Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 1-2000 (Н.В. Мотрошилова - История философии Запад-Россия-Восток. В четырех книгах (2000)), страница 9

И мысль о том, что• Земля шарообразна, высказывали некоторые греческие ученые и философы. Но идея о шарообразности Земли в то время, как ни странно,36вовсе не была самой популярной. Она обсуждалась лишь как одна извозможных версий.Чтобы понять причины подобного состояния философских идей окосмосе, стоит внимательнее присмотреться к характеру астрономических знаний Фалеса и его последователей Анаксимандра и Анаксимена и осмыслить весьма тонкое для древности относительное отличиеастрономии как делающей самые первые шаги науки от астрономиикак свода чисто практического знания.

Когда мореплаватель ориентируется по некоему созвездию, по расположению планет, ему, вообщеговоря, не нужно ничего другого, кроме некоторых практических сведений. Для того, скажем, чтобы плыть в Эгейском море, лучше всегоМалую Медведицу держать справа или слева по курсу, в зависимостиот того, в какую сторону плывешь. Почему именно так, мореплавателю знать не столь важно. Ему также нет необходимости вникать ввопросы о том, какова форма звезд, по которым он ориентируется,планет, которые он наблюдает.Когда мифология задавалась вопросами: почему, как устроены космос и его тела, то от творцов мифов никто не требовал доказательств.Например, если они утверждали: Земля — огромное тело, имеющееформу шара, то создатель мифа мог бы для доказательства сослатьсяна что угодно — на предание, на богов.

А вот первый греческий мудрец, делая какие-то астрономические заключения, уже должен былпредставить соображения, доказательства конкретного характера илитеоретического абстрактного порядка. Как можно было в то времядоказать шарообразность Земли? Лишь использовав для этого какието теоретические соображения, и некоторые философы пробовали этосделать. Но какие то были "доказательства"? Главным образом эстетические.

Так, пифагорейцы считали, что шарообразная форма наиболее совершенна. Круглое тело считалось пластичным, красивым.Поэтому нашей Земле — по законам гармонии и совершенства — лучшевсего быть шаром. Но ведь, если рассуждать абстрактно, планета,которую мы видим круглой, не обязательно имеет форму шара. Вполне логично предположить, что к нам обращен каким-то своим донышком некий цилиндр. И предположение о том, что Земля и другие планеты имеют форму цилиндра, этого весьма популярного у античныхисследователей геометрического тела, — одно из самых распространенных в философии того периода.Эмпирически ясные доказательства шарообразности Земли, вообще говоря, люди получили, когда смогли совершить кругосветноепутешествие или когда полетели в космос, никак не раньше.

Правда,теоретические доказательства шарообразности Земли, а также вращенияЗемли вокруг Солнца были получены еще до кругосветных путешествий, тем более космических полетов. Но во времена древних мудрецовони были невозможны. Не было и не могло быть тогда эмпирическидостоверных доказательств относительно космоса и планет. О космосеможно было только рассуждать абстрактно, только фантазировать.37Потому так тесно связанное с практикой астрономическое знание сделалось областью свободной фантазии.Философии было важно и удобно опереться на астрономическийматериал: здесь брала свое естественное начало органичная и для древней мысли, и для философии вообще идея космоса, целостного, единого мира, универсума. Вначале эта идея могла быть только плодомполу мифологической, полу философской фантазии. Понятно, что астрономия в античности так и не стала наукой в современном смыслеэтого слова: почти все астрономические знания оказались более илименее фантастическими.

Земля в представлении древних мудрецовастрономов по форме уподобляется куску деревянного цилиндра, который плавает в океане. Так думал о Земле Фалес, во всяком случаетакая мысль ему приписывалась. Фантазия? Да. Но существенно, чтосоздается знание, отличное и от практических сведений астрономии, иот космогонии мифологического типа. В чем же его отличие? Преждевсего в том, что философ-астроном предлагал "образ фантазии", накоторый надо было осмелиться: он выдвигал некоторую парадоксальную, необычную идею. То был полет мысли, выход за пределы непосредственного, практически данного, созерцаемого.Здесь следует особо сказать о физике. "Фюсис" по-гречески означает "природа".

