Познание как именование

Познание как именование

Пытаясь осмыслить место современной науки в контексте именующей себя пост-христианской цивилизации следует, прежде всего, подчеркнуть, что возникновение рациональной науки, - науки как теоретической системы, методически изучающей тварное естество, а не просто суммы разрозненных знаний, перемешанных с неотрефлектированными мифологическими представлениями о мире, как то было в различных языческих культурах, - своими корнями уходит в христианскую традицию. Дело в том, что именно христианское понимание тварного мира позволяет рассматривать его как своего рода “лествицу” в процессе богопознания и богообщения, а потому является стимулом к познанию самого тварного естества[169]. Действительно, согласно библейскому повествованию мир сотворен Богом, т. е. не является ни иллюзией, не злом, но ???, ????? ??????? ... ????? ???w (Быт. 1, 31). Кроме того, в силу своей тварности, т. е. не-само-бытности, все творение со-причастно Божественному бытию и как бы несет в себе “отпечаток рук” Творца[170]. Наконец, факт боговоплощения придает веществу мира возможность о-по-средо-вать связь с Творцом[171]. Именно поэтому естественное созерцание - fushkhV fewriva, “рассматривание творений” – традиционно было одним из способов возвышения ума к Богу, ?????? ??? ???????? ???????? w ???? ... ???? ... ????? ... ????????? ?? ??w, ?? ???????? ?i??, ????????? ??????????, ?????? ???? (Рим. 1, 20), так что “готовый к широкому приему гостей”, т. е. открытый для Бога и внимательный ум, обращаясь к мыслям о природе и времени, встречает, по мысли прп. Максима Исповедника, в конце концов Самого Христа[172]. Однако, придание твари статуса посредника между человеком и Богом чревато серьезными искушениями, ибо по мысли прп. Максима Исповедника, само это “видимое творение обладает и духовными логосами, питающими ум, и природной силой, услаждающей чувство, а ум извращающей”, а потому оно может быть названо древом познания добра и зла “как обладающее ведением добра, когда созерцается духовно, и ведением зла, когда воспринимается телесно”[173]. Значимость твари способна породить иллюзию ее само-достаточности. Иллюзия эта стала крепнуть в эпоху Ренессанса в связи с возрождением языческих тенденций, - а язычники, напомним, это те, кто, по словам апостола Павла, ??????? ? ????????? ????? ???? ?????? (Рим. 1, 25). Популярная тогда герметическая практика так называемой “естественной магии”, претендовавшей на овладение “тайными силами в природных телах” и тем самым на обретение власти над окружающим миром, привела к переориентации воли человека на внешнее овладение природой[174]. И вот тогда, в стремлении преодолеть оккультно-магические тенденции неоязычества, католическая церковь попыталась противопоставить попыткам магического преображения мира его рациональное познание, позволяющее осознающему свое богоподобие человеку не только рационально постигать замысел Творца, но также и разумно переделывать мир, тем самым как бы завершая “недоделки” Творца.

Первые ростки естество-ис-пытания появились на исходе средневековья на латинском католическом Западе. Когда в эпоху крестовых походов в Европу начали проникать труды греческих авторов, языческая космология, попав на почву христианской культуры и соприкоснувшись с библейской теологией, начала приносить обильные всходы[175]. Дело в том, что, как уже говорилось выше, христиане воспринимали этот мир как божий, - а потому, исследуя его, они могли надеяться обнаружить в творении воплощение замыслов Творца. Особое внимание средневековых богословов привлекали трактаты по оптике. Столь пристальный интерес именно к световым явлениям вполне естественен, - он обусловлен той ключевой ролью, которую играет свет в контексте христианской традиции[176]. Согласно библейскому повествованию свет был сотворен Богом в первый день, что указывает на его фундаментальное место в иерархии бытия[177]. Видимый свет – это символ[178] “Света истинного” (Ин. 1, 9): “Бог, будучи Светом по естеству, проявляется в свете по подражанию, как Первообраз в образе”, – свидетельствует  прп. Максим Исповедник[179]. Когда же под влиянием знакомства с трудами античных авторов, выяснилось, что отражение и преломление света подчиняется непреложным математическим законам, средневековые теологи сделали вывод, что именно чрез математическое “расматривание творений” (Рим. 1, 20) открывается “невидимое Божие,  вечная сила Его и Божество” (Рим. 1, 20). Один из первых “натур-теологов”, оксфордский профессор, францисканец Роберт Гроссетест (1175-1253), епископ Линкольнский, старший современник Бонавентуры (1221-1274) и Фомы Аквинского (1225-1274), учитель Роджера Бэкона (ок.1214-ок.1292), отводил свету главную роль в процессе творения мира. По мысли Гроссетеста свет есть единство материи и формы, - то, причастность чему и дает возможность телу быть телом, т. е. иметь протяженность. Поскольку ни материя, ни форма, из которых состоят тела, сами по себе никакой протяженностью не обладают, то именно свет и является такой телесностью, утверждает Гроссетест, - “ведь свет в силу самой своей природы распространяет себя самого во все стороны, причем таким образом, что из световой точки тотчас же порождается сколь угодно большая световая сфера, если только путь распространения света не преградит нечто, способное отбрасывать тень. Телесность же есть то, необходимым следствием чего является распростирание материи по трем измерениям ... свет есть то, чему таковая деятельность, то есть самого себя умножать и во все стороны тотчас же распространять, присуща по самой его природе”[180]. В начале времен Бог творит световой зародыш мира, своего рода первоатом, в котором слиты воедино (перво)материя и (перво)форма, - нечто подобное сингулярному первоатому отца современной эволюционной космологии аббата Жоржа Леметра[181]. В этом первоатоме как бы потенциально уже заключен весь мир. Поскольку же, по свидетельству Писания, Бог “все расположил мерою, числом и весом” (Прем. 11,20), то отсюда делался вывод, что свет распространяется из первоточки во все стороны в соответствии с математическими закономерностями, порождая все многообразие телесных сущностей. Таким образом, математические законы распространения света оказываются тем внутренним “каркасом” универсума, наличие которого обуславливает законо-со-образную структуру сотворенного мира (подобно тому, как математическая структура кристаллических групп предопределяет геометрическую форму кристаллов). Начиная с Гроссетеста в натур-теологии Запада свет стал рассматриваться как универсальная форма телесности, а значит - как фундаментальная субстанция тварного естества[182]. Разумеется, и на православном Востоке свет притягивал к себе взоры, однако там световая мистика носила скорее созерцательно-аскетический и нравственно-практический, нежели отвлечено-умозрительный характер[183]. Именно на католическом Западе мистика света все более приобретала характер отвлеченного умозрения.

Сегодня мы, похоже, достигли предела возможностей умо-зрительного познания. Для того, чтобы понять каким образом можно преодолеть его ограниченность, возможно ли проникнуть за грань объект(ив)ности, нам следует вернуться к истокам науки  и попробовать понять причину возникновения объективирующего подхода к миру. Только осознав исходные, чаще всего явно не формулируемые предпосылки научного  метода, обусловливающие, тем не менее, наличие несомненного предела объективации, сможем мы указать на истинное место объект(ив)ного знания и преодолеть его ограниченность, понять, что мир не ограничен лишь сферой познаваемой наукой объект(ив)ной материальности, но что есть нечто и за пределами объект(ив)ности, а также указать путь познания этой за-предель-ности[184]. Собственно, изучение мира, разгадывание “загадок природы”[185] и призвано понуждать нас к познанию сверх-мирного, к богопознанию, - свидетельствует один из крупнейших византийских богословов прп. Максим Исповедник. Непрестанную текучесть тварного естества прп. Максим называет “игрой Бога”, которая “приводит нас ... к тем вещам, которые суть истинны и никогда не расплываются”[186]. “Как родители применительно к неразвитому состоянию своих детей, сначала дают им игрушки, просто для того, чтобы занять и заинтересовать их, отвлечь от бездеятельности и содействовать развитию их способностей, а потом уже дети начинают знакомиться с более серьезными предметами, - так и божественный Логос хочет сначала чрез красоту и разнообразие явлений чувственного мира заинтересовать и возбудить к познавательной деятельности человечество, чтобы, отрешаясь мало по малу от чувственной видимости и проникая в сокровенный смысл вещей, человек пришел к познанию самого Логоса, - поясняет мысль прп. Максима Исповедника А. И. Бриллиантов, - и в этом смысле познание природы имеет лишь преходящее значение. Кто познал чрез рассмотрение и изучение природы, в чем заключается истина, тот, видя невозможность объять умом все разнообразие явлений, в которых она проявляется в природе, естественно обращается мыслью от твари к самому Творцу и ищет других средств к более прямому Его познанию”[187].

Достижение предела возможностей объективирующего метода познания вовсе не означает достижения предела возможного знания вообще. Дело в том, что, как уже говорилось, описывая формальную вы-явленность мира, “объект(ив)ный” метод оказывается открытым для содержательной, сущностной интерпретации. Достигнув в сфере микромира предела понимания, мы должны, если хотим продвинуться дальше, попытаться пере-о-смыслить пройденный нами путь. Для этого следует вернуться назад, к исходным аксиомам, и четко сформулировать те постулаты, которые, - обычно неявно, - предполагаем мы в объективирующем познании. Предположения эти, как уже говорилось выше, состоят в том, что человек, построяя свои умозрительные модели мира, может, - по крайней мере отчасти, - постигать этот мир, с-равнивая свои умо-зрительные математические формы с формальной со-отнесенностью различных частей мироздания. Возможность эта основывается на фундаментальном предположении об изначальной со-устроенности человека и мира. Действительно, только этим и можно объяснить тот удивительный факт, что такой казалось бы “субъективный” метод исследования природы, - метод “наложения” человеческих умо-зрительных конструкции на живой мир и экспериментального их с-равнения с “объкт(ив)ной действительностью”, - позволяет получать результаты, обладающие предсказательной силой. Взятые “из головы” математические модели удивительно хорошо описывают внешний мир[188] потому, что и человек и мир созданы единым Творцом, Который, по слову Писания, не только сотворил человека по “по образу” Своему, “по подобию” (Быт. 1, 26), но и “вложил мир (<l*ou, ‘olam - “олам”, мир как целостность бытия) в сердце”  человека, “хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца” (Еккл. 3, 11). Человек укоренен в бытии гораздо глубже, чем он сам это осознает, так что он даже не способен выдумать ничего такого, что бы было абсолютно чуждо этому миру. Правда, начиная с эпохи Нового времени бытие человека стало подменяться его мышлением, мышлением дискурсивным: мыслю, следовательно, существую, - таков исходный тезис новоевропейского рационализма, сформулированный Декартом. Мышление, о котором говорит  Декарт, есть чистое мышление, то есть мышление, при котором не существует мыслящего, а стало быть, разрывается связь мышления и существования, бытия. При таком раз-мышлении о мире его бытие подменяется структурой, - структурой субъект-объектных отношений, а сам факт существования этой структуры, факт существования сознания выносится за скобки. Однако, более глубокое изучение осознаваемых структур неизбежно выводит за их границы, поставляя пред фактом бытия. Все дело в том, что само со-знание, в собственном смысле начинающееся с момента рас-щепления субъекта и объекта, на самих своих о-краинах у-коренено в бытии, уходящем “за горизонт” сознательного восприятия, в те “допредикативные структуры”, в те “пред-рассудки”, существование которых было вновь глубоко прочувствовано лишь в ХХ веке. Сам факт наличия этих допредикативных структур пред-понимания обусловлен глубинными истоками человеческого логоса, его со-у(с)троен-ностью Логосу Божьему. При этом порой только внешние вынуждающие стимулы заставляют нас об-наружи-вать эти глубинные структуры. Как отмечают Яаакко и Меррил Хинтикка, процесс научного познания  представляет собою своего рода “игру с природой”, в которой эта самая “природа” предстает как некое “хранилище” нашей же собственной невербализованной информации[189]. Смысл внешних вопрошаний как раз и состоит в том, что правильно поставленные вопросы позволяют осознавать и обнаруживать в глубине нашего логоса те до поры сокрытые структуры, которые со-ответ-ствуют структурам окружающего мира. “В действительных эпистемических ситуациях, - пишут Я. и М. Хинтикка, - мы имеем двойное движение: вниз ко все большему богатству заключений и вверх за все новыми и новыми исходными данными. И считать, что последнее движение когда-либо приходит к естественному концу, не более разумно, чем считать, что к такому концу приходит первый из названных процессов”[190]. Углубляясь в изучение мира мы одновременно углубляемся в самих себя[191]. Собственно, именно для об-наруже-ния и о-существ-ления со-у(с)троенности внутреннего “олама” микрокосма-человека и внешнего “олама” макрокосмоса вселенной было заповедано человеку познание мира. Сотворив Адама, Господь повелевает ему “нарекать имена” (см.: Быт. 2, 19 - 20), ибо имя и есть по существу то, что опо-средует взаимо-связь двух олам`ов. В библейском контексте именование как по-имение и по-имание означает познание именуемого и обретение власти над ним. Именно такое по-знание как по-имение и по-имание было изначальным мотивом возникновения естествознания, - естествознания как “естественной теологии”. Подобно тому, “как больные глазами видят солнце в воде, так и мы, не будучи в состоянии непосредственно смотреть в лицо Бога … как в некотором зеркале усматриваем Его в творениях”, - говорит свт. Илья Критский[192]. Поэтому-то у нас и есть надежда на то, что углубляясь в себя, осознавая структуру своего логоса и со-относя ее с окружающей реальностью, вос-ходя от умо-зрения к экзистенции человек окажется способен приблизиться к более глубокому постижению мира. Такое двойное движение - вверх, к Истоку всего сущего, и вниз, “в себя”, - заповедано человеку для того, чтобы, возрастая в Премудрости[193], исполнить свое предназначение: соединить чрез себя все тварное бытие с его Источником, с Бытием, с Премудростью, о-логос-нить, о-словесить мир, со-гласо-вать способ существования тварей с Логосом, со-единить образ с Первообразом, - ведь человек и был сотворен как по-сред-ник между двумя мирами: сотворенный из праха земного, он о-живо-творен божественным дыханием жизни (Быт. 2, 7)[194]. Именно чрез внутренне человека открывается путь на небеса; в сокровенной глубине своего естества постигает человек своего Творца и чрез Него весь мир. “Если внемлешь себе, ты не будешь иметь нужды искать следов Зиждителя в устройстве вселенной, но в себе самом, как бы в малом каком-то мире, усмотришь великую премудрость своего Создателя”, - говорит свт. Василий Великий[195]. “Умирись сам с собою, и умирятся с тобою небо и земля, - вторит ему прп. Исаак Сирин. – Потщись войти во внутреннюю свою клеть, и узришь клеть небесную; потому что та и другая – одно и то же, и входя в одну, видишь обе. Лествица оного царствия внутри тебя, сокровенна в душе твоей. В себя самого погрузись от греха, и найдешь там восхождения, по которым в состоянии будешь восходить”[196].

