Автореферат (Синтаксические особенности славяно-русской переводной агиографии XIV-XV вв. стилистический аспект (на материале русских списков Жития Николая Мирликийского)), страница 4

М. Живов4, подобное распределение причастий характерноименно для нарратива. Причастия прошедшего времени, стоящие в препозиции,как правило, служат для обозначения действия, предшествующего действиюосновного сказуемого.Анализ функционирования причастий в сюжетных и несюжетныхфрагментах текста показал, что в первых препозитивное причастие прошедшеговремени чаще всего обозначает действие, предшествующее основномудействию, в то время как причастие настоящего времени обозначает действие,сопутствующее, происходящее одновременно с основным действием.Постпозитивное причастие в большинстве случаев стоит в настоящем времении обозначает обстоятельство действия либо сопутствующее действие.Причастия прошедшего времени в данной позиции в сюжетных частях текставстречаются редко (всего 2 случая).Иная семантическая связь между второстепенным и основнымпредикатами проявляется во фрагментах текста, не участвующих вразвертывании сюжета.

К ним относятся части жития, в которых реализуютсятопосы рождения, детства, рукоположения и смерти святого; вступительная изаключительная части, описания эмоционального состояния персонажей, атакже элементы текста, в которых эксплицируются ключевые для произведенияидеи и смысловые доминанты (чаще всего религиозного и нравственногохарактера). В препозиции формы прошедшего времени преобладают, но нестоль значительно, как это наблюдается в повествовательных фрагментах. Впостпозиции формы настоящего и прошедшего времени употребляютсяпримерно одинаково.Характер распределения временных форм причастий в тексте ЖНМзависит также от вида причастных форм: причастия прошедшего времениобразуются от основ глаголов совершенного вида (СВ), причастиянастоящего времени – от глаголов несовершенного вида (НСВ).

ОтдельныеЖивов В. М. Позиция причастных оборотов и их дискурсивные свойства в языке русских летописей// Слово и язык. Сборник статей к восьмидесятилетию академика Ю. Д. Апресяна. М., 2011. С. 473.415наблюдения, касающиеся видо-временной корреляции причастий в функциивторостепенных сказуемых, проводились нами на основе разночтений вупотреблении глагольных форм по привлекаемым спискам. Так, в большинствеслучаев разночтения объединяются по линиям «аорист – причастиепрошедшего времени от основы СВ» и «имперфект – причастие настоящеговремени от основы НСВ».

В связи с этим, вероятно, те случаи, когдапрепозитивное причастие настоящего времени обозначает предшествование, несвидетельствуют о том, что оно сближается по своим функциям с причастиямипрошедшего времени Возможно, в подобных случаях роль глагольного видаосновы причастия при выражении предшествования или одновременностиоказывалась более значительной, нежели показатели времени причастий.Выявленные закономерности позволяют сделать предположение о том,что употребление причастий в роли второстепенного сказуемого в тексте ЖНМобусловлено различными факторами и зависит от коммуникативнойорганизации частей текста и их смыслового содержания. Для сюжетныхфрагментов характерно самостоятельное от греческого оригинала употреблениепричастий, что подчеркивается наличием сходной специфики в языкедревнерусских и старорусских памятников. Здесь краткое действительноепричастие прошедшего времени выступает в качестве основного таксисногосредства организации динамики сюжета. Что касается несюжетных частейтекста, то здесь возможностей для влияния греческого текста было больше.

Этопроявляется в том, что и в греческом и в славянском тексте употребляются теже глагольные формы.3.3. «Способы перевода и употребление дательного самостоятельногов языке ЖНМ». Оборот «дательный самостоятельный» (ДС) был характернымпризнаком книжно-письменной нормы древнеславянского языка (южно- ивосточнославянского вариантов) на разных этапах его развития. На протяжениидлительного периода его функционирования сначала в старославянском, азатем в древнерусском и в южнославянских языках оборот претерпелопределенные структурные трансформации, вызванные его постепеннойутратой. Основное структурное ограничение ДС состоит в нетождественностисубъектов оборота и главного предложения, а также в отсутствии союза,вводящего оборот либо связывающего его с главным предложением.Отклонения от канонического ДС наблюдаются уже в старославянском языке,однако такие случаи редки.

В древнерусском языке количество отклонений приупотреблении оборота нарастает, что может свидетельствовать о качественныхизменениях в его структуре [Corin 1995: 272]. Так, в древнерусских памятниках16активизируется употребление односубъектных5 ДС (более 25% от общегоколичества6), в то время как в старославянских текстах их доля составляет5,4 %[Перегонцева-Граве 1955: 6;Stanislav 1933: 20–21].Вжитиях«Макариевского цикла» (конец XV – начало XVI в.) пропорция употребленияодносубъектных / разносубъектных ДС изменяется в сторону увеличенияпервых и достигает соотношения 1:2 [Рогожникова 2003: 155]. Даннаяособенность традиционно характеризуется исследователями истории русскогоязыка именно как древнерусская, между тем похожая спецификафункционирования ДС наблюдается и в произведениях Евфимия Тырновского(XIV в.) [Иванова-Мирчева – Харалампиев 1999: 321].При исследовании ДС в тексте ЖНМ особое внимание уделялось анализуотклоненийотограничениянаоформлениесубъектаоборота(нетождественность с субъектом главного предложения) в славянском переводепамятника и его греческом оригинале.

