Рубинштейн (1000003), страница 121

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 121)

чтобы уничтожить их, и последовавшие его примеру Шевчук и И. Черных, 28

панфиловцев, 16 гвардейцев во главе с В. Д. Кочетковым, 12 краснофлотцев

во главе с Трушкиным, краснофлотец М. А. Паниках, который, превратившись

в пылающий факел, сжег в объявшем его пламени немецкий танк,

красноармеец Гладкобородов, собственным телом закрывший амбразуру

вражеского дзота, огонь которого не давал двигаться вперед нашей пехоте, и

столько других всем памятны. Их подвиги войдут в историю более славные,

чем подвиг Винкельрида '. Они станут легендарными Внутренние истоки

героического поведения людей раскрываются с потрясающей силой в

некоторых из эпизодов, которыми так богата история Великой Отечественной

войны. Таков, например, один эпизод Сталинградской эпопеи.

Это было в самые трудные дни обороны Сталинграда Волга насквозь

простреливалась немцами Доставка продовольствия и боеприпасов зажатой

тогда в тиски 62-й армии Сталин града была сопряжена с исключительными

трудностями "Однажды утром в Бекетовку -

---------------------------

' Арнольд Винкельрид - народный герой Швейцарии. По преданию, в

битве 1386 г при Земпахе ценою жизни обеспечил победу швейцарского

войска над войском австрийского герцога.

-------------------------------

Кировский район Сталинграда - приплыл плот. Его прибило к берегу,

и он спокойно остановился. Жители и красноармейцы бросились к нему и

застыли в тяжком молчании: на плоту лежали четыре человека - лейтенант и

три бойца. Люди и плот иссечены пулями. Один из четырех был еще жив. Не

открывая глаз и не шевелясь, он спросил:

- Который берег?.. Правый?

- Правый, - хором ответили красноармейцы.

- Стало быть, плот на месте, - сказал боец и умер". (Майор В.

Величко. Шестьдесят вторая армия. "Правда" 1943. 31 янв.)

Вот человек: жизнь уже покидает его, обескровленный мозг затухает;

сознание его мутнеет, он не осознает уже самых элементарных вещей - стоял

ли он с плотом на месте или двигался, и если двигался, то в каком

направлении его несло; но одна мысль, единственная освещенная точка среди

все уже заволакивающей тьмы, держится несокрушимо до самого конца:

"Разрешил ли я возложенную на меня задачу? Выполнил ли я свой долг?" И на

этой мысли - силой исходящего от нее напряжения - держится и с нею

кончается жизнь.

Этот случай не единичный. В эпизодах Великой Отечественной войны

имеются и другие, аналогичные. Таков, например, случай с капитаном

Яницким. Осколком снаряда ему отрывает левую руку, когда он ведет группу

наших самолетов на выполнение ответственного боевого задания. Он

продолжает вести самолет одной рукой. Лишь выполнив боевое задание и

положив машину на обратный курс, он передает управление штурману и, уже

лишаясь сознания, говорит: "Сажать буду сам... Слышишь?" Мысль об

ответственности за жизнь товарищей не покидает его и в этот момент. Когда

самолет стал делать вираж над аэродромом, летчик, которого штурман не

хотел тревожить (он был без сознания), очнулся. ""Товарищ Кочетов, почему

вы не выполнили приказание?" - тихо, но раздельно сказал он и снова взялся

за управление. Группа, как всегда, села образцово. Яницкого без сознания

вынесли из кабинки". (Б. Полевой. Небо Сталинграда. "Правда". 1942. 8 окт.)

И тут, как и там, мысль о долге, об ответственности, о задании - самая

прочная мысль в сознании, с нею оно пробуждается и гаснет.

Само единство общественно и личностно значимого, в силу которого

нормы общественной морали входят определяющим началом в мотивацию

поведения, порождая в психике человека реальные динамические тенденции

более или менее значительной действенной силы, может принимать

различные формы и разную степень взаимопроникновения.

Именно на этом основывается то различие, которое Г. В. Ф. Гегель

усматривал между добродетелью греков и римлян, между аретт и virtus. Для

римлянина, являющегося прежде всего гражданином своего великого города,

общественные нормы поведения возвышаются над ним, но их содержание все

же не противостоит ему, поскольку он сам осознает себя и выступает как

представитель римской государственности. Ее идеологическое содержание,

служащее мотивом его поведения, осознавалось им как его достояние, но все

же не как непосредственное выражение его индивидуальности, а лишь

постольку, поскольку сам он является представителем римской

государственности. Добродетель же грека (аретг) в героический период

греческой истории заключалась в том, что всеобщее моральное и личностное

переживалось как непосредственное единство, как целостное и единое

выражение его собственной индивидуальности. Усматривая в таком типе

мотивации существенную особенность героического характера, Гегель,

правильно в принципе отмечая историческую обусловленность внутреннего

строя личности общественными отношениями, относил такой героический

характер к породившему эпос догражданскому периоду истории. В

гражданском обществе, в "благоустроенном правовом государстве", по

мнению Гегеля, для него не остается места, поскольку здесь нормы,

регулирующие поведение индивида, даны индивиду извне. Гегель, правда,

вносит в это положение один корректив, замечая, что в эпохи революций,

когда рушатся установившиеся устои, снова открывается простор для

героической индивидуальности, в которой всеобщее и личностное находятся в

непосредственном единстве. Гегель со свойственной ему абсолютизацией

государства изменяет здесь своей диалектике. Он недооценивает того, что

борьба между передовым, только еще нарождающимся в общественном

сознании индивида и по существу уже отжившим и отмирающим, хотя и

прочно укоренившимся в позитивном праве и расхожей морали, проходит

через всю историю общества, принимая лишь более открытые и острые

формы в периоды общественных кризисов - гражданских воин и революции.

