Диссертация (Трагическое в русской литературе XX века (на материале повестей Б. Лавренева, В. Быкова, В. Распутина)), страница 13

Здесьже, наверно, чего-то не хватило ему ― выдержки или принципиальности»[408]. Сам писатель отмечал: «Рыбак тоже не подлец по натуре; сложисьобстоятельства иначе, возможно, проявилась бы совершенно другая сторона егохарактера и он предстал бы перед людьми совсем в ином свете»148.Ему свойственно чувство братства, товарищества и взаимовыручки. Онискренне заботился о больном напарнике. Заметив, что Сотников мерзнет вшинели и пилотке, Рыбак из-за пазухи вытащил ему замусоленное, вафельноеполотенце, чтобы тот хотя бы шею замотал.

По дороге он по возможностиободряет Сотникова. Когда они сидят на голодном пайке, Рыбак делится с нимостатками своей порции пареной ржи. «Для Рыбака не так важно было, чтовдвоем они остались голодными, ― больше тревожила мысль о тех, которыемерзли теперь на болоте. За неделю боев и беготни по лесам люди измотались,отощали на одной картошке, без хлеба, к тому же четверо было ранено, двоихнесли с собой на носилках» [311]. Когда Сотников не мог идти из-за ранения, онпомогал ему нести оружие. Еще более важно его поведение, когда он попал вдом крестьянина Ахрема и его дочери Зоси. Ахрем и Зося сберегли, не выдалиего и ухаживали за ним. Добросердечная деревенская девушка полюбила его.Он мог спокойно продолжать жить в этой семье, где молока и сметаны хватало.Но он знает, что если он бы принял такое решение, все прежнее, для чего онжил и старался, рухнуло бы навсегда. Когда он узнал, что немец застрял подМосквой, он решил податься в лес, т.

е. снова вернулся в строй воюющих.Автор добавляет, что Рыбак «не любил причинять людям зло ― обижать148Быков В. Как создалась повесть «Сотников». // Литературное оброзрение. 1973. № 7. С. 101.67невзначай или с умыслом, не терпел, когда не него таили обиду. В армии,правда, трудно было обойтись без того ― случалось, и взыскивал, но старался,чтобы все выглядело по-хорошему, ради пользы службы» [340]. Он не наказалстаросту.

Он по дороге пожалел Петра. Когда Сотников упрекнул его, онответил: к врагу следовало относиться без всякой жалости, но тут получилосьтак, что очень уж мирным, по-крестьянски знакомым показался ему этот Петр.Рыбак общительный и контактный, он склонен ко всему относиться просто, неосложнять жизнь ни себе, ни другим. Все переговоры с местными он берет насебя и тотчас находит верный тон. Он не был из числа тех, которые жаждалислужить врагу.Рыбак показался писателю похожим на одного знакомого солдата,которого он встретил в августе сорок четвертого года в одном румынском селе,проезжая мимо сборного пункта военнопленных.

«И вдруг загорелое, небритоелицо одного из тех, что безучастно сидели в канаве у самой изгороди,показалось мне знакомым. Пленный тоже задержал на мне свой отрешенныйвзгляд, и в следующее мгновение я узнал в нем когдатошнего моегосослуживца, который с осени сорок третьего считался погибшим. Более того, застойкость, проявленную в тяжелом бою на Днепровском плацдарме, за умелоекомандование окруженным батальоном, в котором он был начальником штаба,этот человек «посмертно» был удостоен высокой награды. О нем рассказывалиновому пополнению, о его подвиге проводили беседы, на его опыте училисьвоевать.

А он вот сидел теперь передо мной в пропотевшем немецком кителе стрех цветным шевроном на рукаве, на котором красноречиво поблескивали тризнакомые буквы «РОА». Он попросил закурить и кратко поведал печальную иодновременнострашнуювсвоейуничтожающейпростотеисторию.Оказывается, в том памятном бою на плацдарме он не был убит, а был толькоранен и попал в плен. В лагере, где он потом оказался, сотнями умирали отголода, а он хотел жить и, вознамерившись обхитрить немцев, записался во68власовскую армию с надеждой улучить момент и перебежать к своим.

