Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 2-1996 (Н.В. Мотрошилова - История философии Запад-Россия-Восток. В четырех книгах (2000)), страница 10

Он утверждает, что"природа есть Бог в вещах" (Deus in rebus, Dio nelle cose), божественная сила, скрытая в них же9. У Бруно весьма редки богословско-креационистские выражения, а внеприродное понимание безличного Бога в общем уловить довольно трудно. Природа в понимании Бруно фактически приобретает полную самостоятельность, аБог мыслится как синоним ее единства.

Соответственно вещи и явления природы — не символы "сокрытого Бога", из которого соткано покрывало таинственности, окутывающее ее, несмотря на всеуспехи познающего человека, а самостоятельные и полноценные реальности, в мире которых он живет и действует. Конечно, актуально-бесконечный ("целокупно-бесконечный") Бог "в свернутом видеи целиком" не может быть отождествлен с потенциально бесконечным1 универсумом, существующим в развернутом виде и не целиком" *. Однако максимальное приближение такого Бога к мируприроды и человека толкало Бруно к их отождествлению во множестве конкретных случаев.

Именно многочисленностью таких отождествлений Бога то с природой, то с ее различными вещами ипроцессами, а иногда прямо с материей делает пантеизм Бруно нетолько натуралистическим, но в ряде аспектов и материалистическим. Особенно показательны здесь заключительные главы его поэмы «О безмерном и неисчислимых».Максимальное сближение Бога и природы у Бруно имело дляего натурфилософской доктрины другое важнейшее следствие, которое можно назвать реабилитацией материи. Для Ноланца материя есть не что иное, как "божественное бытие в вещах" (esseredivino nelle cose)11, которое означает тесное объединение материи иформы, отрицание самостоятельности последней, многократно усиленное в схоластической философии, признававшей вопреки Аристотелю множество форм, не связанных с материей. Наиболееобщий вывод, сформулированный в этом контексте Ноланцем, состоял в том, что он объявлял материю тем началом,12 которое "всепроизводит из собственного лона" (proprio e gremio) .

Источникомформ, всего бесконечного качественного многообразия бытия оказывается в этом контексте уже не Бог, а материя. Но на реабилитаций материи Бруно не останавливается.Трактовка природы в произведениях Бруно почти всегда органистическая — чувственные и интеллектуальные свойства микрокосма переносятся на всю природу. Важнейший результат такойаналогии — гилозоистическое и панпсихическое истолкование всего и всякого бытия. "Мир одушевлен вместе со всеми егочленами"13, а„душа — "ближайшая формирующая причина, внутренняя сила, свойственная всякой вещи"14.

Вместе с тем она выступает и в качестве всеобъемлющей духовной субстанции — платоновско-неоплатонической мировой души, к понятию которой многократно обращались многие средневековые, чаще всего неортодоксальные философы, и которая стала одним из главных онтологическо-гносеологических понятий ренессансной философии.

В стольважном произведении Бруно, как диалог «О причине, начале иедином», понятие самого Бога фактически подменяется понятиеммировой души. Такого рода подмена во многом объясняется тем,что важнейшим атрибутом мировой души признается некий"всеобщий ум", универсальный интеллект. Правда, Ноланецговорит о трех разновидностях интеллекта — божественном, мировом и множестве частных, но решающую роль приписывает именномировому — центральному, связующему звену этой платоновскойтриады. Телеологическая трактовка бытия у Бруно тесно связана ис не раз отмечавшимся нами сближением природы и искусства уряда ренессансных философов.

Гармония и красота природы, невозможные без уяснения ее целесообразности в большом и малом,могут быть объяснены, согласно Ноланцу, лишь тем, что всеобщийум выступает как "тот художественный интеллект, который изнутри семенной материи сплачивает кости, протягивает хрящи, выдалбливает артерии, вздувает поры, сплетает фибры, разветвляетнервы и со столь великим мастерством располагает целое"15.

Природа полна бессознательного творчества (что утверждал и Аристотель), и человеческое — только уподобление ей.Космология Бруно уравнивала Землю со всеми другими планетами Солнечной системы, а последнюю — со всеми бесчисленнымизвездными системами. Натурфилософской основой такого уравнивания стало убеждение Бруно в том, что земля, вода, воздух иогонь образуют не только наш земной мир, но и все остальные планеты Солнечной системы, как и все звезды с их спутниками. Такбыл сделан важнейший шаг к преодолению аристотелевско-схоластического дуализма земного и небесного и к утверждению их физической однородности. При этом эфир отнюдь не отбрасывалсяНоланцем, а признавался тем началом, которое распространено понеобозримому пространству универсума.Органистический принцип своей натурфилософии Брунораспространял на весь космос.

Мировая душа в качестве особой интеллигенции проникает и в каждое небесное светило, каждую планету, образуя ее внутренний деятельный принцип, без которого была бы совершенно непонятна причина их движения. Привсей фантастичности этих воззрений нельзя забывать, что в эпоху,когда еще только начинала складываться небесная механика, с одной стороны, а философы стремились найти источник самодвижения пла::ет и тем более звезд, не прибегая к помощи божественноговсемогущества, — с другой, обращение к их неким внутреннимдуховным движущим началам было необходимой формой динамического объяснения космических явлений.чДругим не менее важным проявлением космического органицизма, гилозоизма и панпсихизма было убеждение Бруно не только в одушевленности, но и в населенности бесчисленных миров.