[1] См.: Сидоров А. И. Курс патрологии. Возникновение церковной письменности. М., 1996, с. 133-287.

[2] Мейендорф И., прот. Православие и современный мир. М., 1995, с. 57-58.

[3] “Творческое слово есть как адамантовый мост, на котором поставлены и стоят твари, под бездной Божией бесконечности, над бездной собственного ничтожества”, - говорит святитель Филарет Московский (Слово в день обретения мощей свт. Алексия, 1830 г. – Сочинения Филарета, митрополита Московского и Киевского. Слова и речи. т. III. М., 1877, с. 436).

[4] Отметим, что этимологически бытие - это, собственно, тот “про-свет”, то “про-странство”, в котором наличествует “существование” (см.: Иллич-Свитыч В. М. Опыт сравнения ностратических языков (семитохамитский, картевельский, индоевропейский, уральский, дравидийский, алтайский). Введение. Сравнительный словарь (b-k). М., 1971, с. 268-270).

Рекомендуемые материалы

[5] Лосский В. Н. Очерк мистического богословия восточной церкви. Догматическое богословие. М., 1991, с. 297.

[6] Подробнее см.: Владимирский Ф. С. Космологические воззрения христианских писателей. – В кн.: Владимирский Ф. С. Антропология и космология Немезия Эмесского.

[7] К сожалению, отмечает митрополит Сурожский Антоний, “У нас не разработано или очень мало разработано богословие материи. Это такое богословие, котрое осмыслило бы до конца материю, а не только историю. Учение о Воплощении, например: … мы очень мало говорим, мне кажется, о том, то Слово стало плотью и что в какой-то момент истории Сам Бог соединился с материей этого мира в форме живого человеческого тела, - что, в сущности, говорит нам о том, что материя этого мира способна не только быть духоносной, но и Богоносной. Потому что в богословии таинств мы утверждаем реализм события (это – Тело Христово, это – Кровь Христова); но материю, которая участвует, мы рассматриваем как нечто мертвое. Мы забываем, что Воплощение Христово нам доказало: материя этого мира вся способна на соединение с Богом, и то, что совершается сейчас с этим хлебом и вином <в таинстве Евхаристии> - событие эсхатологическое, то есть принадлежащее будущему веку. Это не магическое насилие над материей, превращающее ее; это возведение материи в то состояние, к которому призвана космическая материя. Когда апостол Павел говорит: придет время, когда Бог будет “все во всем” (1Кор. 15, 28), - мне кажется, он говорит о том, что все материальное будет пронизано Божеством” (Антоний, митр. Сурожский Диалог об атеизме и последнем суде. – В кн.: Антоний, митр. Сурожский  Человек перед Богом. М., 1995, с. 53-54).

[8] Patrologiae Cursus Completus. Accurante J. P. Migne. Series graeca, t. 36, col. 767 bc. Цит. по: Владимирский Ф. С. Отношение космологических и антропологических воззрений Немезия к патристической литературе и влияние его на последующих писателей. – В кн.: Немезий Эмесский. О природе человека. Пер. Ф. С. Владимирского. М., 1988, с. 214.

[9] Яки С. Л. Шестоднев: космогенезис? Перевод И. В. Лупандина – “Философский поиск” Вып. 3, Минск, 1997, с. 73-74.

[10] Напомним, что греч. kovsmoÇ – “украшение”, “наряд”, “порядок”, происходит от глагола kosmevw – “украшать”, “приводить в порядок”, “расставлять войско”.

[11] Аверинцев С. С. Греческая “литература” и ближневосточная “словесность” (противостояние и встреча двух творческих принципов) - В кн.: Аверинцев С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М., 1996, с. 17.

[12] Как отмечает М. Хайдеггер, изначально глагол katagoruvein означал: “на агоре (ajgorav) в открытом судебном разбирательстве не на жизнь, а на смерть, кому-то сказать , что он есть тот, который ...”. Отсюда и более широкое значение слова kathgoriva - что-то на-зывать, по-именовывать как то-то и то-то, становясь при этом на открытое для всех место (см.: Хайдеггер М. О существе и понятии fusis: Аристотель, “Физика” b-1. М., 1995, с. 44-45).

[13] Напомним, что по-гречески корень oid / eid / id - означает и “видеть” и “ведать”, отсюда - и eidoÇ и i?deva, - “образ” и “идея”.

[14] Шичалин Ю. А. Статус науки в орфико-пифагорейских кругах. - В. кн.: Философско-религиозные истоки науки. М., 1997, с. 27.

[15] См.: Шичалин Ю. А. Статус науки в орфико-пифагорейских кругах. - В. кн.: Философско-религиозные истоки науки. М., 1997, с. 12-43.

[16] Шичалин Ю. А. Статус науки в орфико-пифагорейских кругах. - В. кн.: Философско-религиозные истоки науки. М., 1997, с.42.

[17] Подробнее см.: Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных программ. М., 1980, с. 16-56.

[18] Лосев А. Ф. История античной эстетики. Ранняя классика. М., 1994, с. 464-465.

[19] Бенвенист Э. Понятие “ритм” в его языковом выражении. – В кн.: Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974, с. 378-383.

[20] См. Ахутин А. В. История принципов физ.эксперимента от античности до XVII в. М., 1976, с. 32-33.

[21] Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. М., 1980, с. 22.

[22] Ахутин А. В. История принципов физ.эксперимента от античности до XVII в. М., 1976, с. 33.

[23] Напомним, что греч. qewriva восходит к глаголу qewrei~n , который М. Хайдеггер производит от сращения двух корневых слов: qeav - “зрелище”, “взгляд”, “облик”, и oJravw - ”видеть”, “смотреть”, “обращать внимание”. Таким образом, “теоретизировать” - qewrei~n - это qvevan oJra~n - “видеть явленный лик присутствующего и зряче пребывать при нем благодаря такому видению” (Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993, с. 243). Этот явленный лик, под которым присутствующее вы-являет себя, называется eidoÇ’ом. У-вид-еть этот вид, значит про-вед-ать, по-знать.

[24] “Начала” Евклида. Пер. Д. Д. Мордухай-Болтовского. М., 1949, кн. VII-Х, с. 9.

[25] Герцман Е. В.  Музыкальная Боэциана. СПб., 1995, с. 310-311.

[26] Здесь уместно было бы напомнить высказывание замечательного музыканта Константина Сараджева: “Кроме абсолютного слуха существует – выше его – истинный слух. Это способность слышать всем своим существом – звук, издаваемый не только предметом колеблющимся, но вообще всякой вещью. Звук кристаллов, камней, металлов. Пифагор, по словам учеников, обладал истинным слухом и владел звуковым ключом к раскрытию тайн живой природы. Каждый драгоценный камень имеет, напримиер, свою индивидуальную тональность и имеет как раз такой цвет, какой соответствует данному строю. Да, каждая вещь, каждое живое существо Земли и Космоса звучит и имеет определенный, свой собственный тон. … Может быть, через сто лет, через тысячу у людей будет, у всех, абсолютный слух, а у многих – такой, как мой, и эти люди услышат все то, что слышу теперь я , один…” (см.: Цветаева А. И., Сараджев Н. К. Мастер волшебного звона. М., 1988, сс . 74, 24-25).

[27] См.: Герцман Е. В. Музыка Древней Греции и Рима. СПб., 1995, с. 290-292.

[28] Лосев А. Ф. История античной эстетики. Ранняя классика. М., 1994, с. 264.

[29] Цит. по: Бычков В. В. Малая история византийской эстетики. Киев, 1991, с. 131. Примечательно, что когда уже в ХХ веке Дж. Р. Р. Толкин начинает создавать “вторичные мифы” для того, чтобы обобщив инедоевропейскую мифологию на основе двухтысячелетней христианской традиции, воссоздать с ее помощью “Книгу Утраченных Сказаний” (так первоначально назывался его “Сильмариллион”) и тем самым выразить христианские вероучительные истины на языке дохристианской мифологии, свое повествование о творении мира он называет “Айнулиндалэ” - “Музыка Айнуров”. “Был Эру, Единый, что в Арде зовется Илуватар; и первыми создал Он Айнуров, Священных, что было плодом Его дум; и они были с Ним прежде, чем было создано что-либо другое. И Он говорил с ними, предлагая им музыкальные темы; и они пели пред Ним, и Он радовался, - пишет Толкин, - ... голоса Аинуров ... начали обращать тему Илуватара в великую музыку; и звук бесконечно чередующихся и сплетенных в гармонию мелодий уходил за грань слышимого, поднимался ввысь и падал в глубины - и чертоги Илуватара наполнились и переполнились, и музыка, и отзвуки музыки хлынули в Ничто, и оно уже не было Ничем /ср.: Иов 38,7/ ... Илуватар же поднялся и вышел из дивных мест, что сотворил для Айнуров; и Айнуры последовали за ним. И когда они вышли в Ничто, молвил им Илуватар: “Узрите свою Музыку! ... Это ваше пение; и каждый из вас отыщет там, среди того, что  я явил вам, вещи, которые, казалось ему, он сам придумал или развил. ... Мне ведома жажда ваших душ, чтобы то, что вы видели, было на самом деле, не только лишь в ваших помыслах. Поэтому говорю я: Эа! Пусть все это Будет! И я вкладываю в Ничто Негасимый Пламень, и он станет сердцем Мира, Что Будет; и те из вас, кто пожелает, смогут спуститься туда”. И внезапно Айнуры узрели вдали свет, будто облако с сердцем живого пламени; и поняли они, что это не видение, но что Илуватар создал новое: Эа, Мир Сущий. Так и осталось, что некоторые Айнуры по-прежнему живут с Илуватаром pа гранью Мира; а иные - и среди них самые могучие и прекрасные распрощались с Илуватаром и спустились в Эа. Но Илуватар поставил условием или, быть может, к этому призвала их любовь - что сила их впредь должна находиться в Мире и быть связанной с ними вечно, покуда он существует, дабы они были его жизнью, а он - их. Поэтому они зовутся Валарами - Стихиями или Силами Мира /ср.: Откр. 7, 1/. … Великая Музыка была лишь ростком и цветением мысли в Чертогах Вневременья, а Видение – лишь прозрением; поняли Валары, что мир лишь предначертан и предпет, и им должносоздать его. Так начались их великие труды в пустотах неизмеримых и неизведанных и в веках бессчетных и полузабытых, покуда в Глуби Времен и среди обширных чертогов Эа не пришел час и место, где было сотворено жилище Детей Илуватара” (Толкин Дж. Р. Р.Сильмариллион. Эпос нолдоров. М., 1992, с. 3-4, 6, 9-10).

[30] Согласно традиции музы подразделялись “по специальностям” следующим образом: Каллиопа (“прекраснозвучная”)- муза эпоса, Эвтерпа (“очаровательная”) - муза лирики; Мельпомена (“поющая”) - муза трагедии; Талия (“цветущая”) - муза комедии; Эрато (“прелестная”) - муза эротических песен;  Полигимния (“многогимническая”) - муза священных гимнов, Терпсихора (“любящая хоровод”) - муза танцев, Клио (“прославляющая”) - муза истории, Урания (“небесная”) - муза астрономии.