Но какназло удобного момента все не было, фронт находился в жестокой обороне, а завласовцами строго следили гитлеровцы. С начала нашего наступления емупришлось принять участие в боях против своих, хотя, разумеется, он стрелялвверх: разве он враг, утешал он себя. И вот в конце концов оказался в плену,конечно же, сдался сам, иначе бы тут не сидел <...>.Я слушал его и верил ему: он не враг, он говорил правду. Безусловно, онне был из числа тех, которые жаждали служить врагу, его личная храбрость ивоинское мастерство были засвидетельствованы высокой наградой.

Просто,оказавшись в плену, он превыше всего поставил собственную жизнь и решилобхитрить фашистов. И вот плачевный результат этой хитрости <...> »149.Так случилось и с Рыбаком. Ему оставалось сделать нравственной выбор― умереть достойно или остаться жить подло.Ликвидация закончилась. «Людям скомандовали разойтись, женщины,подростки, старухи, ошеломленные и молчаливые, потащилисьпо обеимсторонам улицы.

Некоторые ненадолго останавливались, оглядывались начетырех повешенных, женщины утирали глаза и торопились уйти подальше»[448].После казни осознание совершившегося нарастает у Рыбака быстро ибурно. В глубине души он начинает уже чувствовать неестественность своегоположения, нравственное неудобство. Чувство виновности коснулось егосознания. Радость спасения явно омрачалась. Теперь для него единственнаяжизненная опора ― найти случай уйти к своим, чтобы обойти судьбу испастись.Полицаи шли вниз по той самой улице. На них теперь оглядывались всете, что брели с этой акции вдоль обшарпанных стен и заборов, с упреком,страхом, а то и нескрываемой ненавистью в покрасневших от слез женскихглазах. Для полицаев все стало привычкой и их не трогало.

Они совсем не149Быков В. Как создалась повесть «Сотников». // Литературное оброзрение. 1973. № 7. С. 101.69обращали внимание на бесправных, запуганных людей. Но Рыбак совсевозрастающей тревогой думал, что надо смываться.Момент, о которым Рыбак мечтал, вроде бы наступил.

«Кто-то там ехалнавстречу, и старший угрожающе прикрикнул на него. Затем и остальныепотеснились в рядах, разминаясь. И Рыбак вдруг реально представил: броситьсяв сани, выхватить вожжи и врезать по лошади ― может бы, и вырвался. Нодядька! Придерживая молодого, нетерпеливого коника, тот бросил взгляд на ихстроевого начальника и всю их колону, и в этом взгляде его отразилась такая кним ненависть, что Рыбак понял: с этим не выйдет!» [450] Его, словно обухомпо голове, оглушила неожиданная в такую минуту мысль: удирать некуда. Изэтого строя дороги к побегу уже не было. Он находится в безвыходнойситуации. Его последняя единственная надежда разрушена.

Растерянный,озадаченный Рыбак узнал, что хотя его оставили в живых, но в некотором родетакже ликвидировали. Возврата к прежнему теперь уже нет.Так герой начинает осознавать трагичность ситуации, в которую онпоставил себя. Пытаясь преодолеть ее, он решает покончить с собой ―повеситься в туалете. Но не получилось. Что будет дальше с героем? Это неясно. Будет ли он мучиться от понимания совершенной ошибки? Или будетсуществовать, радуясь, что остался жив? Скорее, последнее.

Навряд ли чувствотрагизма будет активно преследовать его. Но не понимать значения своегопредательства, результаты которого воочию видели жители села, человек неможет. Так что совесть, наверно, будет тревожить его. Однако суждение Е. В.Волковой о том, что «трагичен тот, кто поплатился за свою ошибку, принялвозмездие и глубоко раскаялся в содеянном»150, вряд ли серьезно может бытьотнесено к поведению Рыбака.150Волкова Е. В. Трагический парадокс Варлама Шаламова. М., 1998.

С. 49.70***В творчестве В. Быкова, среди ряда замечательных повестей на военнуютему («Дожить до рассвета», «Обелиск», «Альпийская баллада») есть такая,которая, с одной стороны, как бы перекликается с рассмотренной здесь, сдругой, полемизирует с нею, противопоставляя Рыбаку иной тип героя, явнопринадлежащий к категории «трагических».Это ― повесть «В тумане», написанная позже и опубликованная вжурнале «Дружба народов» в 1987 году. В 1992 г. режиссер Сергей Лозницаснял фильм с таким же названием. Картина участвовала в основной конкурснойпрограмме 65-го Каннского кинофестиваля, где была удостоена специальногоприза ФИПРЕССИ.