Христианская вера и античная философия
2. Христианская вера и античная философия.
Общепризнанным считается то обстоятельство, что на формирование средневековой философии повлияли равно два обстоятельства: античная философия и христианская вера. Вопрос о том, как могли соединиться столь разнородные духовные феномены, является важнейшим исходным вопросом средневековой философии.
А). Необходимость философии для религии. Философское ядро религии. Основой любой монотеистической религии является тот или иной канонический текст (совокупность текстов) и связанная с ним мифология. В христианской религии – это Библия. Библия есть слово Божие, послание Бога, и как таковое оно может быть объектом только веры. Дж. Реале и Д. Антисери справедливо замечают, что «всякий, кто полагает, что можно взять в скобки веру и прочесть Библию взглядом ученого, как это можно по отношению к текстам Платона и Аристотеля, совершает противоестественную вивисекцию духа, разделяющую его с текстом. Библия решительно меняет свой смысл в зависимости от того, кто ее читает, – верующий, или неверующий в то, что это «Слово Божие»[1].
При этом библейское миропонимание, несомненно, содержит в себе энергию фундаментальных, философски-масштабных идей относительно мира и человека, которые стремятся к собственному обозначению. Это движение вызвано и особенностями человеческой мысли и психики – с одной стороны, и развитием церкви как особого социально-духовного института – с другой. Вера стремится прорасти «логиями», сформировать новую теоретичность.
Изначально неструктурированное религиозное сознание концентрируется вокруг деятельности пророков, их жизни и их слова. Можно сказать, что пророческие состояния социализируются и формализируются в среде их приверженцев. Постепенно вызревают «ячейки» религии (а не просто религиозного сознания), которые вырабатывают систему защиты по отношению к враждебному социокультурному окружению, и осуществляют мощную работу по самосозиданию, что требует все более строгой систематизации и катехизации интуиций начальной веры.
Далее возникает апостольская церковь, как внутренне и внешне оформленный феномен, как завоеванное, но еще не общепризнанное социальное пространство веры. Решение задачи общепризнанности берут на себя апологеты, пришедшие на смену апостолам, а затем отцы церкви. Их деятельность создает церкви признанное прочное социальное положение и приводит к вытеснению апостольской церкви епископской.
Главной задачей отцов церкви, в теоретическом отношении, была селекция языческой философии. Они стремились найти в ней созвучные христианству идеи, а также важнейшие элементы недостающего концептуализма для нового миросозерцания. Это и есть точка смены философского космоцентризма на теоцентризм, характеризующаяся гонениями на философию и поиском опоры в ней.
Поэтому отцы церкви не являются еще богословами в полном смысле этого слова. В их мысли изначально присутствует глубинный проблематизм, связанный с обращением к концептуальному аппарату иной, чужой культуры, которой при этом пренебрегают. Но в результате этого позже совершается, по словам Х. Ортеги-и-Гассета, богословская измена подлинной исходной интуиции христианства[2]. Религиозное сознание все время напряжено и «ранено» антитезой «вера – разум».
Б). Неизбежность религиозного содержания в философии. Античная же философия, не только в виде неоплатонизма, очень органично приняла на себя роль теоретической базы христианской религии. Всей логикой своего собственного развития эта философия двигалась к собственному финалу в виде ассимиляции с религией. Это связано с концентрацией интереса античной философии вокруг интуиции наисовершеннейшего, лучшего, изумительного. В целом вокруг универсального, непререкаемого, абсолютного Блага. Блага как состояния преодоленности соматического (телесного), несовершенного, вещного.
Рекомендуемые материалы
Изречение Питтака: «Трудно быть хорошим!» – символизирует собой эту исходную интуицию античности, которая точно попадает в резонанс с исходными библейскими интуициями. В «Еклисиасте», например, говорится: «Много таких вещей, которые умножают суету: что же для человека лучшее?» и дается ответ: «Веселиться и делать доброе в жизни своей»[3].
Но в отличие от библейского мировидения, античная философия – область рациональности. В ней всегда реализуется тенденция рационального обоснования исходных чувственных и этических интуиций («Знай себя»). По отношению же к интуиции Блага задача такой рационализации оказывается невыполнимой. В рациональной конструкции Блага всегда остается некоторое незаполненное рациональностью пространство убеждения. Убеждения в том, чтo задаваться вопросом о непререкаемости Блага — неуместно и бессмысленно.
Это очевидно представлено в доминирующей античной интерпретации идеи Блага. Благо – это соединения Знания и Добра. Такое Благо в человеке – калокагатия. Именно в таком качестве, и лишь в таком качестве, оно является «гегемоном» нашей жизни и финальной причиной нашего теоретизирования, венчающегося знанием. Это значит, что знание как высшая мудрость – не просто сумма знаний, а интегральный опыт добра. И только опираясь на такой опыт, наше знание может становиться наукой, которая, в свою очередь, может принимать вид системы знаний. Сам же этот опыт принимается без-условно, без-основно, не в акте знания, а в акте веры.
Вам также может быть полезна лекция "17 Планирование и дизайн комбинаторного синтеза".
При этом нужно заметить, что нерационализируемое представление о наилучшем и Благе имеет в античной философии достаточно трагическую эволюцию. Его образ постепенно меняется, переходя от живого великолепного космоса к нетленным идеям и сущностям и, наконец, к великолепному имперскому устройству.[4] Такое развитие провоцирует убеждение, что такое «лучшее» – духовный, нравственный и социальный тупик для людей. Действительно же лучшим является то, что считается в античном мире наихудшим – смирение духовной гордыни и полагание на волю Божию.
Впервые сращивание греческой философии и мифологического библейского мировоззрения происходит в завершенной форме в учении Филона Александрийского (Иудейского). У него философия персонифицируется, а библейская мифология деперсонифицируется. Идеи становятся демонами и ангелами, и наоборот, небесные духи становятся похожими на идеи. Логос – сыном Божиим, и наоборот. Яхве как высшее живое единство – Богом-сущностью и перво-двигателем, и наоборот.
[1] Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. В 4-х т. Т.2. М,.1994. С.79.
[2] См.: Ортега-и-Гассет Х. Вера и разум в сознании европейского средневековья. // «Человек».1992, №2.
[3] Цит. по: Чанышев А.Н. Курс лекций по древней и средневековой философии. М..1991. С.363.
[4] Платонополя не случилось, Римская империя – была.