[31] См.: Герцман Е. В. Музыка Древней Греции и Рима. СПб., 1995, с. 18-20.

[32] См.: Герцман Е. В. Античная музыкальная педагогика. СПб., 1996, с. 15.

[33] Подробнее см.: Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных программ. М., 1980, с. 57-73.

[34] Ахутин А. В. История принципов физ.эксперимента от античности до XVII в. М., 1976, с. 35.

[35] Койре А. Заметки о парадоксах Зенона. – В кн.: Койре А. Очерки истории философской мысли. М., 1985, с. 27. См. также: Богомолов С. А. Актуальная бесконечность (Зенон Элейский, И. Ньютон, Г. Кантор). Л.-М., 1934.

[36] Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных программ. М., 1980, с. 72-73.

[37] Койре А. Заметки о парадоксах Зенона. – В кн.: Койре А. Очерки истории философской мысли. М., 1985, с. 37.

[38] Подробнее см.: Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных программ. М., 1980, с. 74-134.

[39] Подчеркнем, что разделенность мира на субъективный и объективный, - характерная черта любой формы атомизма; именно отсюда в XVII-XVIII вв. возникло учение о первичных и вторичных качествах.

[40] Подробнее см.: Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных программ. М., 1980, с. 135-254.

[41] Что же такое lovgoÇ Платона? Мы переводим lovgoÇ как слово. После окружного пути через ум, определение, объяснение и пр. и пр. мы опять приходим к тому, с чего начинаются всякие уроки греческого языка: lovgoÇ есть мысль, выраженная в речи, мысль изреченная. “Мысль изреченная есть ложь”, - как сказал Ф. Тютчев, и он был прав не только художественной правотой, которой художник всегда прав, на еще и другой, если угодно, - этимологической - правотой. Нам стоит лишь принять, что фраза эта отвечает не на наш вопрос о мысли  изреченной, но на вопрос о лжи. Что есть ложь? Ложь есть мысль, мысль изреченная. Здесь обнаруживает себя этимологическое родство греческого “логоса” и нашего слова “ложь”. Есть отрасль языковедческой науки, именуемая этимологией (“корнесловием”), у которой в распоряжении словари, учебные курсы, научные журналы, историко - лингвистические методы. Однако, помимо этой, существует еще другая этимология, которую мы бы назвали поэтической. Этимологические гипотезы платоновского “Кратила” потрясают душу своей фантастической смелостью, и с точки зрения этимологической науки они совершенно несуразны. Но еще более потрясает душу то , что в подавляющем своем большинстве эти гипотезы удалось не только перевести, но и воспроизвести на материале германской лексики вдохновенному переводчику Платона Ф. Шлейермахеру, чей подвиг, хочется думать, будет когда-нибудь повторен  и на поприще российской словесности.

Этимологические гипотезы, а в терминах античной риторики - этимологические фигуры - это одна из тех поэтических вольностей, приверженность к которым поэты сохраняют от давних времен и до наших дней. Сколько таких гипотез, имеющих подчас смысл и философских гипотез тоже, поставил, например, Лукреций .не поясняя их. но лишь связывая в стихе слова voluntas (изволение) и voluptas (вожделение), mater (мать) и materies (материя). Имеющий уши, да слышит! Ф. И. Тютчев услышал этот глубокий нижний тон русского слова “ложь” (этимологически не ложь, ни вранье не несут в себе отрицание истины или правды). Можем ли мы в тон ему сказать: “Знание есть истинное воззрение. пронизанное ложью”? Если бы мы стремились передать дух диалога, если бы задачей нашего перевода выло выражение, выявление его трагически-скептического тона, мы бы так и сделали. “Все, что вы называете знанием, есть ложь. Знание - ложь”. Ив таком переводе не было бы противоречия замыслу Платона. Однако наша задача иная: попытаться перевести слово Платона, т.е.  и пробивающуюся в смене вопросов  и ответов мысль и ту ясную, точную в каждый момент и в далекой перспективе, хотя и не однозначную, речь, к которой Сократ не менее придирчив, чем к мысли. Именно этой сократической придирчивости мы обязаны тем, что имеем свидетельства самого Платона о значении слова льгпт. Выдержит ли русское слово ту нагрузку, под которой стоит платоновский логос? Но ведь оно уже несло нагрузку греческого логоса не одно столетие. Прочем, кому одного слова покажется недостаточно, тому мы предлагаем везде, где в  переводе слово, читать - осмысленное слово.

[42] “Бессловесными” (алогичными) и непознаваемыми Платон именует первоначала потому, что они неразложимы (бесчленны), и тем самым членоразделяющему логосу нет здесь применения; по определению “элемент” и “логос” несовместимы, также по определению неприложимо сюда и обсуждаемое знание, предполагающее применение логоса. Но отсюда можно заключить также и то, что обсуждаемое здесь знание есть логическое знание, а не какое-либо другое, на возможность которого Платон указывает в диалоге “Менон” (86 а), где состояние сведущей души, имеющей истинные воззрения, не пробудившиеся еще к логическому знанию, обозначается причастием от глагола manqavnw, что дает нам основание условно назвать это знание “математическим”.

[43] Немецкий ученый Ю. Штенцель попытался проанализировать этимологию слова hJ cwvra, (переводимого чаще всего как “пространство”), привлекая также значение “соседних” слов. “Слово cwvra, cwrivon - пишет Штенцель,  означало первоначально “поле” или “поля”, которые ограничивались “пограничными камнями”, этими точками числовых фигур” (Stenzel J. Zahl und Gestalt bei Platon und Aristoteles. Leipzig/Berlin, 1924, S. 84-85). Этот образ поля, поделенного с помощью пограничных камней, ассоциируется у пифагорейцев, по Штенцелю, с образом ночного неба, беспредельность (она же тьма) которого “членится”, как бы ограничивается, определяется звездами (свет — предел, единое). А поле и ночное небо, в свою очередь, представляют собой аналог геометрической фигуры, в которой тоже явлено ограничение беспредельного (“поля”, “пространства” - cwvra) с помощью чисел, которые изображались пифагорейцами первоначально в виде камешков.

При этом не только “камешки-числа ограничивают “поле” - пространство, но и последнее, в свою очередь, играет роль начала, “разделяющего” числа; благодаря наличию расстояния между ними, они предстают как отдельные, каждое из них - как “одно”. В этом смысле, говорит Штенцель, - cwvra обнаруживает свое значение, связанное с однокоренным глаголом cwrivxein - “отделять”, “обособлять”. Это значение особенно наглядно выступает у ранних пифагорейцев в их учении о том, что “пустота существует и входит из бесконечной пневмы в само небо, как бы вдыхающее в себя пустоту, которая определяет природные существования, как если бы пустота служила для разделения и определения предметов, примыкающих друг к другу” (Аристотель, Физика, IV, 6). Пустота, согласно пифагорейцам, разграничивает также природу чисел. В этом смысле cwvra, как видим, выступала у ранних пифагорейцев не только как беспредельное, но и как “пустота”. В связи с этим дополнительным значением Штенцель указывает на связь слова cwvra с другим “соседним” словом – ch`roÇ означающим “опустевший”, “овдовевший”, “осиротевший” и в этом смысле “лишенный”.

Что же касается Платона, то ему, пишет Штенцель, нужно было новое начало “как промежуточный член между идеями и физической действительностью для математического построения мира... И это начало наглядного [данного созерцанию] протяженного развертывания он назвал cwvra” (Stenzel J. Zahl und Gestalt bei Platon und Aristoteles. Leipzig/Berlin, 1924, S. 84-85), - см.: Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных программ. М., 1980, с. 175.

[44] Отсюда, заметим, вытекает важное следствие: поскольку пространство есть предпосылка существования геометрических объектов, то “начало”, которого сами геометры “не знают”, то они должны постулировать его свойства в качестве недоказуемых аксиом. а значит могут существовать и различные - в том числе и неевклидовы - геометрии.

[45] Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных программ. М., 1980, с. 204-207.

[46] См.: Платон Тимей, 45b-47c; 67d-68d; Менон, 76с; Теэтет, 156; Государство, 508-509.

[47] Sunaugiva – букв., “со-светие”, “со-очие”; ср.: sunauliva – “со-единенная игра на многих инструментах”, в пер. смысле – “со-звучие”.

[48] JReu`ma – “течение”, “поток”; ojyeivw – “желать видеть”.

[49] jAporjrJevw – “вы-текать”, “ис-текать”.

[50] Meq-hmerinoVn – букв., “еже-дневный” в смысле “обычный”;  fw`Ç – “свет”.

[51] Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных программ. М., 1980, с. 208.

[52] Здесь, заметим, возникает затруднение, на которое обратил внимание Аристотель (Метафизика, XIII, 8): если “единица” - это “единство”, а “двоица”, содержащая “единое и иное”, может быть названа “идеей раз-личий”; далее “троица”, со-единяющая посредством третьего члена “единое” и “иное” может быть названа “тождеством единства и различия”, т. е. “целым” и т. д., то вместо абстрактных, безразличных друг к другу “чисел” возникают определенным образом организованные структуры, где каждая из единиц не может рассматриваться “сама по себе”, - а потому следует различать “идеальные” и “математические” числа (что и делали ученики Платона Спевсипп и Ксенократ).

[53] Аналогично, четверка, соединяясь с пространством, порождает тетраэдр - трехмерную фигуру.

[54] Подробнее см.: Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных программ. М., 1980, с. 135-254.

[55] Подробно об этом см. в кн.: Лосев А. Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. с. 607-615.

[56] А. Койре. Очерки истории философской мысли. М., 1985, с. 132.

[57] Метафизика, IV, 3, 1005 В 20-22.

[58] Метафизика, IV, 4, 1006 В.

[59] См.: Физика, I, 5.

[60] См.: Физика, I, 6: “...подлежащее есть начало и, по-видимому, первее сказуемого”, - утверждает Аристотель.

[61] Физика, I,1, 185а 31-32.

[62] Категории, 5, 2b.

[63] Категории, 6, 2b.

[64] Метафизика, VII, 16, 1041а, 1040b 25.

[65] См.: Категории, 5, 2b 35, 6, 2b.

[66] Метафизика, VII, 7, 1032 b 1-2.

[67] Метафизика, VII, 2, 1037 а 4-6.

[68] См.: Метафизика, VII, 10, 1035 b 14-16.

[69] Косарева Л. М. Социокультурные истоки экспериментального метода в науке. – В кн.: Косарева Л. М. Рождение науки Нового времени из духа культуры. М., 1997, с. 57.

[70] Напомним, что греч. qewriva восходит к глаголу qewrei~n , который М. Хайдеггер производит от сращения двух корневых слов: qeav - “зрелище”, “взгляд”, “облик”, и oJravw – “видеть”, “смотреть”, “обращать внимание”. Таким образом, “теоретизировать” - qewrei~n - это qvevan oJra~n - “видеть явленный лик присутствующего и зряче пребывать при нем благодаря такому видению” (Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993, с. 243). Этот явленный лик, под которым присутствующее вы-являет себя, называется eidoÇ’ом. У-вид-еть этот вид, значит про-вед-ать, по-знать.

[71] При этом, согласно античным критериям, достигнутое знание, для того чтобы быть знанием в собственном смысле слова, а не просто мнением, непременно должно быть доказанным, образцом же доказательств считались доказательства геометрические; таким образом представление о том, что, якобы, знание о мире, бывшее в древности “субъективно-умозрительным” и “чуждым идеалу доказательно-научной достоверности”, в эпоху Нового времени наконец-то становится “подлинно объективным”, лишенным какой бы то ни было “субъективности”, является, мягко говоря, слишком упрощенным.

[72] Лосева И. Н. Понятие “знания” в древнегреческой традиции. – “Вопросы истории естествознания и техники”, 1984, № 4, с. 33.

[73] См.: Бородай Т. Ю. Идея материи и античный дуализм. – В сб.: Три подхода к изучению культуры. М., 1997, с. 75-92.

[74] Плотин Эннеада Iя, кн. 8, "О том, что такое зло и откуда оно".

[75] Плутарх “О рождении души в “Тимее”.

[76] Отметим, что русское слово “энергия” не эквивалентно греческому ejnevrgeia. Дело в том, что Аристотель различает два варианта реализации способности:

1.        реализация как сама деятельность осуществления (так, видение - это процесс реализации способности к зрению);

2.        реализация какполучение результата, продукта деятельности (так, этот стол есть продукт осуществления технических способностей мастера).

Аристотель употребляет термин ejnevrgeia как для характеристики деятельности, так и для обозначения результата, продукта этой деятельности. Поскольку в русском языке нет слова эквивалентного греческому ejnevrgeia, в котором совмещались бы оба эти значения, то целесообразно было бы в первом случае употреблять слово “деятельность”, а во втором - “действительность”.

[77] Метафизика, IX, 8, 1050 а 22-24.

[78] Огурцов А. П. Дисциплинарная структура науки. М., 1988, с. 116.

[79] О началах. II, 9, 1.