Вокруг этого понятия концентрируются размышления над природой. Впервые начинаются они не в философии. Такиепонятийные "единицы" мышления, как "космос", "земля", "небо", присущи сознанию всех думающих людей. Целостность неба — это реальность. Космос — и окружающий нас видимый мир природы, и рисуемаявоображением невидимая целостность. И потому люди начинаютразмышлять над такими целостностями, еще находясь в плену мифологического сознания.

Слово "фюсис", "природа", происходит отгреческого глагола qnxo, который означает "рождаю" (фйоцш. — "рождаюсь"). Значит, само слово говорит о том, что греки обращают внимание на подвижное, развивающееся, рождающееся, на некоторое созидательное единство, каким и является природа. И в соединении стеми мыслительными новшествами, о которых шла речь раньше, этодает существенный результат.Природу теперь предполагается объяснять из нее самой. Значит,не ссылками на богов, "живущих" в самой вещи или вынесенных за еепределы.

И важно, что в древнегреческой науке и философии природа как целое становится объектом размышления раньше, чем людиначинают научно исследовать отдельные тела. Физика рождается, таким образом, прежде всего как космология, космогония, как учение окосмосе, разумеется, в античном его понимании. По этой причинеастрономия довольно быстро становится частью философского размышления, частью рассуждения о мире, о природе в целом. Природавообще, как таковая, как единство — вот что интересует сначала мифологию, а потом уже и пред- и собственно философию.

Но на вопросо единстве природы, о природе как целом философия отвечает уже38иным, чем мифология, образом. Тут намечается единство философиии зарождающейся науки: в обоих случаях предполагается предоставление доказательств. В самом деле, если то, о чем знание говорит,довольно часто не очевидно, то нужны доказательства. И вот понятие"фюсис"-"природа". начинает расслаиваться. С одной стороны, подним имеют в виду все то, что есть, что рождается, возникает, существует.

Естественный, рождающийся и возникающий мир, взятый в егоцелостности, — это то, что и мы с вами тоже понимаем под природой.С другой стороны, греки словом "природа" ("фюсис") обозначают ито, что мы назвали б"ы "сущностью", но для чего также подчас используем слово "природа" (в значении: суть чего-либо).

"Фюсис", природа во втором смысле — то, что не очевидно, что нужно выявить, найти, что не совпадает с нашим непосредственным опытом относительноприроды. Такое разделение путей мысли — одно из самых важныхдля рождения науки.Специфику возникающей древнегреческой науки лучше всего рассмотреть на примере математики. Греки совершили в математикекардинальный поворот: они старались сформулировать задачу и еерешение самым общим образом — без отнесения к особой областидеятельности.

Так произошел интеллектуальный рывок от того, чтоПлатон называл "логистикой", т.е. от конкретной, прикладной (в современной терминологии) математики — искусства счета — к математике абстрактной. Но этим дело не исчерпывалось. Важно, что грекитакже и в математической науке, и, быть может, прежде всего в ней,перешли к доказательствам. Сначала не было осознано, для чегонужны доказательства, — ведь они велись по отношению к знаниям,которые и египтянам, и грекам представлялись само собой разумеющимися. Но такое доказывание оказалось очень нужным интеллектуальным процессом: мыслительная деятельность доказательства браларазгон как раз на очевидном — ясном и близком.

Люди упражнялисьв том, чтобы, не отрываясь от очевидного, сделать его бесспорным,неопровержимым. Методы доказательства очевидного (о чем И. Кантговорит в «Критике чистого разума»), видимо, так занимали греков,что о людях, перешедших к доказательствам (поначалу — доказательствам очевидного), сохранилась память как о величайших изобретателях. Наверное, одним из таких людей и был Фалес.Скорее всего, на Востоке уже было известно, что углы при основании равнобедренного треугольника равны.

Фалесу же приписывалось(Проклом, Евдемом) именно доказательство теоремы (20; 113). ПозжеПифагор доказывал свою знаменитую теорему, развертывая уже целую систему доказательств. Как утверждают историки науки, речьопять-таки шла о теореме, которую знали и которой практически оперировали египтяне:Относительно математических занятий первых милетских философов можно с полным основанием утверждать, что как математики онивыходят на путь абстрактных обобщающих построений, опирающихся на доказательства. Это — существенные новшества в корпусе39знаний античности. И, быть может, решительный шаг к освобождению от конкретности, к превращению математики во всеобщее знаниеи обусловил громадный прогресс самой математики.