То обстоятельство, что нормы поведения индивида даны ему как

закрепленные во вне положения и силы, с которыми он должен считаться, с

одной стороны, ограничивает непосредственность у спонтанность его

морального сознания и поведения Но вместе с тем оно открывает для этой

непосредственности и спонтанности нравственного сознания личности новую

сферу действия. Поскольку в борьбе с так называемым позитивным правом и

расхожей моралью опережающий общество индивид иногда прокладывает

дорогу для нового права и новой, передовой нравственности, отжившее уже

государство оказывается чем-то партикулярным, связанным с особенностями

отжившего строя, пришедшим в разлад с истинным, передовым, моральным,

всеобщим, а индивид, отдельная личность выступает как единство

личностного и всеобщего (Здесь с особенной отчетливостью выявляется

неправомерность противопоставления личностного и всеобщего ) Поэтому и в

"благоустроенном правовом государстве" остается место - и дело - для

"героической индивидуальности", у которой всеобщее моральное содержание

является непосредственным источником (мотивом) личного поведения, и

мотивы личности имеют всеобщее, а не партикулярно-личностное значение.

Поэтому то, что Гегель внешне противопоставлял, относя к различным эпохам

истории, выступает в борьбе противоречивых тенденций и в рамках одной и

той же эпохи.

Психология обычно проходит мимо всех этих вопросов. Но понять

мотивацию человеческого поведения вне этих сложных взаимоотношений

личности, ее сознания и идеологии невозможно. Поэтому психология при

рассмотрении мотивации поведения должна включить их в это рассмотрение.

Глава XIII ДЕЙСТВИЕ

Специфически человеческое действие сформировалось в труде как акт

трудовой деятельности. Совокупность действий, выполняющих определенную

общественную функцию, составляет определенный вид трудовой

деятельности.

Так как трудовая деятельность - это всегда деятельность,

направленная на производство конкретного продукта, действие человека

всегда направлено на конкретный результат. Но одно и то же действие может

дать множество различных результатов; некоторые из них могут

непроизвольно и непреднамеренно воспоследовать из него, но, поскольку

деятельность человека, и прежде всего трудовая, является деятельностью

сознательной, какой-то из этих результатов является непосредственно

осознаваемой целью действующего субъекта. Сознательный,

целенаправленный характер человеческого действия является специфической

его чертой.

Однако, как ни существенна цель, одной ее для определения действия

недостаточно. Для осуществления цели необходим учет условий, в которых ее

предстоит реализовать. Соотношение цели с условиями определяет задачу,

которая должна быть разрешена действием. Целенаправленное человеческое

действие является по существу своему решением задачи. Отношение к этим

условиям, сочетаясь с отношением к цели, составляет внутреннее

психологическое содержание действия. Задача, в которой цель соотнесена с

условиями, определяющими ее осуществление, определяет психологическое

строение действия. Поскольку внутренние психические процессы у человека

обнаруживают то же строение, что и внешнее действие, есть все основания

говорить не только о внешнем, но и о внутреннем действии.

Достижение результата, составляющего цель конкретного действия,

может в силу своей сложности потребовать целого ряда актов, связанных друг

с другом определенным образом. Эти акты, или звенья, на которые

распадается действие, являются частичными действиями, или операциями.

Поскольку их результат не осознается как цель, они не являются

самостоятельными действиями; но в отличие от движений операции - не

просто механизмы, посредством которых осуществляются действия, а их

составные части.

Всякое действие, направляясь на определенную цель, исходит из тех

или иных побуждений. Более или менее адекватно осознанное побуждение

выступает как мотив. То или иное побуждение - потребность, интерес -

становится для человека мотивом действия через соотнесение его с целью, так

же как, с другой стороны, объект, на который направляется действие и

который побуждает к нему, становится целью действия через соотнесение с

мотивом. Мотивы поведения, как они осознаются действующим субъектом,

представляют собой отражение его побуждений, более или менее

опосредствованных господствующей идеологией, представлениями индивида

о должном и дозволенном.

Конкретная мотивация реального действия, исходя из соотношения

побуждения с целью, однако, никак не исчерпывается им. Она включает

осложняющее и видоизменяющее основной мотив отношение индивида к

реальным обстоятельствам той конкретной жизненной ситуации, в которой

должно быть осуществлено действие. Всегда более или менее многообразное

и часто противоречивое отношение к условиям действия, соотносясь с

отношением к цели, придает мотивации ее конкретность, жизненную

содержательность и порой противоречивость.

То, что в качестве предмета, становящегося затем целью деятельности,

побуждает человека к действию, должно быть значимо для него: именно

осуществляющееся в действии отношение к тому, что значимо для субъекта (и

что поэтому становится для него переживанием), является источником,

порождающим действие, - его мотивом и тем, что придает ему смысл для

субъекта. При этом личностная значимость той или иной возможной цели для

человека как существа общественного обусловлена и опосредована его

общественной значимостью. В каждом человеческом действии неизбежно

устанавливается то или иное отношение между общественно и личностно

значимым для человека. Предмет человеческого действия - это всегда

предмет, включенный в отношения между людьми. Отношения к предметам

- возможным целям его действий - неизбежно опосредованы у человека

общественными отношениями. Каждое предметное действие человека

Характеристики

Список файлов книги