[80] Как отмечает Э. Жильсон, по отношению к аристотелизму и его проблеме в то время были возможны два подхода: или принять язык Аристотеля, отвергнув фундаментальные принципы его философии - так поступил Бонавентура, или же принять и язык Аристотеля и его принципы, но  изменить их философскую интерпретацию. Фома выбрал второе решение. Некоторые францисканцы, не вполне усвоив сущность его подхода, обвиняли Фому в близости к аверроизму.

[81] Не случайно французский философ и историк науки П. Дюгем в изрядной доли преувеличения заметил по этому поводу: “Дата рождения современной науки - 1277 год; именно тогда парижский епископ заявил, что существовать множество миров и что совокупность небесных сфер может двигаться прямолинейно, ибо в этом мире нет никакого противоречия”.

[82] Подробнее см.: Гайденко П. П. Волюнтативная метафизика и новоевропейская культура. - В сб.: Три подхода к изучению культуры. М., 1997, с. 5-74.

[83] Подробнее см.: Гайденко П. П. Волюнтативная метафизика и новоевропейская культура. - В сб.: Три подхода к изучению культуры. М., 1997, с. 47-48.

[84] Николай Кузанский Сочинения, т. 1, с. 135.

[85] Добавим, что именно Николай Кузанский положил начало той линии в новоевропейской философии, которая идет от Бруно через Спинозу к Шеллингу и Гегелю и которую характеризует стремление мыслить высшее начало бытия как тождество противоположностей

[86] См.: Гайденко П. П. Эволюция понятия науки (XVII-XVIII вв.) Формирование научных программ Нового времени. М., 1987, с. 110-124.

[87] Характерно, что Галилей сравнивает эксперимент с испанским сапогом, в который “зажимается” природа с целью извлечения из нее под-лин-ной (т. е. добываемой под линем, под пыткой) “правды”.

[88] “Под экспериментом, в отличие от простого наблюдения, - пишет Л. М. Косарева, - исследователи науки понимают создание специальных искусственных условий, которые так преобразуют изучаемый естественный объект, что он оказывается способным “подтвердить” или “опровергнуть” теоретический конструкт, находящийся в голове экспериментирующего ученого” (Косарева Л. М. Рождение науки нового времени из духа культуры. М., 1997, с. 41).

[89] См. анализ экспериментального процесса, данный Кантом в предисловии ко второму изданию “Критики чистого разума”, где он сравнивает эксперимент с судебным разбирательством, в ходе которого судья заставляет свидетеля отвечать на поставленные вопросы, не уклоняясь от ответа (а, значит, формулируя его в “двоичном да-нет коде”): “Естествоиспытатели поняли, что разум видит только то, что сам создает по собственному плану, что он с принципами своих суждений должен … заставлять природу отвечать на его вопросы, а не тащиться у нее словно на поводу … Разум должен подходить к природе … не как школьник, которому учитель подсказывает все, что он хочет, а как судья, заставляющий свидетеля отвечать на предлагаемые им вопросы”  (Кант И. Критика чистого разума. М., 1994, с. 16-17).

[90] Полемизируя с “натур-схоластом” Фортунио Личетти, исследовавшим природу схоластическим методом нанизывания этимологий (т. е. методом, претендующим на постижение глубинной связи между именами вещей и их сущностями), Галилей в письме, адресованном своему противнику, пишет: “Если философия это то, что содержится в книгах Аристотеля, то Ваша милость была бы, мне кажется, величайшим философом в мире, потому что тогда она вся в Ваших руках и Вы готовы всему дать свое место. Я же верю, что книгу философии составляет то, что постоянно открыто нашим глазам, но так как она написана буквами, отличными от нашего алфавита, ее не могут прочесть все: буквами такой книги служат треугольники, четырехугольники, круги, шары, конусы, пирамиды и другие математические фигуры” (Галилей Г. Избранные труды. т. 2, М., 1964, с. 499-500).

[91] Напомним, что существительное “при-рода” – fuvsiÇ – происходит от глагола fuvomai , fuuvesqai - “рождаться”, “произрастать”, “возникать”; корень fuv- этимологически восходит к и.-евр. *bhеu-, *bhu- со значением “пробиваться”, “прорастать”, “развертываться”. Таким образом, при-родное – это органически целе-у-стремленное, само-бытно про-из-растающее (см. напр.: Рожанский И. Д. Развитие естествознания в эпоху античности. М., 1979, с. 65-114).

[92] См.: Огурцов А. П. Дисциплинарная структура науки: ее генезис и обоснование. М., 1988, с. 116.

[93] Аристотель Метафизика, I, 1, 982а

[94] См.: Гайденко П. П. Волюнтативная метафизика и новоевропейская культура. – В сб.: Три подхода к изучению культуры. М., 1997, с. 5-74.

[95] Именно здесь, отметим, истоки попыток построения “искусственного интеллекта”, начатки чего встречаются уже в “Великом искусстве” Раймонда Луллия (см.: Сяжкин Н. И. Формирование математической логики. М., 1967, с. 131-136).

[96] Отметим, что слово “цифра” восходит к арабскому sifr – “нуль”, “ничто”, понятие же нуля возникает в недрах индийской культуры, для религиозного умозрения которой чрезвычайно значимо понятие пустоты (см.: Топров В. Н. Санскрит и его уроки. - В сб.: Древняя индия. Язык. Культура. Текст. М., 1985, с. 17).

[97] Катасонов В. Н. Метафизическая математика XVII в. М., 1993, с. 15.

[98] Сегодня особую актуальность обретает вопрос: “что такое элементарные частицы?”.

[99] См. напр.: Косарева Л. М. Ценности Фауста  Гретхен, или наука в культуре Нового времени. – В кн.: Косарева Л. М. Рождение науки Нового времени из духа культуры. М., 1997, с. 11-40.

[100] Напомним, что греч. tevcnh - “орудие”, “приспособление”, “уловка”, - означает то ухищрение, с помощью которого только и может быть достигнут результат, недостижимый по природе, если бы течение событий было предоставлено juvsiV.

[101] Как подчеркивает Л. М. Косарева, “уникальность европейского Нового времени состоит в том, что оно впервые в истории сделало идеи и нравственную практику … , прежде развивавшиеся в узких эзотерических сообществах, массовым достоянием, достоянием экзотерической культуры, связав их со способом производства материальных и духовных благ, прежде всего с экономикой и наукой” (Косарева Л. М.  Рождение науки нового времени из духа культуры. М., 1997, с. 19).

[102] Ле Гофф Ж. С небес на землю (Перемены в системе ценностных ориентаций на христианском Западе XII-XIII вв.) - В сб.: “Одиссей”. Человек в истории (Культурно-антропологическая история сегодня) М., 1991, с. 34.

[103] Карсавин Л.П. Основы средневековой религиозности в XII-XIII веках, преимущественно в Италии. СПб., 1997, с. 54-55).

[104] Напомним, что русское “пред-мет” - пред-брошенное(метнутое) пред глаза - есть калька лат. ob-je(a)ktum.

[105] Цит. по: Панофский Э. Готическая архитектура и схоластика. - В кн.: Богословие в культуре средневековья. Киев, 1992, с. 63.

[106] Аверинцев С. С. Золото в системе символов ранневизантийской культуры. – В сб.: Византия. Южные славяне и Древняя Русь. Западная Европа. М., 1973, с. 48.

[107] Панофский Э. Готическая архитектура и схоластика. - В кн.: Богословие в культуре средневековья. Киев, 1992, с. 53.

[108] Клодель П. Витражи французских соборов XII и XIII веков. - В кн.: Клодель П. Глаз слушает. Харьков, 1995, с. 117.

[109] Клодель П. Витражи французских соборов XII и XIII веков. - В кн.: Клодель П. Глаз слушает. Харьков, 1995, с. 120, 125.

[110] Подробнее см.: Гайденко П. П. Волюнтативная метафизика и новоевропейская культура. - В сб.: Три подхода к изучению культуры. М., 1997, с. 49-70.

[111] Ср. современные попытки “геометризация физики”.

[112] Весьма примечательна в этой связи позиция Эйнштейна в его полемике с Гейзенбергом, о которой последний вспоминает в своей книге “Часть и целое”. Возражая Гейзенбергу, пытающемуся строить свою квантовую механику с использованием одних лишь наблюдаемых, Эйнштейн подчеркивает, что “с принципиальной точки зрения желание строить теорию только на наблюдаемых величинах совершенно нелепо. Потому что в действительности все ведь обстоит как раз наоборот. Только теория решает, что именно можно наблюдать. ... наблюдение, вообще говоря, есть очень сложная система.  Подлежащий наблюдению процесс вызывает определенные изменения в нашей измерительной аппаратуре. Как следствие, в этой аппаратуре развертываются дальнейшие процессы, которые в конце концов косвенным путем воздействуют на чувственное восприятие и на фиксацию результата в нашем сознании. На всем этом долгом пути от процесса к его фиксации в нашем сознании мы обязаны знать, как функционирует природа, должны быть хотя бы практически знакомы с ее законами, без чего вообще нельзя говорить, что мы что-то наблюдаем. Таким образом, только теория, т. е. знание законов природы, позволяет нам логически заключать по чувственному восприятию о лежащем в его основе процессе. Поэтому вместо утверждения, что мы можем наблюдать нечто новое, следовало бы по существу выражаться точнее: хотя мы намереваемся сформулировать новые законы природы, не согласующиеся с ранее известными, мы все же предполагаем, что прежние законы природы на всем пути от наблюдаемого явления до нашего сознания функционируют достаточно безотказным образом, чтобы мы могли на них полагаться, а следовательно, говорить о “наблюдениях”” (Гейзенберг В. Физика и философия. Часть и целое. М., 1989, с. 191-192).

[113] Гайденко П. П. Эволюция понятия науки (XVII-XVIII вв.) Формирование научных программ Нового времени. М., 1987, с. 332.

[114] Лейбниц Г. В. Элементы сокровенной философии о совокупности вещей. Казань, 1913, с. 105.

[115] Заметим, что монадология Лейбница обязана своим происхождением, помимо “метафизической интроспекции”, изобретению микроскопа. В 60-х гг. XVII столетия  Роберт Гук описал клеточное строение растительных тканей, в 1677 г. Антони Левенгук открыл сперматозоиды, инфузории, бактерии. Все эти формы он назвал “анималькулы”, т. е. “зверьки”, “мелкие животные”. Под впечатлением открытий Левенчука Ян Сваммердам и Ренье де Грааф делают наблюдения развития зародыша. На основании своих наблюдений Сваммердам выдвинул теорию преобразования зародыша, которая впоследствии оформилась в целое направление, получившее наименование преформизма.  Сторонником этой концепции был и Лейбниц, у которого она получила философское обоснование и, в свою очередь, содействовала окончательной кристаллизации монадологии. Монады Лейбниц мыслит по аналогии с теми мельчайшими “семенными животными”, которые, согласно представлениям преформизма, посредством зачатия принимают новую оболочку, ими усвояемую и дающую им возможность питаться и расти. Монада - это живое существо, взятое не в его внешне-телесном виде, а изнутри, как единство жизни, центр жизненных сил, обладающий стремлением и восприятием.

[116] Одробнее см.: Катасонов В. Н. Метафизическая математика XVII в. М., 1993, с. 26-67.

[117] Хорошо известно, что профессор мюнхенского университета Филипп Жоли пытался отсоветовать заниматься физикой Максу Планку, - тому самому, кто совершил, пожалуй, самую серъезную революцию в истории естествознания. Планк колебался в выборе профессии между античной филологией, музыкой и физикой, Жоли же полагал, что физика близка к своему завершению и после открытия закона сохранения энергии наука эта не сулит новых интересных открытий.

[118] Заметим, что слово “про-стран-ство” восходит к тому же и.-евр.  корню *ster-, *stor- - “распространяться”, “расширяться”, к которому, вероятно, восходят и “страдание” и “странность”.

[119] Именно это, по существу, заставило Ньютона отказаться от гипотезы эфира, игравшей, насколько мы можем судить, центральную роль в его мировоззрении. Дело в том, что в ньютоновской модели мироздания эфир был посредником, позволявшим бестелесному Богу воспринимать чрез свое “чувствилище”-пространство телесную реальность (напомним, что основные интересы Ньютона сосредотачивалисть в сфере теологии), и одновременно служил агентом, опосредовавшим действие гравитационных сил. Ньютон ожидал, что закон обратных квадратов окажется лишь приближенным, поскольку эфир должен оказывать сопротивление свободному движению небесных тел в “пустом” (т. е. заполненном эфиром) пространстве. Когда же выяснилось, что закон всемирного тяготения выполняется лучше, чем ожидалось, Ньютон был вынужден сделать вывод, что плотность эфира должна быть пренебрежимо мала, - но тогда становилось непонятно, как мог эфир выполнять ту роль, для которой он был преднозначен в ньютоновской картине мира. Все эти сложности привели к тому, что Ньютон если и не отказался полностью от гипотезы эфира, то, по крайне мере, чрезвычайно сузил область ее применимости. Именно из-за этого Ньютон опубликовал свой закон всемирного тяготения спустя двадцать лет после того, как он впервые пришел к идее тождественности силы тяжести на земле с силой, управляющей движениями планет (см.: Розенфельд Л. Ньютон и закон тяготения. – В сб.: У истоков классической механики. М., 1968, с. 64-99).

