Автореферат (О. Э. Мандельштам и М. Бартель сборник Завоюем мир! как художественное единство), страница 4

В «Мучениках» c помощью образа купола вводится мотивнедосягаемости мира, к которому стремятся революционеры.Остальные линии сборника – военная, рабочая, тюремная и любовная –обрамляют линию взлета и провала революционного движения и создаютисторический, бытовой и эмоциональный фон для ее восприятия. Особую рольиграет любовная линия, встраивающаяся в каждую из вышеперечисленных ипридающая им личностное звучание. Благодаря ей, в голосе, желаниях и мысляхмасс, слышен голос частного человека.В шестом параграфе исследован мотивно-образный строй сборника«Завоюем мир!»: выявлены основные образы книги переводов (леса, руки,птичьей стаи, сна, хлеба) и проанализирован механизм их создания. Ключевыми17становятся те образы, которые характерны для Бартеля и являются центральнымикак минимум для одного стихотворения в рамках сборника. Большинство из нихблизкиипоэтическойсистемесамогоМандельштама.ПрипереводеМандельштам добавляет отзвуки этих образов в некоторые тексты, где они воригинале отсутствуют, что работает на укрепление внутренних связей междуразными стихотворениями сборника.

Мотивно-образная структура не повторяетсистему тематических линий, а, скорее, встраивается в нее: почти всецентральные образы входят в несколько линий книги.Так, в лирике Мандельштама образ леса перерастает свое прямое значение ивплетается в лирические размышления о природе творчества, архитектуре и т.д.

Всборнике переводов он также получает метафорические воплощения. Ключевоедля образа леса в рамках военной линии стихотворение – «Поруганный лес».Бартелевский оригинал состоит из двух самостоятельных частей, объединенныхобщим названием «Verse an Russland» («Стихи к России»). Мандельштам выноситв название стихотворения подзаголовок одной из них – «Der geschländete Wald»(«Поруганный лес»), меняя тем самым акцентовку стихотворения.

В начале тексталес выступает как природное пространство, в которой идет жестокий бой,развязанный немцами. Постепенно образ поруганного леса становится метафоройпоруганного братства народов, разрушенного Первой мировой войной. Эта граньобраза откликается в другом антивоенном стихотворении сборника, где такжеизображена битва между немецкими и французскими войсками – «Верден».Появление образа леса не мотивировано бартелевским оригиналом: «Verdun, deineName brennt und brennt / Im Scheiterhaufen der Geschichte…» [«Верден, твое имяговорит и горит / В костре истории…] – «Верден, зачем позоришь нас /Бесчестишь лес, дорогу, камень…». Вводит его Мандельштам и в перевод «Песнидевушки», где лес становится носителем памяти о погибших солдатах: «Лесшумит: / Сто тысяч мертвых, / Лес шумит: / Сто тысяч спят…», благодаря чемунамеченная в «Поруганном лесе» связь между образом леса и темойбессмысленных убийств становится прочнее.18В рамках революционной линии образ леса в полной мере раскрывается водноименном стихотворении, где он, сплетаясь с образом бури, становитсясимволом революционности.

Зарождение в лирическом герое, с детстваработающем на лесозаготовках, любви к лесу, метафорически сравнивается сзарождением в человеке революционного порыва. В стихотворении «Гроза права»описание лесной грозы перерастает в описание революционной бури, в котороевплетается знакомая по «Поруганному лесу» и «Вердену» и усиленнаяМандельштамом тема братства: «Брат-лес бытийствует, шумит…».В рамках любовной линии лес становится природным пространствомспокойствия и радости, служащим защитой влюбленным и ограждающим их отвнешнего мира забот и труда (см.

«Янтарных персиков румянец…», «Простерларуку жизнь над нами…»).Значение ключевых образов определяется их ролью в революционнойлинии: каждый добавляет в нее определенный оттенок. Например, образсжимающейся в кулак руки – это символ мощи нового политического движения, аобраз весны приносит с собой мотив обновления через революцию и связываетпроисходящие в 1918–1919 гг. события с Мартовской революцией 1848 г.В третьей главе («Закономерности семантических преобразованийлирики Бартеля в переложениях Мандельштама») рассматривается поэтикапереводов и организация сборника «Завоюем мир!» на микроуровне.

Выделяетсяряд семантических закономерностей, которым при переводе подчиняютсясмысловые изменения текста.Впервомпараграферассматриваютсяспособыусложненияиобогащения бартелевской образности. Можно выделить несколько приемов, ккоторым прибегает Мандельштам для того, чтобы сделать образный ряд болееплотным и расширить возможности интерпретации. Во-первых, это заменаоднозначного эпитета усложненным, допускающим широкое толкование идающим ощущение большей свободы при восприятии текста. К примеру, припереводе строк «Und mit falschem Wort, wie mit Messerstich / Meuchelten Freiheitund Recht…» («И ложным словом, как ударом ножа, / Предательски убивали19свободу и правду…») Мандельштам меняет эпитет «ложный» на «ржавый»: «Иржавое слово, как нож со спины, / Ударило тех, впереди…».

Таким образом, содной стороны, он сохраняет бартелевский смысл, а с другой, вписывает эпитет вобразный ряд строки, так как «ржавый» вступает в семантическую связь нетолько со «словом», но и с «ножом». Во-вторых, это добавление элементовязыковой игры, порожденной многозначностью выбранного при переводеслова/выражения. Например, строки «Sind wir in kühlen Wald versunken…» («Мыпогрузились в прохладный лес…») Мандельштам переводит как «Мы ринулись взеленый омут». Словосочетание «погрузиться в лес» у него перерастает вустойчивое выражение «ринуться в омут» (с головой), которое одновременно ипередает смысл оригинала, и подготавливает читателя к восприятию следующейстроки, описывающей горячие объятия возлюбленных «Сплетенье рук! Молчи!Молчи!». В-третьих, это создание нового фрейма («каркаса» определеннойситуации или образа), в рамки которого помещаются бартелевские стихи,благодаря чему переводной текст по сравнению с оригинальным обретаетбольшую художественность и целостность.