Изучение оборота в тексте ЖНМосновано на анализе 46 случаев его употребления в славянском переводе, атакже ряда разночтений, обнаруженных в русских списках жития, относящихсяк XV–XVI вв.Важной чертой употребления ДС в славянском тексте ЖНМ в аспектепереводческой техники является то, что в 22 случаях (48 %) он не соответствуетобороту genetivus absolutus (GA) в греческом оригинале. При этом почти всегдаобороты GA в греческом переводятся с помощью ДС. Исключениязафиксированы лишь в 3 случаях. Выявленная закономерность свидетельствуето выработке однозначного соответствия греческому обороту в славянскомпереводе.В тексте ЖНМ преобладают разносубъектные ДС7, которые составляют85 % от общего количества оборотов.

В большинстве случаев в греческоморигинале им соответствуют разносубъектные GA. В то же времяразносубъектные ДС в славянском переводе наблюдаются и в тех случаях,когда в тех же чтениях греческого оригинала используются конструкции,отличные от GA (всего 6 случаев; 15 %), такие как: простое предложение(3 случая),participiumconiunctum(1случай),конструкцияссубстантивированным инфинитивом (1 случай), оборот accusativus cuminfinitivo (1 случай). Частотность указанного типа ДС, не свойственнаяРазновидность дательного самостоятельного, в котором субъект совпадает с субъектом вершинногоглагола.6По статистическим данным, которые приводит Б.

В. Кунавин, односубъектные ДС в древнерусскихпамятниках составляют 22 % от общего числа оборотов [Кунавин 1993: 31].7Разновидность дательного самостоятельного, в котором субъект не совпадает с субъектомвершинного глагола.517древнерусским, а также среднеболгарским оригинальным текстам, можетуказывать на заимствованный характер употребления оборота в тексте ЖНМ.Односубъектные ДС встречаются в тексте ЖНМ в 6 случаях (13 %). При этомв греческом оригинале данная разновидность оборота почти не употребляется, чтообъясняется тем, что она не была свойственна греческому языку.

Несмотря нанебольшое количество примеров употребления односубъектного ДС, на их основеможно сделать предположение о том, что в языке ЖНМ отражается тенденция кутрате главного конститутивного признака оборота ДС – нетождественностьсубъектов оборота и главного предложения. Появление подобных оборотов в текстеславянского перевода ЖНМ, возможно, является результатом влияния современнойдля перевода книжно-письменной нормы.Специфика употребления ДС в ЖНМ ярко проявляется присопоставлении полученных данных с характеристикой оборота ДС в тексте«Иного жития».

Указанный памятник является переводом греческого «ЖитияНиколая Сионского», который был выполнен, предположительно, в XI в. Местоперевода памятника точно не установлено. Старший полный список житияотносится к концу XIV в. (РГБ, собр. Тр.-Серг.

№ 9). Привлечение материалауказанного памятника дает возможность проследить динамику передачигреческого оборота GA в разновременных переводах памятников,принадлежащих одному жанру, а также выявить особенности употребленияоборота ДС в языке ЖНМ. Частотность употребления конструкции в обоихтекстах почти одинакова. При этом в тексте «Иного жития» односубъектныеДС встречаются чаще (в 27 % случаев). В греческом оригинале им чаще всегосоответствуют другие синтаксические конструкции. Заслуживает вниманияследующая закономерность, обнаруженная при сопоставлении указанныхтекстов.

В «Ином житии» односубъектные ДС употребляются в 27 % от общегоколичества ДС, при этом оборот функционально сближается с зависимымпричастным оборотом. В тексте ЖНМ доля односубъектных ДС значительноменьше (13 %), а оборот ДС выступает в качестве функциональногоэквивалента простого предложения. В целом при передаче ДС синтаксис«Иного жития» менее последовательно воспроизводит особенности греческогооригинала, чем язык ЖНМ.В связи с проблемой территориальной специфики ДС в настоящей работеанализируется его так называемое независимое употребление: в качествесамостоятельного предложения, главного предложения сложноподчиненныхпредложений, а также в составе сложносочиненных предложений. Подобноеупотребление ДС отмечено уже в старославянских памятниках[Белоруссов 1899: 18–19, 29].

Между тем, по мнению исследователей, надревнерусской почве оно получило особенно широкое распространение18[Перегонцева-Граве 1955: 13; Граве 1970: 205; Сабенина 1978: 425] изначительно активизировалось к XV в. В языке ЖНМ факты независимогоупотребления ДС малочисленны. В большинстве случаев подобные оборотымотивированы греческим оригиналом.

Выявленная статистика может указыватьна то, что независимое употребление ДС является спецификой именнодревнерусского языка.В целом, характеризуя влияние греческого оригинала на употреблениеДС, необходимо отметить индуцирующий характер его влияния. Так, в рядеслучаев греческая форма причастия в родительном падеже, даже не являясьсоставной частью оборота GA, вероятно, сигнализировала переводчику оналичии оборота и таким образом мотивировала употребление ДС в славянскомпереводе. Кроме того, достаточно последовательный перевод греческогооборота GA с помощью ДС свидетельствует о выработке однозначногосоответствия и стремлении переводчика к отражению греческого оборота припереводе.