[120] Цит. по: Джеммер М. Эволюция понятий квантовой механики. М., 1985, с. 26.

[121] Действительно, свет - одна из самых загадочных вещей. Несмотря на то, что он почти всегда у нас перед глазами - и даже в глазах - Л. Эллиот и У. Уилкокс отмечают, что “ничто в природе не было так неуловимо, ни один свой секрет природа не охраняла так тщательно, как секрет о том, что же представляет свет в действительности. На этом основании свет часто называли самым темным пятном в физике” (Эллиот Л., Уилкокс У. Физика. М., 1967, с. 591). И не случайно, что две крупнейших революции в физике – появление теории относительности и квантовой механики – оказались связаны с открытием необычных, остававшихся до тех пор сокрытыми свойств света. Отметим, что сейчас, на рубеже третьего тысячелентия, некоторые физики видят уже “третью тучу”, за которой, как им кажется, “прячется” новая революция в физике, - так называемый парадокс Эйнштейна-Подольского-Розена.

[122] Если энергию поля “рассматривать как бесконечно делимую величину, то распределение возможно бесконечным количеством способов”, - писал он (Планк М. К теории распределения энергии излучения нормального спектра. – В сб.: Планк М. Избранные труды. М., 1975, с. 253).

[123] Цит. по: Джеммер М. Эволюция понятий квантовой механики. М., 1985, c. 33-34.

[124] Джеммер М. Эволюция понятий квантовой механики. М., 1985, с. 29.

[125] Цит. по:  Джеммер М. Эволюция понятий квантовой механики. М., 1985, с. 34. Восприятие квантовой теории Планка физиками той эпохи может быть охарактеризовано следующими словами Эйнштейна: “Это было так, точно из-под ног ушла земля и нигде не было видно твердой почвы, на которой можно было бы строить” (Эйнштейн А. Автобиографические заметки. – В кн.: Эйнштейн А. Собрание научных трудов. т. IV М., 1967, с. 275).

[126] Отметим, что уже в силу этого утверждения наподобие “наука доказала, что мир материален” - бессмысленны, ибо сама объективирующая научная методология приложима лишь при условии материальности (в указанном выше смысле) мира.

[127] Холтон Дж. Тематический анализ науки. М., 1981, с. 159. Интересно, что существенное влияние на формирование философских предпосылок концепции дополнительности оказал  христианский экзистенциализм Кьеркегора. Анализируя гносеологические принципы Бора Макс Джеммер в своей книге “Эволюция понятий квантовой механики” отмечает: “Нет никаких сомнений в том, что датский предтеча современного экзистенциализма, Серен Кьеркегор, в какой-то мере подействовал на развитие современной физики, ибо он повлиял на Бора, - пишет Джеммер. - Об этом влиянии можно судить не только по тем или иным явным или неявным ссылкам в трудах Бора, имеющих философскую направленность, но уже по тому факту, что Харальд Геффдинг, пылкий ученик и блестящий толкователь учения Кьеркегора, был для Бора главным авторитетом по философским вопросам. ... В часности … его возражения против конструирования систем, его настоятельные утверждения, что мысль никогда не может постичь реальность, ибо уже сама мысль о том, что это удалось, фальсифицирует реальность, превращая ее в воображаемую, - все эти идеи внесли вклад в создание такого философского климата, который способствовал отказу от классических понятий. Особую важность для Бора представляла идея Кьеркегора, которую неоднократно подробнее развивал Геффдинг, что традиционная умозрительная философия, утверждающая свою способность объяснить все, забывала, что создатель системы, каким бы маловажным он ни был, является частью бытия, подлежащего объяснению. ... Человек не может, не внося искажений, представить себя непредвзятым зрителем или беспристрастным наблюдателем; он по необходимости всегда остается участником” (Джеммер М. Эволюция понятий квантовой механики. М., 1985, с. 174-175). “Нельзя не обратить внимание, - продолжает Джеммер, - что обсуждение Геффдингом проблемы познания в какой-то мере предвосхищает последующие концептуальные течения в квантовой механике. Так, ему принадлежит следующее высказывание: “... реальность, которую мы осознаем, является лишь частью некоего большего целого; и потому мы не в состоянии определить соотношение между частями и целым. Нам не дано создать исчерпывающую концепцию реальности”. В жизни прогресс достигается только через внезапные решения, скачки или рывки. “Нечто решающее происходит всегда только рывком, при внезапном повороте, который нельзя предсказать на основании прошлого и который не определяется им”. Говоря о принадлежащей Кьеркегору индетерминистской теории “скачков”, Геффдинг назвал датского философа “единственным индетерминистским мыслителем, который попытался описать скачок”, но позже добавил: “Представляется очевидным, что если скачок происходит между двумя состояниями или двумя моментами времени, ни один глаз не в силах наблюдать его, и так как поэтому он никогда не может быть явлением, его описание перестает быть описанием”. Следовательно, также “причинность не поддается описанию”” (Джеммер М. Эволюция понятий квантовой механики. М., 1985, с. 175).

[128] См.: Холтон Дж. Тематический анализ науки. М., 1981, с. 167-172.

[129] См.: Фок В. А. Квантовая физика и строение материи. Л., 1965, с. 12.

[130] Вот как остроумно описывает процесс квантовомеханического измерения академик А. Д. Александров: “Объект, можно сказать, вычерпывается из нее /микроскопической реальности, - К. К./ и оформляется как объект в данном состоянии, подобно тому как вода вычерпывается из океана и оформляется вычерпывающим ее сосудом /здесь, - отметим попутно, - сразу же приходит на ум и богатейшая библейская символика воды, - ведь “в начале Словом Божиим небеса и земля составлены из воды и водою” (2 Петр. 3, 5), - К. К./. И подобно тому, как сам сосуд должен иметь определенную форму, быть не жидким, а твердым, так выделяющие объект и оформляющие его условия также должны быть достаточно оформленными сами по себе, т. е. классическими. ... поскольку практика человека принадлежит классической структуре, постольку нет для нас иного способа выделять и оформлять квантовые объекты, как посредством классических условий, так же как фиксировать квантовые объекты по их проявлениям в классической структуре” (Александров А. Д. Связь и причинность в квантовой области - В сб.: Современный детерминизм. М., 1973, с. 359).

[131] Это положение иллюстрируется замечательным афоризмом: “квантовая механика состоит в применении классических понятий там, где они не неприменимы” (Александров А. Д. Связь и причинность в квантовой области - В сб.: Современный детерминизм. М., 1973, с. 357).

[132] “Как бы далеко ни выходили явления за рамки классического физического объяснения, все опытные данные должны описываться при помощи классических понятий, - не уставл повторять Бор. - Обоснование этого состоит просто в констатации точного значения слова эксперимент. Словом эксперимент мы указываем на такую ситуацию, когда мы можем сообщить другим, что именно мы сделали и что именно мы узнали. Поэтому экспериментальная установка и результаты наблюдений должны описываться однозначным образом на языке классической физики” (Бор Н. Атомная физика и человеческое познание. М., 1961, с. 60).

[133] “Мы должны помнить, что то, что мы наблюдаем, - это не сама природа, - подчеркивал В. Гейзенберг, - а природа, которая выступает в том виде, в каком она выявляется благодаря нашему способу постановки вопросов” (Гейзенберг В. Физика и философия. Часть и целое. М., 1989, с. 27).

[134] Как неоднократно подчеркивал академик В. А. Фок, в физике, - даже и в квантовой, - возможно рассматривать лишь коллективы из элементов, описываемых классически, ибо только таким элементам возможно однозначно приписать определенные значения параметров, по которым может производиться их сортировка, а потому элементами статистических коллективов, рассматриваемых в квантовой механике, являются не самые микрообъекты, а результаты опытов над ними (см. напр.: Фок В. А. Об интерпретации квантовой механики. – В сб.: Философские вопросы современной физики. М., 1959, с. 170-172).

[135] “Современная физика, - свидетельствует В. Паули, - обобщила старое противопоставление познающего субъекта познаваемому обекту, заменив такое противопоставление идеей сечения, проходящего между наблюдателем, или средством наблюдения, и наблюдаемой системой” (Паули В. Влияние архетипических представлений на формирование естественнонаучных теорий у Кеплера. – В сб.: Паули В. Физические очерки. М., 1975, с. 172).

[136] Как вспоминал Гейзенберг, “когда в начале 1927 года раздумья об интерпретации квантовой механики приняли рациональный облик и Бор создал понятие дополнительности, Паули был одним из первых физиков, безоговорочно вставших на сторону новой интерпретации  … в центре его философской мысли всегда стояло стремление к цельному пониманию мира, к единству, вмещающему в себя напряжение противоположностей, и он приветствовал истолкование квантовой теории как новую мыслительную возможность, позволяющую выразить единство, пожалуй, полнее, чем прежде. Алхимическая философия привлекала его своей попыткой говорить о материальных и душевных процессах на одном и том же языке. Паули пришел к убеждению, что поиски подобного языка могут возобновиться в той абстрактной сфере, в которую вступили современная атомная физика и современная психология” (Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М., 1987, с. 287). Отметим, что творец аналитической психологии К. Г. Юнг, работами которого Паули чрезвычайно интересовался, писал:  “Рано или поздно ядерная физика и психология бессознательного должны будут сблизиться, по мере того, как они, независимо друг от друга и продвигаясь в противоположных направлениях, будут осуществлять прорыв на территорию трансцендентального: одна  - с помощью понятия атома, другая – посредством понятия архетипа. Психе и материя существуют в одном и том же мире, и каждая из них сопричастна другой; в противном случае, невозможно было бы взаимодействие. Следовательно, если бы исследование могло продвинуться достаточно далеко, мы в конце концов пришли бы к согласованию физических и психологических понятий” (Юнг К. Г. AION. Исследование феноменологии самости. М., 1997, с. 285-286).

[137] Замечательно, что Бор полагал, “дополнение квантовой механики биологическими понятиями так или иначе произойдет. Но, - говорил он, потребуется ли помимо такого дополнения  также еще и расширение квантовой механики, этого пока еще невозможно предвидеть” (Гейзенберг В. Физика и философия. Часть и целое. М., 1989, с. 235).

[138] Планк М. Научная автобиография. – В кн.: Планк М. Избранные труды.М., 1975, с. 661. Как отмечает немецкий исследователь В. Виланд, “учение о континууме принадлежит к тем частям аристотелевской физики, которые никогда не оспаривались и даже не ставились под сомнение основателями современного естествознания. То, что Аристотель высказывает о континууме, принадлежит к основаниям также и физики Нового времени, в том числе даже и там, где она работала с атомистическими гипотезами. До Планка эти основания никогда не продумывались во всех их следствиях, исходя из которых мог бы быть подорван принцип непрерывности, фундаментальный для основных допущений Галилея и Ньютона. Только квантовая гипотеза Планка, логические следствия которой до сих пор еще ждут своего анализа, выводит за пределы горизонта, очерченного аристотелевской теорией континуума” (цит. по: Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных программ. М., 1980, с. 299-300).

[139] См. русский перевод: Эйнштейн А., Подольский Б., Розен Н. Можно ли считать, что квантово-механическое описание физической реальности является полным? – “Успехи физических наук”, 1936, т. 16, вып. 4, с. 440-446.; см. также: Эйнштейн А. Собрание научных трудов. т. III. М., 1966, с. 604-611.

[140] Впрочем, академик А. Д. Александров вообще настаивает, что при обсуждении ЭПР-парадокса неправомерно говорить о “парадоксе”. “Это рассуждение содержит порочный круг, - подчеркивает он. - В самом деле, оно основано на предположении, что частицы разошлись, больше не взаимодействуют. Но откуда мы это знаем и что это значит? Квантовая механика приписывает определенное состояние только обеим частицам вместе, но не каждой в отдельности. ... Предположение, что частицы больше никоим образом не взаимодействуют, уже само по себе исключает их квантовую связь, выраженную в наличии у них только общей функции состояния и, стало быть, уже подразумевает неполноту квантовой механики, ибо, фиксируя общее состояние системы из двух частиц, она не указывает функций состояния каждой из них в отдельности. Таким образом, аргументация Эйнштейна исходит из того самого тезиса, какой имеется в виду доказать, т.е. содержит порочный круг и по этой  простой причине ничего не доказывает” (Александров А. Д. Связь и причинность в квантовой области - В сб.: Современный детерминизм. М., 1973, с. 339-340).

[141] Эксперименты по наблюдению ЭПР-парадокса Бернард д'Эспанья назвал “первым шагом к возникновению экспериментальной м е т а –физики” (d'Espagnat B. Toward a Separable “Empirical Reality”? – “Foundations of Physics”, 1990, vol.20, № 10, p. 1172). Напомним, что мета-физика – taV metaV taV fusikav – “то, что идет после физики”, “то, что над-стоит над (или под-лежит под) природой”.

