Диссертация (Тип «подпольного человека» в русской литературе XIX – первой трети ХХ в), страница 4
Описание файла
Файл "Диссертация" внутри архива находится в папке "Тип «подпольного человека» в русской литературе XIX – первой трети ХХ в". PDF-файл из архива "Тип «подпольного человека» в русской литературе XIX – первой трети ХХ в", который расположен в категории "". Всё это находится в предмете "филология" из Аспирантура и докторантура, которые можно найти в файловом архиве МГУ им. Ломоносова. Не смотря на прямую связь этого архива с МГУ им. Ломоносова, его также можно найти и в других разделах. , а ещё этот архив представляет собой кандидатскую диссертацию, поэтому ещё представлен в разделе всех диссертаций на соискание учёной степени кандидата филологических наук.
Просмотр PDF-файла онлайн
Текст 4 страницы из PDF
Никогда впоследствии он не раскрывал с такойполнотой и беззастенчивостью все интимнейшие, не предназначенные напоказтайники своего духа. Это первая у Достоевского критика социализма, первое открытоепровозглашение эгоистического и аморального индивидуализма. С презрением ибогохульными насмешками Достоевский сжигает и топчет все, чему поклонялся вгоды близости Белинскому и Петрашевскому.
Он словно вымещает на духовныхвождях своей юности тяжкие годы каторжных испытаний» [Гроссман 1924, с. 191].В исследовании А. С. Долинина «Достоевский и Суслова» «Записки изподполья» названы «циническим манифестом о полном разрыве с прошлым»[Долинин 1925, с. 160]. В той же работе Долинин отмечал: «Да, “Подполье” в планеидеологическом, действительно является жестокой пародией Достоевского на свои жесобственные общественные идеалы, которые вдохновляли его и в годы 40-е, и в годы60-е (…). В этом смысле идеология «Подполья» сводится в сущности к тому, что князьВалковский из “Униженных и оскорбленных” вдруг наделяется особеннымнравственным пафосом, и дается ему полное право, даже в обязанность вменяется,унижать и оскорблять» [Долинин 1925, с.
155]. Тем не менее А. С. Долинин признавалважную роль «Записок из подполья» в творческом наследии Достоевского, назвавповесть «пролегоменами ко всему художественному творчеству Достоевскогопослекаторжного периода» [Долинин 1963, с. 230].Похожим образом о повести в те же годы отзывается В.
Л. Комарович,высказывая убеждение, что основной целю написания «Записок из подполья» былаполемика с социализмом и в частности с романом Чернышевского «Что делать?».Споря с Чернышевским, Достоевский, по мнению исследователя, разрушает своиюношеские идеалы: «Но все-таки разрушение, видимо, полное. Ведь попутнополемике с Чернышевским идет столь же открытое и столь же злое осмеяние15гуманистическихнастроений40-хгодов;желчновысмеивается“мечтатель”,“спасающийся” от жизни во “все прекрасное и высокое”, втаптываются в грязь егомечты о героизме, о героическом служении человечеству; в злых карикатурахмелькают тени пленительных когда-то образов и сюжетов (…); так высмеиваютсяюношеские мечты и сам «мечтатель» (сам Достоевский, конечно), “обнимающийся совсем человечеством”» [Комарович 1997, с.
600-601. Курсив наш – К.К.]. Такимобразом, исследователь прямо приписывает слова Парадоксалиста автору – так, какесли бы Достоевский в повести говорил от себя.Резко отрицательно о «Записках из подполья» отзывался М. Горький. Признаваявлияние Достоевского на европейскую литературу, Горький считал, что Достоевскому«принадлежит слава человека, который в лице героя “Записок из подполья” сисключительно ярким совершенством живописи словом дал тип эгоцентриста, типсоциального дегенерата» и «фигурой своего героя показал, до какого подлого визгаможет дожить индивидуалист из среды оторвавшихся от жизни молодых людей XIXXX столетий» [Первый Всесоюзный съезд советских писателей 1934, с.
11]. Оценка,высказанная Горьким на Первом съезде писателей,на долгое время определилаотношение советских исследователей к «достоевщине» вообще и «Запискам изподполья» в частности. Так, в 50-е гг. В. В. Ермилов продолжал уравнивать писателя(«реакционного утописта» [Ермилов 1956, с. 13]) и его «подпольного» героя. «Запискииз подполья» литературовед считал одним из наиболее реакционных произведений,проникнутым «безысходным пессимизмом» (вопреки «историческому оптимизму»гениального Чернышевского) [Ермилов 1956, с. 42]. По мнению Ермилова,«подпольный человек» совершил более гнусное «моральное преступление», чемРаскольников, так как последний убил старуху ударом, а первый подверг свою жертвумедленным, утонченным мукам [Ермилов, там же]. Достоевский же виновен в том, чторассказывал об этом преступлении «со злорадством», во многом разделяя «угрюмуюзлобу своего героя» против самых светлых людей своей современности – Белинского иЧернышевского [Ермилов 1956, с.
