Диссертация (Медиакратия СМИ и власть в современных демократических обществах), страница 13

также сборники «Журналистика в миреполитики» под ред. С. Г. Корконосенко и В. А. Сидорова (2004, 2005, 2006,2008 годы). Близкий подход можно найти и в некоторых московских работах(Парламентская журналистика… 2000; Прохоров 2001; Шкондин 2002).

Приэтом политическая журналистика (то есть журналистика, посвященнаяполитике, и связанныйс нейкомплекс практик взаимодействиясполитическими акторами) также остается легитимным объектом изучения(Корконосенко 2006). Атлантическая медиалогия разработала большое число59собственных подходов; некоторым из них мы уделим внимание в §2. Нельзятакже забывать о том, что многие феномены взаимодействия СМИ иполитическойсферыпереосмысливаютсявтеориикоммуникативногодействия и теории публичной сферы (см.

§3).Мы на основе социально-системной теории предлагаем считать объектомисследования собственно медиаполитическое взаимодействие; как сказановыше, такая перспектива позволит объединить явления в зоне столкновениядвух социальных подсистем в единый объект изучения, а политическая имедийнаясоциальныеподсистемырассматриватьврамкахэтоговзаимодействия как объекты с собственной процессуальной логикой,собственнымцелеполаганиемистремлениемкэффективностиистабильности, не делая журналистику частью политики, и наоборот. Помимоэтого, такая перспектива позволила бы снять одну весомую составляющую визучении ряда феноменов медиаполитического взаимодействия, а именно –вопрос эффективности того или иного действия с точки зрения субъекта,производящего действие и принадлежащего или к политической, или кмедийной системе.В этом случае может быть снята оппозиция междуэффективностью (функциональной самореферентностью, «обращенностью»насобственныепринадлежащихцелиизадачи)социальнымдеятельностиподсистемам,конкретныхиакторов,общесоциальнойнормативностью (напр., в демократической перспективе) медиаполитическоговзаимодействия.

Сформулировав медиаполитическое взаимодействие какобъект исследования, мы будем иметь дело с «чистой» демократическойнормативностью без «собственной» функциональной нагрузки, так как мы невидим у акторов, участвующих в порождении этих феноменов, целеполаганияза пределами собственного, принадлежащего либо политической, либомедийной системе, но в то же время можем оценить так называемоедемократическое качество феноменов (процедур, практик, процессов,возникающих институтов) взаимодействия СМИ и политики.60Мы ни в коем случае не приписываем себе первенство в придании такогоракурса исследованиям СМИ и политики; однако, например, в англоамериканских исследованиях он часто подразумевается (в силу чего зонаисследований и носит общее название media&political studies), но неформулируется открыто.

Если же следовать лумановской традиции, то иупоминавшийся выше Р. Мюнх, и некоторые другие исследователи ранеепредлагали выделять политическую коммуникацию (то есть именно тефеномены, которые возникают на границе соприкосновения двух систем) вотдельную функциональную социальную подсистему более низкого порядка(Funktionssystem).Но мы бы не согласились встать на такую позицию по двум причинам. Вопервых, медиаполитическое взаимодействие не может считаться такойсистемой в самой лумановской парадигме, пока не доказаны его социальнаяфункциональность, собственная дискурсивная природа и способность каутопойезису; доказать последний будет, как нам кажется, особенно трудно.Сама логика лумановского социально-системного подхода говорит нам о том,что через граничные феномены мы познаем сами Teilsysteme, но не создаемновые.Во-вторых, еще одна мысль Н.

Лумана, обсуждаемая сегодня в немецкой(и мировой) медиалогии, состоит в том, что один из факторов социальнойинтеграции – «притяжение» социальных подсистем друг к другу в силу ихпринципиальной открытости (в терминах параметрической теории систем –неминимальности и внешнегенеративности), то есть зависимости от внешнегоресурса.Вчастности,сноваупомянем(Marzinkowski 2007, 2008, 2014;работыФ.Marzinkowski&SteinerМарцинковского2014). В егоинтерпретации социальные подсистемы имеют (как и у Лумана) собственнуюлогику и рациональность; они самореферентны и потому лишены пониманиятого, как работают иные социальные подсистемы.