[142] См. напр.: Молчанов Ю. Б. Парадокс Эйнштейна-Подольского-Розена и принцип причинности. – В сб.: Методы научного познания и физика. М., 1985, с. 319-320

[143] См. напр.: Гриб А. А. Неравенства Белла и экспериментальная проверка квантовых корреляций на макроскопических расстояниях. - “Успехи физических наук”, 1984, т. 142, вып. 4, с. 619-634.

[144] От para-metrevw - “из-мерять что-либо со-поставляя его с чем-либо”, - разумеется, со-поставляя с макроскопическим (или, по крайней мере, выдающим макроскопически измеримый результат) прибором. 

[145] См.: Александров А. Д. О парадоксе Эйнштейна в квантовой механике. – “Доклады АН СССР”, 1952, т. 84, № 2, с. 253-256.; Фок В. А. Замечания к творческой автобиографии Альберта Эйнштейна. - В сб.: Эйнштейн и современная физика. М., 1956, с. 83-84.

[146] Сравнить материальные частицы с живыми организмами - для физика смелость необычайная. Но интересно, что уже в 1919 году Чарльз Галтон Дарвин, одним из первых начавший поиски логически последовательных основ квантовой механики, в своей (оставшейся неопубликованной и ныне хранящейся в Библиотеке Американского филиософского общества) статье “Критика основ физики” писал: “Я давно уже считал, что фундаментальные основы физики находятся в ужасном состоянии. … Может случиться, что потребуется фундаментально изменить наши представления о времени и пространстве, … либо даже в качестве последней возможности приписать электрону свободу воли” (цит. по: Джеммер М. Эволюция понятий квантовой механики. М., 1985, с. 173). Отметим, что идея эта носилась в воздухе: почти в то же самое время устами одного из своих “самовитых” чудаков-мечтателей Андрей Платонов скажет: “Если электрон есть микроб, то есть биологический феномен, то эфир ... есть кладбище электронов. Эфир есть механическая масса умерщвленных или умерших электронов. ... С другой стороны, эфир не только кладбище электронов, но также матерь их жизни, так как мертвые электроны служат естественной пищей электронам живым. Электроны едят трупы своих предков. Несовпадение длительности жизни электрона и человека делает необычайно трудным наблюдение за жизнью этих ... существ. ... число физиологических процессов в теле электрона, как у более примитивного существа, значительно меньше, чем у человека - высокоорганизованного тела. Следовательно, каждый физиологический процесс в организме электрона происходит с такой ужасающей медленностью, что устраняет возможность непосредственного наблюдения этого процесса даже в самый чувствительный прибор. Это обстоятельство делает природу в глазах человека мертвой. Это страшное разнообразие времен жизни для различных категорий существ суть причина трагедии природы. Одно существо век чувствует как целую эру, другное - как миг. Это “множество времен” - самая толстая и несокрушимая стена между живым, которую с трудом начинает разрушать тяжелая артиллерия человеческой науки” (Платонов А. Избранные произведения. М., 1983, с. 104-105). Парадоксально - но факт: самой логикой развития естествознания мы вновь воз-вращаемся к тому же самому положению, с отрицания которого началась современная наука: мир есть живой организм, а потому законы его внутреннего бытия отчасти подобны законам бытия человеческого.

[147] Действительно, упомянутый выше принцип относительности к классическим средствам измерения означает, что квантовые объекты лежат как бы “вне” классической реальности и лишь “проецируются” на нее, причем результат зависит от характера проекции.

[148] Отметим, что сколь ни парадоксальной выглядит мысль о наличии у материи жизни, для христианского сознания она, по существу, вполне естественна. “Слишком часто мы, по привычке, по инерции, по лени ума, не только неверующие, но и верующие, думаем о материи, будто она инертна, мертва. И действительно, с точки зрения нашего субъективного опыта, это большей частью так. Но с точки зрения философии материи, с точки зрения ее соотношения с Творцом, Который державным словом ее призвал из небытия к бытию, это не так: все, Богом сотворенное, имеет жизнь, - настаивает митрополит Сурожский Антоний, - не то сознание, которым мы обладаем, а иное: в каком-то смысле все, Богом сотворенное, может участвовать радостно и ликующе в гармонии твари. Иначе, если бы материя была просто инертна и мертва, то всякое Божие воздействие на нее было бы как бы магическим, было бы насилием; материя не была бы послушна Ему, те чудеса, которые описаны в Ветхом Завете или в Новом Завете, не были бы чудесами, то есть делом послушания и восстановления утраченной гармонии. Это были бы властные действия Бога, против которых материя, сотворенная Богом, не могла бы ничего. И это не так. Все сотворенное живет, на каждом уровне тварной жизни, своей особенной тварностью. И если мы могли бы в нашем очень часто холодном, тяжелом, потемневшем мире уловить то состояние материи, которое нам больше недоступно, потому что мы ее видим не Божиими глазами и не изнутри духовного опыта, мы видели бы, что Бог и все Им сотворенное связаны живой связью” (Антоний, митр. Сурожский Православная философия материи. – В кн.: Антоний, митр. Сурожский  Человек перед Богом. М., 1995, с. 281). Утверждение факта пронизанности материи жизнью вовсе не означает примитивного языческого гилозоизма, напротив, это есть естественное следствие тварности мира, его не-само-бытности, его укорененности в бытии Творца. Тварность мира означает его не-само-бытность; вся тварь жива в меру своей со-причастности Жизни Творца. Именно потому что мир связан с Богом, с самой Жизнью, он и о-живо-творен, жив, - не сам по себе, но в силу наличия этой связи, без которой ничто тварное просто не может существовать.

[149] “Новая математика XVII в., в частности, дифференциальное исчисление в той форме, как оно вводится Лейбницем, представляет собой не просто новые методы решения задач, а прежде всего новые аксиомы, которые обосновывают эти методы, - подчеркивает В. Н. Катасонов. - Эти аксиомы имеют, так сказать, “онтологический” характер: они дают новое, неприемлимое для античности и средневековья, понимание структуры континуума. Эта удивительная метаморфоза в понимании самих оснований науки была обусловлена не столько чисто прагматической эффективностью новых методов, … сколько изменением философского горизонта, в котором только и существует математика в любой период истории. Новые аксиомы … выражают определенное долженствование … Оправдания этого долженствования лежат уже вне самой математики” (Катасонов В. Н. Метафизическая математика XVII в. М., 1993, с. 40-41).

[150] Разумеется, материю классической физики ни в коей мере нельзя отождествить с материей античной и средневековой натурфилософии: если та была аморфна и потому неописуема, то эта предстает как неизменная самотождественная сущность, т. е. наделяется теми самыми характеристиками, которые Платон усваивал идее, а Аристотель – форме (см.: Гайденко П. П. Эволюция понятия науки (XVII-XVIII вв.) Формирование научных программ Нового времени. М., 1987, с. 124-134).

[151] Кант И. Метафизические начала естествознания. - В: Кант И. Сочинения в 6 тт. т. 6. М., 1966, с. 60-61. В работе “Об основанном на априорных принципах переходе от метафизических начал естествознания к физике” Кант поясняет необходимость постулирования “материи вообще” следующим образом: “В рычаге как в машине еще до внешне движущих сил взвешивания следует мыслить внутреннюю движущую силу, а именно силу, благодаря которой возможен сам рычаг, как таковой, т. е. материю рычага, которая, стремясь по прямой линии к точке опоры, сопротивляется сгибанию и перелому, чтобы сохранить твердость рычага. Эту движущую силу нельзя усмотреть в самой материи машины, иначе твердость, от которой зависит механическая возможность весов, была бы использована в качестве основания для объяснения взвешивания и получился бы порочный круг. … уже в понятии весомости (ponderabilitas obiectiva) a priori допускается и предполагается проникающая все тела материя … и нет необходимости эмпирически переходить в физику (посредством наблюдения или эксперимента) или выдумывать гипотетическое вещество для объяснения явления взвешивания; здесь это вещество скорее постулируется. … Материя, порождающая твердость, должна быть невесомой. Но так как она должна быть также внутренне проникающей, ибо она чисто динамична, то ее должно мыслить несжимаемой и распространенной во всем мировом пространстве как существующий сам по себе континуум, идею которого уже, впрочем, придумали под названием эфира не на основе опыта, а a priori (ведь никакое чувство не может узнать механизм самих чувств как предмет этих чувств). … Именно по этой причине подобную материю мыслят также как невоспринимаемую, ибо органы восприятия сами зависят от ее сил” (Кант И. Об основанном на априорных принципах переходе от метафизических начал естествознания к физике. - В: Кант И. Сочинения в 6 тт. т. 6. М., 1966, с. 626-628).

[152] См.: Исторические типы рациональности. т. 2. Отв. ред. П. П. Гайденко. М., 1996, с. 47.

[153] Отметим, что крах эфирно-материальной онтологии и пред-чувствие наличия у мира сокровенного живого измерения бытия было интуитивно про-чувствовано культурой рубежа ХIХ-ХХ веков.

[154] “Глубокая сущность теории относительности, - настаивает академик А. Д. Александров, - состоит ... в том, что она устанавливает единство пространственно-временной и причинно-следственной структуры мира”. Он подчеркивает, что “этому положению можно придать форму точного определения пространства-времени: пространство-время есть множество всех событий в мире, отвлеченное от всех его свойств, кроме тех, которые определяются общей структурой отношений воздействия одних событий на другие” (Александров А. Д. Теория относительности как теория абсолютного пространства-времени. - В сб.: Философские вопросы современной физики. М., 1959, с. 172-173).

[155] Вот как поясняет это один из героев Клайва Льюиса: “Самое быстрое из того, что достигает наших чувств - это свет. На самом деле, мы видим не свет, а более медленные тела, которые он освещает. Свет находится на границе, сразу за ним начинается область, в которой тела слишком быстры для нас. Тело эльдила /”ангела”, - К.К./ - это быстрое, как свет, движение. Можно сказать, что тело у него состоит из света; но для самого эльдила свет - нечто совсем другое, более быстрое движение, которого мы вообще не замечаем. А наш “свет” для него - как для нас вода, он может его видеть, трогать, купаться в нем. Более того, наш “свет” кажется ему темным, если его не освещают более быстрые тела. А те вещи, которые мы называем твердыми - плоть, почва, - для него менее плотные, чем наш “свет”, почти невидимые, примерно как для нас легкие облака. Мы думаем, что эльдил - прозрачное, полуреальное тело, которое проходит сквозь стены и скалы, а ему кажется, что сам он твердый и плотный, а скалы - как облака. А то, что он считает светом, наполняющим небеса, светом, от которого он ныряет в солнечные лучи, чтобы освежиться, то для нас черная пропасть ночного неба. Все это простые вещи ... , только они лежат за пределами наших чувств” (Льюис К. С. За пределы Безмолвной планеты. Переландра. М., 1993, с. 104).

[156] “Не отсюда ли родилась мысль, - можем спросить мы вслед за П. П. Гайденко, - сделать “материей” геометрии не простанство, а свет – мысль, послужившая началом для создания геометрической оптики? И, в самом деле, то, что Прокл называет “интелиигибельной материей”, имея в виду пространство геометров, неоплатоник XIII в. Гроссетест относит уже к свету: свет – это интеллигибельная материя, и математика изучает его законы” (Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных программ. М., 1980, с. 208).

[157] Именно поэтому и не удается дойти до “последней сути” исследуя мир “элементарных” частиц при помощи ускорительной, т. е. рас-членяющей техники. Чем “глубже” мы пытаемся проникнуть в “суть” вещей, тем большие усилия нам приходится для этого прикладывать, но когда мы уже почти у цели внезапно выясняется, что надо еще увеличить энергию сталкивающихся частиц, затем еще и еще. Каждый следующий шаг дается с таким трудом, что построить современный ускоритель одной стране сейчас оказывается уже не под силу. Симптоматично, что некоторые физики сравнивают современные гигантские ускорители с египетскими пирамидами. С их точки зрения ускорители являются такими же символами современного мировосприятия, какими были в древности пирамиды (см.: Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М., 1987, с. 144).