В силу такого убеждения Универсум поистине превращался воВселенную. При этом Бруно предполагал существование разныхформ жизни, чувственной и разумной, отличных от тех, которыеимеют место на Земле. Разумеется, эта идея Ноланца была совершенно умозрительной, ибо до сих пор она не получила никакогонаучно-эмпирического подтверждения. Тем не менее ее значениедля утверждения принципиального единства Универсума-Вселенной было колоссальным и стало одним из главных пунктов обвинения автора в еретичности со стороны римской инквизиции.Кардинальную проблему веры и разума Бруно решал в духеполного разделения их предметов, не допускавшего никакоговмешательства носителей религиозного знания в истину философиии науки. Он считал, что "вера требуется для наставления грубыхнародов, которые должны быть управляемы", в то время как философские доказательства, имеющие в виду раскрытие "истины относительно природы и превосходства творца ее", адресованы "не простому народу, а только мудрецам, которые способны понять наширассуждения"16.

Поскольку же в реальной жизни, для которойканоны религиозной "истины" оставались еще официально-повелительными, а их носители — весьма агрессивными, философскаяистина непрерывно страдала и попиралась, горячий и искреннийНоланец не стеснялся в выражениях: "Священная ослиность,свя17тое отупенье. О, глупость пресвятая, блаженное незнание" .Официальной догматической религиозности, стремящейсяподчинить себе все души без изъятия и переполненной множествомсуеверий, Бруно противопоставлял религиозность философскую, к которой настойчиво стремились многие гуманисты. "Мыиным образом, — писал он в латинском произведении «О безмерном и неисчислимых», — нежели негодяи и глупцы, определяемволю Бога...

Нечестиво искать его в крови клопа, в трупе, в пенеприпадочного, под топчущими ногами палачей и в мрачных мистериях презренных колдунов. Мы же ищем его в неодолимом и нерушимом законе природы, в благочестии души, хорошо усвоившейэтот закон, в сиянии солнца, в красоте вещей, происходящих из лона нашей матери-природы, в ее истинном образе, выраженном телесно в бесчисленных живых существах, которые сияют на безграничном своде единого неба, 18живут, чувствуют, постигают и восхваляют величайшее единство" . Такая "религиозность" не могла получить никакого признания католических церковников, пославшихна костер ее восторженного поклонника.Современников более всего поражало мужество Ноланца, освободившегося от веры в бессмертие индивидуальной души, а следовательно, и своей собственной и несмотря на это бесстрашно38шедшего навстречу своей смерти. Однако все недоумевавшие иудивлявшиеся не постигали силы убежденности философа, который верил в принципиальное бессмертие человека как частицы мировой целостности.

Он был убежден в том, что жизнь во Вселеннойвовсе не ограничивается ее земными формами, а вечно продолжается в каких-то других формах в бесчисленных звездных мирах.Такое убеждение переживалось Ноланцем как радостное освобождение человека от множества неприятностей, огорчений и мучений,которые часто превращают его в раба этой жизни. Соответствующее умонастроение выражалось у восторженного искателя истины впризывах к максимально активной деятельности, способной преодолеть столь повелительное для человека стремление к самосохранению, в котором с наибольшей силой и проявляется его рабствоперед жизнью.

А умонастроение, им защищаемое, сам философ называл героическим энтузиазмом (озаглавив так один из своихитальянских диалогов). Героический энтузиазм Ноланца стал одной из ярких и впечатляющих форм гуманистической морали, резко антагонистичной к официально господствовавшей религиознодогматической и схоластической морали.5. ЖИЗНЬ И ИДЕИ КАМПАНЕЛЛЫЖизнь Томмазо Кампанеллы (1568-1639) во многом перекликалась с жизнью Джордано Бруно. Сын сапожника, родившийся вместечке Стило (в Калабрии), юный монах (того же доминиканского ордена), увлекшийся методологическими и натурфилософскимиидеями Телезио, он самовольно оставил монастырь, бежав сначалав Рим, затем во Флоренцию и Падую (где познакомился с Галилеем).

Под влиянием Телезио Кампанелла написал свою первую книгу «Философия, доказанная ощущениями» (1591).Интерес к философии и естествознанию сочетался у Кампанеллы с еще более глубокой заинтересованностью как в социальных,так и в политических вопросах своего времени и своей родины.В родной Калабрии Кампанелла возглавил широкий заговор, целькоторого состояла не только в освобождении от гнета Испанскоймонархии, но и в проведении в будущем свободном государстве радикальных общественных преобразований. Раскрытие заговора в1599 г. привело Кампанеллу к длительному и мучительному тюремному заключению, продолжавшемуся в общей сложности болеетридцати лет. В тяжелейших условиях философ-борец, обладавшийфеноменальной памятью и огромной целеустремленностью, создалза эти годы множество произведений.