Таким образом, ониразвиваютсянаограниченномиселективноминформационномидеятельностном базисе. И это создает в них самих дефицит в тех зонах, где61требуется информация, ресурс, навык или процедура, свойственные инойсоциальной подсистеме. В такой интерпретации сближение политики и медиа(и последующая медиатизация политики – см. §2) – это ответ политическойсистемы на ощущение коммуникативного дефицита внутри себя самой и вобщении с социальной средой, что приводит к попыткам вовлечениямедиасистемы (нуждающейся уже в другом типе дефицитного ресурса –например, эксклюзивной информации) в работу политической системы; инаоборот. Поэтому, во-первых, стягивание, взаимное вовлечение двухподсистем в работу друг друга – не вина какой-либо из них, а естественный,неизбежныйпроцессфункциональную(«Невинитедифференциациюмедиазамедиатизацию,подсистстем!»,повинитесловамФ.Марцинковского), а во-вторых – проникновение «медийной логики» вполитический процесс вполне объяснимо, поскольку, абсорбируя ресурсмедиасистемы, политическая система неизбежно абсорбирует и логику егопроизводства.Ф.

Марцинковский указывает также на то, что не вся политика участвуетв медиаполитическом взаимодействии, т.к. не все зоны политики нуждаются вповышении своей репрезентативности в более широкой социальной системе(‘public visibility’), а значит, и в ресурсе медиа. Это перекликается с нашеймыслью о «пограничном взаимодействии» между политикой и журналистикойкакиндустриальнойстороноймедиасистемы:тольконекоторые«ложноножки» политики в некоторые периоды вытягиваются в сторонунекоторых медийных акторов, и только некоторые сегменты медиасистемытак же активно соприкасаются с политическими акторами.

Именно награницах такого соприкосновения и складываются феномены взаимодействия,причем они могут как усилить, так и исказить нормативные стандарты идемократические практики и в политике, и в медиасистеме. Об этом же наосновании обширного теоретического материала говорит и известныйроссийский политолог С. П. Поцелуев, подчеркивая, что только публичная62политика (которая большая часть политики, но не вся политика) нуждается всоприкосновении с медиа (Поцелуев 2010).Такой подход, на наш взгляд, одновременно интегрирует массу ужеоткрытых медиаполитологических явлений, позволяя описать их какпроявления межсистемной интеракции, и открывает перспективы для развитияновой гуманитарной дисциплины – медиаполитологии.

Такой подходпозволил бы также отказаться от устаревших индоктринационных ипропагандистских интерпретаций взаимодействия СМИ и политики вкапиталистических демократиях, поскольку «межсистемное взаимодействие»подразумевает интеракцию как минимум двух систем, а не управление однойобластью (средствами массовой информации) со стороны другой (политики).Попытки дисциплинарно обосновать медиаполитологию в российскойнауке предпринимались несколько раз в первой половине 2000-х (Воровьев2001; Маров 2002; Дьякова 2006), но значимая дискуссия об этом терминепрервалась, и в «среди ученых нет согласия по поводу того, как называтьнауку, изучающую взаимодействие журналистики и политики, и не очерченкруг проблем будущей дисциплины» (Скобелина б.г.). Нужно сразу оговорить,что такое положение дел свойственно далеко не только российской науке.

НаЗападе «важным препятствием для более глубокого понимания отношениймежду медиа и демократическим политическим процессом долго былоотсутствие общей исследовательской повестки дня. Компартментализация ифрагментация были результатом не только рассредоточения ученых по разнымакадемическим дисциплинам… которые редко взаимодействуют, но также всилу сбивающего с толку и, видимо, совершенно необязательного ветвленияразных аналитических школ» (Mughan&Gunther 2000: 1). В силу указанногоразнообразия следует предположить, что медиаполитическое взаимодействиекак объект изучения может быть обосновано и за пределами лумановскойпарадигмы; но значимая дискуссия по этой проблеме в медианауке покаотсутствует, и научное сообщество предпочитает обходиться наименованием63media&political studies, лишь изредка обсуждая и обобщение, и дивергенциюподходов.1.3.Медиаполитическое взаимодействие в нормативноми эмпирическом аспектеЕсли комплекс медиаполитических феноменов не составляет отдельнуюсистему, объединенную дискурсивно или иным образом, следует признать,что медиаполитическое взаимодействие может включать феномены различнойприроды,объединенныетолькособственноинтеракционнымпроисхождением.