[158] Факт достижения этого предела был глубоко осознан Бором, подчеркивавшим “сколь осторожно следует подходить ко всем утверждениям о строении атома. ... Главным для меня была ... устойчивость материи, с точки зрения прежней физики предстающая подлинным чудом. Под словом “устойчивость” я имею в виду то, что одни и те же вещества всегда и везде встречаются с одними и теми же свойствами ... С точки зрения классической механики это непостижимо ... Итак, в природе имеется тенденция к образованию определенных форм ... и к воспроизведению этих форм заново даже тогда, когда они нарушены или разрушены. В этой связи можно даже вспомнить о биологии; ведь устойчивость живых организмов, сохранение сложнейших форм, которые к тому же способны к существованию непременно лишь как целое, - явление того же рода. ... Существование однородных веществ, наличие твердых тел - все это опирается на устойчивость атомов ... Все это не само собой разумеется, напротив, кажется непонятным, если исходить из принципов ньютоновской физики, из строгой причинной детерминированности событий, когда всякое данное состояние должно быть однозначно определено предшествующим состоянием и только им. ... На чудо устойчивости материи еще долго не обращали бы внимания, если бы за последние десятилетия ... события ... поставили на перед вопросом, в наше время уже неизбежным, а именно вопросом о том, как здесь связать концы с концами ... задача совсем иного рода, чем обычные научные задачи. В самом деле, раньше в физике, да и в любой другой естественной науке, когда требовалось объяснить новое явление, можно было, используя имеющиеся понятия и методы, свести это новое явление к уже известным феноменам или законам. А в атомной физике, как нам хорошо известно, прежних понятий заведомо недостаточно. Из-за устойчивости материи ньютоновская механика неприменима внутри атома ... И, стало быть, невозможно также никакое наглядное описание строения атома, ведь подобное описание - именно в силу своей наглядности - должно было бы пользоваться понятиями классической физики, а они уже не охватывают происходящего. ... В подобном положении теория вообще не может ничего объяснить в смысле, принятом до сих пор в науке. Речь идет о том, чтобы постепенно обнаруживать существующие связи и на ощупь осторожно продвигаться вперед” (цит. по: Гейзенберг В. Физика и философия. Часть и целое. М., 1989, с. 170-172).

[159] Уже в начале ХХ творцам новой физики было ясно, что “теоретические и практические достижения западной мысли за последние полтора столетия ... не слишком обнадеживают ... требование - все трансцендентное должно исчезнуть - не может быть последовательно проведено в теории познания, т.е. именно в той области, для которой этот тезис и предназначался в первую очередь, - писал Эрвин Шредингер. - Причина заключается в том, что мы не можем обойтись здесь без путеводной нити метафизики. Более того, стоит уверовать в эту возможность, как широко задуманные метафизические заблуждения сменяются несравненно более наивными и робкими” (Шредингер Э. Мое мировоззрение. – “Вопросы философии”, 1994, № 9, с. 72). “Положение, - продолжает он, - как отмечалось уже не раз, ужасающе похоже на финал античной эпохи и не только в отношении безрелигиозности и отсутствия традиций. Сходство еще и в том, что в обоих случаях у современников создается впечатление, будто обе эпохи в области прагматического знания вышли на твердую и надежную дорогу, которая, согласно всеобщему убеждению, по меньшей мере ввиду своей общности, выдержит смену научных воззрений - тогда это была философия Аристотеля, ныне современное естествознание” (Шредингер Э. Мое мировоззрение. – “Вопросы философии”, 1994, № 9, с.73).

[160] На вычленяющий характер интеллектуального познания указывает как приставка intel - , заменяющая в том случае, когда основное слово начинается на l, приставку inter – “внутри”, “между”, “среди”, так и само основное слово lego – “выбирать”, “набирать”, “извлекать”, а также “раз-личать в-зором”, “про-из-носить”.

[161] Бергсон А. Собрание сочинений в пяти томах. т. 3, СПб., 1914, с. 47.

[162] Как подчеркивает П. П. Гайденко, Зеноном Элейским была обнаружена вне-пространственность и вне-временность движения: “В апориях Зенона предполагается обязательным при исследовании движения строго соотносить друг с другом точки пространства с моментами времени: все, что движется должно имет пространственную и временную “координаты”. … Зенон доказывает, что в действительности движение не соответствует и не может соответствовать этому требованию” (Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных программ. М., 1980, с. 72; см. также: Койре А. Заметки о парадоксах Зенона. – В кн.: Койре А. Очерки истории философской мысли. М., 1985, с. 27-50).

[163] Мандельштам Л. И. Лекции по оптике, теории относительности и квантовой механике. М., 1972, с. 327.

[164] Интересно, что именно в ХХ веке в связи с проникновением в сферу микромира наконец-то зазвучала так и не найденная Кеплером пифагорейская “музыка космоса”– зазвучала в пространстве микрокосмоса. Как писал в 1925 году А. Зоммерфельд, “управляемые целыми числами спектральные серии фактически по своему смыслу являются обобщением древнего трезвучия лиры, из которого пифагорейцы еще 2500 лет назад выводили гармонию явлений в природе, а наши кванты действительно напоминают о той роли, которую, по-видимому, играли целые числа у пифагорейцев, причем не в качестве некоего атрибута, а как суть физических явлений” (Зоммерфельд А. Строение атома и спектры. М., 1956). Заметим, что именно в силу со-образности человеа и мира, гармонии макро- и микро- косма, мы не просто можем описывать структуру мироустройства на языке математики, но можем пользоваться самой математикой как своего рода “подсказкой” при построении интерпретативных моделей формальных теорий.

[165] См.: Ансельм А.И. Очерки развития физической теории в первой трети ХХ века. М., 1986, с. 171.

[166] См. например учебник по квантовой механике, где перечисляется девять (!) вариантов интерпретации квантовой механики: Садбери А. Квантовая механика и физика элементарных частиц. М., 1989, с. 292-307. Разумеется, все многоразличные интерпретации приводят (или, по крайней мере, должны приводить) к одинаковым экспериментальным следствиям - в противном случае они были бы не различными интерпретациями, но различными теориями. Различие в интерпретациях принадлежит области метафизики - сфере, так сказать, уже сверх-естественно-научной.

[167] Стремление заглянуть “за физику”, обусловленное осознанием ограниченности естественнонаучного объективирующего подхода, по существу не так уж неожиданно, как может показаться на первый взгляд. Уже сами творцы новой физики ХХ века прекрасно понимая необходимость преодоления новоевропейской субъект-объектной парадигмы в поисках альтернативной точки зрения обращали свой взор к мистической традиции Востока. Дело в том, что ориентация новоевропейской науки на аналитический дискурс, текстовую опредмеченность знания, исключающую многозначность интерпретаций, в микромире оказывается поставленной под сомнение. Однозначно-дискурсивное понимание начинает дополняться образностью внедискурсивных интуиций, а абстрактные доказательства рассудка подтверждаются личностной очевидностью созерцания. Именно отсюда - и множество различных интерпретаций квантовой механики, и все возрастающее значения фактора красоты физической теории как критерия ее истинности. Для “восточного” же подхода к миру в противоположность “западному”, из которого и вырастает современная позитивная наука, характерно недуальное восприятие действительности, обусловленное отказом от столь привычной нам дефиниции и дифференциации явлений. Стремясь найти способ преодоления принципиальной ограниченности “объективирующего” описания мира, Бор обращался к китайской Книге Перемен, Шредингер - к Упанишадам, Паули – к аналитической психологией Юнга. Однако, несмотря на то, что интеллектуальное паломничество физиков на Восток ширилось и углублялось, оно, в общем, не вышло за рамки спекулятивных аналогий что, впрочем, и вполне естественно, ибо явление, возникшее на почве западноевропейской, христианской в своих основах, культуры, интерпретировалось в контексте иной, может быть и очень глубокой, но чуждой традиции. Хорошим тому примером может служить выдержавшая множество переизданий книга Фритьофа Капра “Дао физики”. Параллели, которые усматривает автор между современной физикой и мистическими традициями Востока так и остались просто параллелями. Отсутствие непосредственных пересечений не позволило получить сколько-нибудь значимый результат, что свидетельствует о малопродуктивности такого подхода.

[168] Интересная попытка такого рода была сделана Н. Л. Мусхелишвили и В. М. Сергеевым в работе “Контекстная семантика понятий и зарождение логических парадигм (Логика византийских мыслителей и идеи квантовой физики)”. Авторы справедливо подмечают, что понятие, необъяснимое в обычных формально-логических терминах, - а именно таковы многие понятия квантовой механики, - может рассматриваться эстетически. Не соглашаясь безоговорочно с выводом авторов о том, что “ипостасной сущности соответствует физическое состояние, ипостасям - взаимодополнительные экспериментальные ситуации, принципу троичности - принцип дополнительности” (Мусхелишвили Н. Л., Сергеев В. М. Контекстная семантика понятий и зарождение логических парадигм (Логика византийских мыслителей и идеи квантовой физики). - В сб.: Текст.: семантика и структура. М., 1983, c. 295), тем не менее можно принять сам принцип эстетического подхода к интерпретации квантовой физики, - “эстетического” в изначальном смысле этого слова, - указывающего на символическую, смысловую наполненность формальной теории.

[169] Как подчеркивает митрополит Сурожский Антоний, “единственный подлинный материализм – это христианство, потому что мы верим в материю, то есть мы верим, что она имеет абсолютную и окончательную реальность, верим в воскресение, верим в новое небо и новую землю, не в том смысле, что все теперешнее будет просто уничтожено до конца, а что все станет новым, тогда как атеист не верит в судьбу материи, она – явление преходящее. Не в том смысле, как буддист или индуист ее рассматривает, как майю, как покров, который разойдется, но как пребывающую реальность, которая как бы пожирает свои формы: я проживу, потом разойдусь на элементы; элементы продолжают быть, меня нет; но судьбы в каком-то смысле, движения куда-то для материи не видно, исхода нет. … Воплощение Христово нам доказало: материя этого мира вся способна на соединение с Богом, и то, что совершается сейчас с этим хлебом и вином <в таинстве Евхаристии> - событие эсхатологическое, то есть принадлежащее будущему веку. Это не магическое насилие над материей, превращающее ее; это возведение материи в то состояние, к которому призвана космическая материя” (Антоний, митр. Сурожский Диалог об атеизме и последнем суде. – В кн.: Антоний, митр. Сурожский  Человек перед Богом. М., 1995, с. 53-54).

[170] Напомним, что греч. ktivsma –“тварь”, происходит от kti?siÇ - “основывание”, “созидание”, “владычествование”. Тварность мира означает его не-само-бытность; мир сотворен “из ничего” (2 Макк. 5, 28) в том смысле, что не имеет основы “в самом себе”, но существует лишь в силу своей со-причастности Божественному Бытию.

[171] Крупнейший христианский богослов и учитель Церкви прп. Иоанн Дамаскин в своем “Первом защитительном слове против отвергающих святые иконы” говорит: “ … поклоняюсь Творцу вещества, сделавшемуся веществом ради меня, соблаговолившему поселиться в веществе и чрез посредство вещества соделавшему мое спасение, и не перестану почитать вещество, чрез которое соделано мое спасение … как  … исполненное божественной силы и благодати” (Полное собрание творений св. Иоанна Дамаскина. т. 1, СПб., 1913, с. 354). Как подчеркивает французский философ А. Кожев, именно в размышлении над последствиями факта боговоплощения – источник науки Нового времени. “Если, как это утверждали верующие христиане, земные (человеческие) тела могут быть “в то же время” телами Бога и, следовательно, божественными телами и если, как это думали греческие ученые, божественные (небесные) тела правильно отражают вечные отношения между математическими сущностями, то ничто более не мешает исследовать эти отношения в дольнем мире так же, как в горнем”, - пишет он (цит. по: Гайденко П. П. Христианство и генезис естествознания. - В кн.: Философско-религиозные истоки науки. М., 1997, с. 55).

[172] По слову прп. Максим Исповедника, “приходя к нему /к человеческому уму/ со Своими учениками, то есть первыми и духовными мыслями о природе и времени, Слово преподает ему Самого Себя” (Прп. Максим Исповедник. Творения, Кн. II. Вопросо-ответы к Фалассию, ч. 1, М., 1993, с. 32).

[173] Прп. Максим Исповедник. Творения, Кн. II.  Вопросо-ответы к Фалассию, ч.1, М., 1993, с. 25.

[174] См. напр.: Визгин В. П. Герметизм, эксперимент, чудо: три аспекта генезиса науки нового времени. – В кн.: Философско-религиозные истоки науки. М., 1997, с. 88-141; см. также: Косарева Л. М. Проблема герметизма в западных исследованиях генезиса науки. – В кн.: Косарева Л. М. Рождение науки нового времени из духа культуры. М., 1997, с. 151-164.

[175] Гайденко В. П., Смирнов Г. А. Западноевропейская наука в средние века. М., 1989, 352 с.

[176] Отметим, что свет занимает особое место в символике большинства религий. Свет - это то, что о-све-щает и о-свя-щает, открывает сокровенное, дает знание, указывает путь. К и.-евр. *div- - “светить”, “блистать”, восходят и греч. ZeuvÇ, и лат. Deus, и divus – “божественный”, “святой”, и dies – “день”.

[177] Примечательно, что по-славянски ????? - не только “свет”, но и “земля”, “вселенная”. С этими значениями слово ????? сохранилось лишь в русском языке, хотя основным словом для выражения этих понятий можно считать мир, которое во всех славянских языках употребляется в значении “покой”, “тишина”.

[178] Греческое suvmbolon, происходящее от глагола suvm-bavllw – “со-единять”, “с-вязывать”, “с-равнивать”, “с-личать”, а также “с-шибать” и “с-талкивать”, в своем первоначальном значении есть принадлежащая мне часть любого разломанного пополам предмета, вторая половина которого находится у  кого-то другого.  Вы-све(т)-ченная, вы-явленная часть часть символа, является не просто подобием сокрытой, но ее до-полнением до  целого; половинки символа тяготеют друг к другу, желая “со-единения”, “при-мирения” - sum-bibavzw.

