию с быстрой реинтеграцией Российской империи большевиками после 1917 г., как это делают наши коммунисты и «державники», некорректно и контрпродуктивно. И дело здесь не в ограниченных ресурсах современной России и не во внешнем факторе. Россия в 1917 г. находилась в состоянии полной разрухи, оно была неизмеримо более слабой, чем Советский Союз в 1991 г. Да и внешний фактор действовал тогда гораздо мощнее и консолидированнее. Против Советской России боролась Германия, Британская империя, Франция, США. Но в те времена большевики собрали имперские земли сравнительно легко и быстро, как бы не заметив этой чудовищно мощной антисоветской коалиции (хотя, конечно, в борьбу с ней пришлось вложить немало ресурсов, в том числе и человеческих). Главная же причина успешной и быстрой реинтеграции состояла в том, что Красная Армия несла тогда на своих штыках идею социальной справедливости – этой новой религии начала ХХ века. Большевики, если угодно, использовали тогда самую передовую политическую технологию своего времени.
Четвертое. Наша элита ничего подобного предложить своим соседям не смогла. Интегративная идеология, без которой никакая интеграция немыслима и невозможна, создана не была. Соответственно, не было выдвинуто ни одной сколько-нибудь продуктивной объединяющей идеи, кроме абстрактного слогана «великая Россия». Привлекательная модель экономического развития, соответствующая реалиям и императивам ХХI века, Россия не создала. Без всего этого рассчитывать на то, что наши дальнейшие усилия, направленные на активизацию интеграционных процессов на постсоветском пространстве, увенчаются успехом, абсолютно нереалистично.
Пятое. Нельзя навязывать нашим соседям ложный выбор: Россия или Европа. В этом случае, как показали 1991-2008 гг., нашу политику они начинают воспринимать однозначно: «Не пустить Украину, Грузию, Молдавию в Европу». Это продуцирует у них потребительскую по отношению к России идеологию и стремление выторговать у нее дополнительные экономические преференции в обмен на отказ (на деле лишь декларативный) от прозападной ориентации. Ложный выбор – или Россия или Европа – должен быть срочно заменен на парадигму – и Россия, и Европа. Только в этом случае мы можем рассчитывать на то, что наши позиции на постсоветском пространстве и остающиеся еще симпатии по отношению к России у народов и элит новых независимых государств сохранятся.
Шестое. Наш главный политический капитал, главный ресурс интеграции – это память народов о совместной жизни в едином государстве. К сожалению, этот ресурс мы собственными руками уже во многом растратили и уничтожили. Он будет окончательно растрачен. Он станет достоянием прошлого после ухода с исторической сцены нынешнего поколения людей. Через 10 лет на смену ему придут уже совсем другие люди, не имеющие в своей памяти представления о совместном проживании в одном государстве, в котором не все было так плохо, как говорят наши псевдолибералы. И тогда интеграционные процессы на постсоветском пространстве, скорее всего, станут уже невозможными.
Седьмое. На данном этапе, пока реальные интеграционные процессы невозможны, следует оставить прекраснодушные заявления о «дружбе народов», оставить иллюзии относительно реальности создания интегративных механизмов и организаций общего характера, которые ничего, кроме убытков и дальнейшего ущерба политической репутации России в мире не приносят, и выстраивать с нашими соседями двусторонние отношения на строго прагматической основе (что означает, в частности, перевод наших торговых отношений с ними на мировые цены), соответствующей нашим национальным интересам. А самое главное – четко сформулировать национальную стратегию инновационного развития, в случае успеха реализации которой Россия однажды станет привлекательной для всех новых независимых государств. Только тогда Россия будет иметь моральное право и практическую возможность создавать союзы на постсоветском пространстве.
11. Диаспоральная политика России
К внешней политике России, вне всякого сомнения, относится вопрос о российской диаспоральной политике. В начале 1990-х годов Россия в одночасье стала обладательницей крупнейшей (после китайской) мировой диаспоры. Причем наши соотечественники никогда не ощущали себя таковой, поскольку жили в единой стране, где русские являлись доминирующим и государствообразующим этносом. Столкнувшись с открытой или закамуфлированной дискриминацией, многие предпочли интеграции, адаптации к новым, зачастую явно некомфортным реалиям стран проживания, возвращение на историческую родину. Значительная часть соотечественников до сих пор пребывает в этой стадии латентной миграции и намерена, в случае резкого ухудшения обстановки в местах нынешнего проживания, их покинуть. Под действием указанных факторов российская диаспора ближнего зарубежья до сих пор не стала диаспорой в том терминологическом смысле, который традиционно принимается в мировой науке (и, добавим, мировой политике).
В социокультурном плане абсолютно правомерно говорить о России во всех республиках бывшего СССР без исключения. Речь идет о десятках миллионов русских плюс весьма большого числа нерусских, остающихся в российском цивилизационном поле. Россия является единственным гарантом прав этих людей, защита которых не является рецидивом «империализма», поскольку она не препятствует нормальным и естественным политическим, экономическим, культурным и иным контактам новых субъектов международных отношений со всем миром. Такая политика будет означать лишь четкое осознание Россией своей роли в мире и в судьбе соотечественников, не по своей воле оказавшихся на чужбине. Наша страна имеет полное моральное, политическое и юридическое право и обязана защищать интересы расчлененного русского народа и всех тех, кто сохраняет к России отношение как к своей Родине и связывает с ней свою судьбу. Возникает также задача содействия обеспечению прав и интересов русских, а также представителей иных национальностей для которых русский язык и русская культура являются родными. За всех этих людей Российская Федерация несет моральную ответственность.
С точки зрения долгосрочных российских интересов массовая миграция соотечественников в Россию нецелесообразна. Их отъезд из мест своего проживания означал бы разрушение единого социокультурного пространства. Подобная ситуация вступает в очевидное противоречие с интересами нашей страны. Россия объективно заинтересована в наличии по периметру собственных границ сильной, консолидированной, политически, экономически и социально активной, сохраняющей и воспроизводящей российскую этнокультурную самобытность, поддерживающей всесторонние связи с исторической родиной диаспоры. Только такая диаспора являлась бы не просто реципиентом материальной помощи и источником дополнительных раздражителей в двусторонних отношениях с ближайшими соседями, но и — в полном соответствии с общепринятой мировой практикой — серьезным подспорьем, катализатором развития трансграничного торгово-экономического, гуманитарного, а может быть и политического сотрудничества. Вместе с тем, Россия должна быть готова к приему всех соотечественников, которые пожелают приехать, с предоставлением им материальных и юридических льгот.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