43].Совершенно иной взгляд на «Записки из подполья» представлен в книгеМ. М. Бахтина 1929 г. «Проблемы творчества Достоевского» 1 . Вклад М. М. Бахтина визучение наследия Достоевского трудно переоценить. Без сомнения, концепция1Переработанное и дополненное издание этого труда вышло в 1963 г. под названием «Проблемы поэтикиДостоевского» и тогда же получило «вторую жизнь» и огромную популярность среди широкого круга читателей.16Бахтина, разработанная почти девяносто лет назад, актуальна и по сей день, авведенную им терминологию современные ученые используют до сих пор.
В нашемисследовании мы также во многом будем опираться на выводы, сделанные Бахтиным.Постараемся кратко обозначить основные тезисы концепции Бахтина, безкоторой сегодня невозможно составить сколько-нибудь полного представления обизучаемом нами типе.Одна из ключевых идей исследования Бахтина заключается в выявлениипозиции автора по отношению к герою. Особенность авторской позиции Достоевскогов том, что «все устойчивые, объективные качества героя (…) все то, что обычнослужит автору для создания твердого и устойчивого образа героя (…) становитсяобъектом рефлексии самого героя, предметом его самосознания; предметом жеавторского видения и изображения оказывается сама ф у н к ц и я этого самосознания(…).
То, что выполнял автор, выполняет теперь герой, освещая себя сам со всехвозможных точек зрения; автор же освещает уже не действительность героя, а егосамосознание, как действительность второго порядка» [Бахтин 2002, с. 57. ВыделеноМ. М. Бахтиным].Что же касается Подпольного человека, то о чертах его характера вообще нельзясказать ничего определенного, поскольку каждую из них герой делает «предметомрефлексии» [Бахтин 2002, с. 60]. Подпольный человек заранее предвосхищает оценку,которую ему могут дать другие: «Герой из подполья прислушивается к каждомучужому слову о себе, смотрится как бы во все зеркала чужих сознаний, знает всевозможные преломления в них своего образа…» [Бахтин 2002, с. 63].Это стремление предвосхитить суждение других о себе связано с центральнойидеей рассуждений Подпольного: «Человек не является конечной и определеннойвеличиной, на которой можно было бы строить какие-либо твердые расчеты; человексвободен и потому может нарушить любые навязанные ему закономерности.
ГеройДостоевского всегда стремится разбить завершающую и как бы умерщвляющую егооправу ч у ж и х слов о нем» [Бахтин 2002, с. 69. Выделено М. М. Бахтиным].В главе «Слово у Достоевского» Бахтин характеризует речь героев Достоевскогокак «слово с оглядкой»: «Внутренне-полемическое слово – слово с оглядкой навраждебное чужое слово – чрезвычайно распространено как в жизненно-практической,так и в литературной речи и имеет громадное стилеобразующее значение (...) сюда же17относится всякая приниженная, витиеватая, заранее отказывающаяся от себя речь, речьс тысячью оговорок, уступлений, лазеек и пр. Такая речь словно корчится вприсутствии или в предчувствии чужого слова, ответа, возражения» [Бахтин2002, с.
219. Курсив наш – К. К.]. И далее: в произведениях Достоевского «явнопреобладаетразнонаправленноедвуголосоеслово,притомвнутреннедиалогизированное, и отраженное чужое слово: скрытая полемика, полемическиокрашенная исповедь, скрытый диалог. У Достоевского почти нет слова безнапряженной оглядки на чужое слово» [Бахтин 2002, с. 227. Курсив наш – К. К.].Еще одна важная особенность слова Подпольного человека – т. н. «лазейка»:«Лазейка делает зыбкими все самоопределения героев, слово в них не затвердевает всвоем смысле и в каждый миг, как хамелеон, готово изменить свой тон и свойпоследний смысл.
Лазейка делает двусмысленным и неуловимым героя и для самогосебя. Чтобы пробиться к себе самому, он должен проделать огромный путь» [Бахтин2002, с. 261].Итак, по Бахтину слово Подпольного человека является: «внутреннеполемическим», «диалогизированным», «двуголосым», «словом с оглядкой», «словом слазейкой».Еще одной поворотной точкой в исследовании «Записок из подполья» сталаработаА. П. Скафтымова«“Запискиизподполья”средипублицистикиДостоевского» 1 , которая впервые была издана в Праге в 1929 г., но получила широкуюизвестность значительно позже, после переиздания.
Это исследование на сегодняшнийдень обладает не меньшей значимостью и актуальностью, чем фундаментальный трудБахтина. По признанию многих ученых, именно исследование Скафтымова знаменуетсобой новый этап в изучении «Записок из подполья».А. П. Скафтымов утверждает, что «Записки из подполья» не просто непротиворечат прежним убеждениям писателя, но и являются их органичнымпродолжением:«Дотехпор,покавыясняетсянеискоренимаяпотребностьиндивидуальной самостоятельности, пока защищается полная свобода волевогосамоопределения, автор и подпольный герой выступают заодно, здесь они союзники.Подпольным героем Достоевский констатирует силу индивидуального самосознания в1Скафтымов А.