[179] Прп. Максим Исповедник. Творения, Кн. II. Вопросо-ответы к Фалассию, ч.1, М., 1993, с. 40.

[180] Гроссетест Р. О свете, или О начале форм. – “Вопросы философии”, 1995, № 6, с. 125.

[181] См.: Хеллер М., Чернин А. Д. Жорж Леметр и становление космологии. - В сб.: На рубежах познания вселенной. Историко-астрономические исследования. Выпуск XXIV. М., 1994, с. 210-211.

[182] Отметим, что по существу именно Гроссетест сделал первый шаг к математизации физики – теоретическому конструированию образа мира из “математически прозрачной” субстанции света. Впоследствии эта тенденция обретет свое крайнее воплощение в современной квантовой теории поля (претендующей сегодня на роль “Единой Теории Всего”) цель которой заключается в том, чтобы поместить элементарные частицы в те же рамки, что и фотоны, т. е. “оформить” их как кванты соответствующих полей. Именно это позволило впоследствии В. Гейзенбергу заметить, что “в естествознании Нового времени живет христианская модификация платонической “мистики света”, которая отыскивает в первообразах единую основу духа и материи и предоставляет место для разнообразных степеней и видов понимания вплоть до познания истины спасения” (Гейзнберг В. Шаги за горизонт. М., 1987, с. 285).

[183] Как отмечает Герхард Подскальски, “христианский Восток вплоть до наших дней сохранил то понимание богословия, которое предшествовало концепции, выработанной на Западе с помощью заново открытой Аристотелевой логики (Logica nova), причем предшествовало как на Востоке, так и на Западе. На Востоке … богословие не является рациональной спекулятивной дисциплиной, а служит средством приобщения и наставления в истинах веры” (Подскальски Г. Христианство и богословская литература в Киевской Руси (988-1237 гг.). СПб., 1996, с. 433).

[184] К сожалению, отмечает митрополит Сурожский Антоний, “У нас не разработано или очень мало разработано богословие материи. Это такое богословие, котрое осмыслило бы до конца материю, а не только историю. Учение о Воплощении, например: … мы очень мало говорим, мне кажется, о том, то Слово стало плотью и что в какой-то момент истории Сам Бог соединился с материей этого мира в форме живого человеческого тела, - что, в сущности, говорит нам о том, что материя этого мира способна не только быть духоносной, но и Богоносной” (Антоний, митр. Сурожский Диалог об атеизме и последнем суде. – В кн.: Антоний, митр. Сурожский  Человек перед Богом. М., 1995, с. 53-54).

[185] Как отмечает В. Н. Топоров, в самых разных культурах - от древнекитайской до древнееврейской “загадка, точнее - лежащая в ее основе загадочная конструкция и ситуация, вызвавшая ее к жизни, в свою очередь стала родимым лоном и науки и метафизики, сферы которых вполне распознаваемы и в исторически засвидетельствованных типах загадок” (Топоров В.Н. Из наблюдений над загадкой. – В сб.: Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Загадка как текст. 1. М.,  1994,  с. 49.).  Тесная связь игры  и загадки с богопознанием проявляется и в родстве и.-евр. *iag- (:*iagos), обозначающего чувство благоговения и священного страха (страха, связанного с загадочностью, непостижимостью почитаемого Субъекта), религиозное почитание (откуда и греч. a{zomai “благоговеть”, “бояться”, и a{gioÇ, aJgnovÇ – “святой”, “посвященный”) с лат.  jocus (*iok- : *iek-) – “шутка”, “забава” и, возможно, со слав.  *jьg-ra – “игра” (cм.: Топоров В.Н. Из наблюдений над загадкой. – В сб.: Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Загадка как текст. 1. М.,  1994,  с. 45).

[186] Patrologiae Cursus Completus. Accurante J. P. Migne. Series graeca, t. 91, col. 1416, f. 263 ab.

[187] Бриллиантов А. Влияние восточного богословия на западное в произведениях Иоанна Скотта Эригены. М., 1998, с. 215. Что же касается “более прямых средств к познанию”, то прп. Максим Исповедник говорит о них так: “весь мир сущих, получивший начало от Бога, делится на умопостигаемый мир, образованный из умных и бесплотных сущностей, и на здешний мир, чувственный и плотский, который величественно соткан из многих видов и природ. ... При всем том, мир - един и не разделяется вместе с частями своими; наоборот, путем возведения к своему единству и неделимости, он упраздняет различие их, происходящее от природных особенностей этих частей. Ведь они, неслиянно чередуясь, являются тождественными самим себе и друг другу, показывая, что каждая часть может входить в другую, как целое в целое. И обе они образовывают весь мир, как части образовывают единство; в то же время, они образовываются им, единообразно и целокупно, как части образовываются целым. Для обладающих духовным зрением весь умопостигаемый мир представляется таинственно отпечатленным во всем чувственном мире посредством символических образов. А весь чувственный мир при духовном умозрении представляется содержащимся во всем умопостигаемом мире, познаваясь там благодаря своим логосам. Ибо чувственный мир существует в умопостигаемом посредством своих логосов, а умопостигаемый в чувственном - посредством своих отпечатлений. Дело же их одно и, как говорил Иезекииль, дивный созерцатель великого, они словно “колесо в колесе” (Иез. 1, 16), высказываясь, как я полагаю, о двух мирах. Опять же божественный Апостол говорит: “ибо невидимое его … от создания мира чрез рассматривание творений видимы” (Рим. 1, 20). И если невидимое зрится посредством видимого, как написано, то для преуспевших в духовном созерцании легче будет постигнуть видимое через невидимое. Ибо символическое созерцание умопостигаемого посредством зримого есть одновременно и духовное ведение и умозрение видимого через невидимое. Ведь сущие, делающие явными друг друга, должны всегда иметь истинные и явные отражения один другого, и связь между ними должна быть незамутненно чистой” “весь мир сущих, получивший начало от Бога, делится на умопостигаемый мир, образованный из умных и бесплотных сущностей, и на здешний мир, чувственный и плотский, который величественно соткан из многих видов и природ. ... При всем том, мир - един и не разделяется вместе с частями своими; наоборот, путем возведения к своему единству и неделимости, он упраздняет различие их, происходящее от природных особенностей этих частей. Ведь они, неслиянно чередуясь, являются тождественными самим себе и друг другу, показывая, что каждая часть может входить в другую, как целое в целое. И обе они образовывают весь мир, как части образовывают единство; в то же время, они образовываются им, единообразно и целокупно, как части образовываются целым. Для обладающих духовным зрением весь умопостигаемый мир представляется таинственно отпечатленным во всем чувственном мире посредством символических образов. А весь чувственный мир при духовном умозрении представляется содержащимся во всем умопостигаемом мире, познаваясь там благодаря своим логосам. Ибо чувственный мир существует в умопостигаемом посредством своих логосов, а умопостигаемый в чувственном - посредством своих отпечатлений. Дело же их одно и, как говорил Иезекииль, дивный созерцатель великого, они словно “колесо в колесе” (Иез. 1, 16), высказываясь, как я полагаю, о двух мирах. Опять же божественный Апостол говорит: “ибо невидимое его … от создания мира чрез рассматривание творений видимы” (Рим. 1, 20). И если невидимое зрится посредством видимого, как написано, то для преуспевших в духовном созерцании легче будет постигнуть видимое через невидимое. Ибо символическое созерцание умопостигаемого посредством зримого есть одновременно и духовное ведение и умозрение видимого через невидимое. Ведь сущие, делающие явными друг друга, должны всегда иметь истинные и явные отражения один другого, и связь между ними должна быть незамутненно чистой” (Прп. Максим Исповедник. Творения, Кн. I. Богословские и аскетические трактаты. М.,1993, с. 159-160; ср.: прп. Максим Исповедник. Творения, Кн. II. Вопросо-ответы к Фалассию, ч.1, М., 1993, с. 79-82). Отметим, что преимущество символического созерцания мира состоит в его принципиальной открытости: если научные определения о-предел-ивают, то символическое описание – вос-полн-яет, ибо символ по самой природе своей всегда указывает вовне, - на до-полняющую до целого реальность.

[188] В качестве примера здесь можно было бы привести теорию групп. Возникшая более ста лет назад как абстрактная алгебраическая конструкция, она совершенно неожиданно оказалась сегодня основным математическим инструментом классификации элементарных частиц  в квантовой теории поля. Впрочем, если вдуматься в причины такого рода совпадений достаточно глубоко, мы поймем, что они вполне естественны. Действительно, сама математика изначально возникла как средство самопознания и богопознания. В лекции “О некоторых тенденциях развития математики”, прочитанной по случаю официального вручения И. Р. Шафаревичу Хайнемановской премии Геттингенской Академии наук, он сказал: “Математика сложилась как наука … в религиозном союзе пифагорейцев и была частью их религии. Она имела ясную цель – это был путь слияния с божеством через постижение гармонии мира, выраженной в гармонии чисел. … Тогда, почти в самый момент ее рождения, уже обнаружились те свойства математики, благодаря которым в ней яснее, чем где-либо проявляются общечеловеческие тенденции. Именно поэтому математика послужила моделью, на которой были выработаны основные принципы дедуктивной науки. … по той же причине она теперь может послужить моделью для решения основной проблемы нашей эпохи: обрести высшую религиозную цель и смысл культурной деятельности человечества” (Шафаревич И. Р. О некоторых тенденциях развития математики. – В кн.: Шафаревич И. Р. Есть ли будущее у России. М., 1991, с. 554).

[189] Сравним высказывание Вольфганга Паули о том, что “процесс познания природы так же, как и ощущение счастья, испытываемое человеком при познании, т. е. при усвоении его разумом нового знания, - основывается, по-видимому, на соответствии, совпадении предсуществующих, внутренних образов человеческого мышления и внешних вещей и их сущностей” (Паули В. Влияние архетипических представлений на формирование естественнонаучных теорий у Кеплера. – В сб.: Паули В. Физические очерки. М., 1975, с. 138).

[190] Хинтикка Я., Хинтикка М. Шерлок Холмс против современной логики: к теории поиска информации с помощью вопросов. - В сб.: Язык и моделирование социального взаимодействия. М., 1987, с. 276.

Ещё посмотрите лекцию "5.3 Классификация норм" по этой теме.

[191] Один из крупнейших физиков ХХ века Вернер Гейзенберг считал, что исследуя окружающий его объкт(ив)ный мир человек в конце концов “обретает самого себя” (цит. по: фон Франц М. Л. Наука и подсознание. – В кн.: Юнг К. Г., фон Франц М. Л., Хендерсон Дж. Л., Якоби И., Яффе А. Человек и его символы. М., 1997, с. 308).

[192] Цит. по: Владимирский Ф. С. Отношение космологических и антропологических воззрений Немезия к патристической литературе и влияние его на последующих писателей. – В кн.: Немезий Эмесский. О природе человека. Пер. Ф. С. Владимирского. М., 1988, с. 214.

[193] Напомним, что этимологически премудрость – sofiva – есть “углубление мысли в самое себя, ... каждое... обособление, выделение, предполагающее различение через распознание и узнавание, влечет за собой формирование новых и все более глубоких смыслов, позволяющих ... обеспечивать непрерывное возрастание смысловой наполненности бытия, осознающего самого себя” (Топоров В. Н. Еще раз о др.-греч. SOFIA: происхождение слова и его внутренний смысл. - В кн.: Топоров В. Н. Святость исвятые в русской духовной культуре. Том 1. Первый век христианства на Руси. М., 1995, с. 75-76).

[194] Именно эта о-духо-творенность человека делает его сверх-природным. “Если человек содержит в себе все входящие в мир элементы, то не в этом его истинное совершенство, его слава: “Нет ничего замечательного в том, - говорит св. Григорий Нисский,  - что хотят сделать из человека образ и подобие вселенной; ибо земля преходит, небо изменяется и все их содержимое столь же преходяще, как и содержащее”. “Говорили: человек – микрокосмос и, думая взвеличить человеческую природу этим напыщенным наименованием, не заметили, что человек одновременно оказывается наделенным качествами мошек и мышей”. Совершенство человека заключается не в том, что уподобляет его совокупности тварного, а в том, что отличает его от космоса и уподобляет Творцу, - подчеркивает В. Н. Лосский. – Откровение говорит нам, что человек был создан по образу и подобию Божию” (Лосский В. Н. Очерк мистического богословия восточной церкви. Догматическое богословие. М., 1991, с. 87).

[195] Беседа на слова “Вонми себе”. - Cвт. Василий Великий. Творения, ч. IV, М., 1845, с. 44; ср. слова ап. Павла: “вникай в себя и в учение, занимайся сим постоянно; ибо так поступая, и себя спасешь, и слушающих тебя” (1 Тим. 4, 16).

[196] Прп. Исаак Сирин. Творения. Слова подвижнические. Сергиев Посад, 1893, с. 17-18.