Например, Мандельштам подбирает«тюремный фрейм» для перевода строк «Warum ihr Leute, so elend und bang? / DerWinter zerstellte!» («Почему вы, люди, такие жалкие и боязливые? / Зима прошла!)– «Люди, ужели мир тесен вам? / Зимы распались цепи…». Поэт вписываетприход весны в ситуацию окончания тюремного заключения, которая на разныелады будет повторяться в книге. В-четвертых, это замена прямой констатациидействия метафорическим намеком на него. Стих «Petrograd: die Schiffskannonenzielen scharf auf deine Türme... » («Петроград: корабельные пушки целятся прямо втвои башни…») в книге переводов звучит как «Петербург. Морских орудий /Вдоль Невы пируют жерла...».

Вместо бартелевского детального описаниявоенной угрозы у Мандельштама появляется образ смертоносного пира. В-пятых,это добавление в чересчур абстрактные образы Бартеля «акмеистической»конкретики. Строку «Moskau, goldnes Flügelschlagen…» («Москва, золотыекрылья…») Мандельшам переводит как «Слышу шум грачей московских…».Умозрительныйииз-заэтоготеряющийся20образБартеляпревращенМандельштамом в примету конкретного места.

В-шестых, это обогащениебартелевского текста исторической лексикой, что переключает перевод в инойвременнойрегистридругуюсистемукоординат,соответствующуюакмеистическим принципам диалога со всей мировой культурой. При переводе«Карла Либкнехта» Мандельштам неоднократно называет лидера Ноябрьскойреволюции «молодым паладином», что совершенно не соответствует духустихотворения Бартеля (в чем Мандельштама упрекала Запровская, один изрецензентов сборника), зато входит в резонанс с его поэтическим принципомдиалога со всей мировой культурой.Вовторомпараграфе(«Усиление«коммунистической»и«пролетарской» образности») обсуждается сгущение эпитетов, связанных скрасным цветом, использовавшимся в большевистской символике. Например,обыгрывая морфемный состав немецких слов, Мандельштам переводит стих«Abendrot–Morgenrot»как«Вечеркрасен,зарякрасна».Здесьжерассматриваются случаи не мотивированного оригиналом включения в текстспецифической лексики, обозначающей фабричные профессии (формовщик,литейщик).Втретьемпараграфе«Трансформациябиблейскойобразности»намечены две основные группы случаев редуцирования образов, сопряженных сосмыслением христианства: тексты, из которых Мандельштам убирает образы,связанные с дьяволом и адом, и тексты, в которых содержится намек или прямоеуказание на молитвенное состояние человеческого духа.

Например, строки«Millionen Herzen beten...» («Миллионы сердец молятся…») Мандельштампереводит как «Гул рыданий миллионных…».В четвертом параграфе «Система авторских приемов при русификациинемецкого оригинала» описаны приемы адаптации переводных стихотворенийдля русского читателя.На лексическом уровне это касается включения в текст, во-первых,устойчивых эпитетов, сравнений, фразеологических оборотов, пословиц ипоговорок, не находящих однозначных соответствий в оригинале («Und jeder21donnert seinen Spruch...» («И каждый гремит своими словами…») – «И крепкое увсех словцо…»), во-вторых, устаревших слов и церковнославянизмов («Er sah dieFaust, in sich gespaltet…» («Он видел кулак, в себе расколотый…») – «Он виделдлань в самозабвенье…»), в-третьих, окказионализмов, понятных тольконосителям языка («безлюбый»: «Я кричу исступленно в безлюбую ночь…»).На уровне образов эта тенденция предполагает включение в тканьбартелевскоготекстаславянскойфольклорнойобразности.Впереводестихотворения «Верден» вне связи с оригиналом возникает образ «хороводомнесущихся времен года».На уровне аллюзивных связей тенденция проявляется в отсылках кклассической и современной русской литературе (А.

С. Пушкин, М. Ю.Лермонтов, Ф. И. Тютчев, Б. Л. Пастернак).Отчетливо слышны обертоны стихотворения Лермонтова «Выхожу один яна дорогу» в переводе стихотворения «Проснулся день, враждебный музыке иснам». Общее сходство сюжетных ситуаций уже придает стихотворениюлермонтовский колорит, который Мандельштам усиливает, переводя слово«Sternen» (звезды) как «млечный путь», а к образу земли добавляя космическийоттенок: «Und sich im Rhythmus um die Erde schlingt…» («И ритмично обвиваетсявокруг земли…») – «Ритмичной лентой обвивают шар земной…».В пятом параграфе «Ключевые образы поэзии Мандельштама впереводах из Бартеля как залог целостности сборника» предложены подступык классификации пересечений собственной лирики и переводов. Это касаетсяперекличек со стихотворениями, в которых отражаются впечатления отреволюции, появления в переводах характерных для поэтики Мандельштамамотива «питья воздуха» и образа современника, а также проникновения впереводы ключевой для немецкой темы у Мандельштама органной образности.В переводе «Люблю внимать средь грохота и теми…» знаково присутствуетслово«современник»,явнопришедшееизсобственногостихотворенияМандельштама «Нет, никогда ничей я не был современник…», написанного занесколькомесяцевдополучениязаказа22напереводБартеля.Слово«современник», в 1920-е гг.